| И почему остальная Америка так и не примирилась с характерными преступлениями нашей эпохи? Мэтт Тэйбби  Alex Wong/Getty Я был удивлен, когда услышал, что великий Стиви Уандер - автор пронзительной антивоенной анти-вьетнамской песни "Front Line" - выразил признательность Джону Маккейну во время концерта в прошлые выходные. С одной стороны, это имело смысл, так как Уандер всегда был готов к любви и прощению и редко говорил что-то плохое о ком бы то ни было. Но он также является политическим голосом, вдохновенно поющим о неспособности Америки принимать во внимание свой разрушительный характер. Эта песня 1983 года, "Front Line", описывает явление, о котором мы много не говорим: наше бездумное преклонение перед всем, что связано с армией, и нашу беспримерную способность быстро забывать зверства, совершаемые военными, чтобы приветствовать неизбежное следующее вторжение. Главным героем песни "Front Line" является афро-американский ветеран вьетнамской войны, но Уандер мог бы петь и о Джоне Маккейне: А в мире в газетах написано сегодня, Что еще одна война не за горами... Они смеются и говорят хорош заливать о войне, в которой ты не должен был воевать
Но мои мозги так промыты, что я бы, пожалуй, вернулся туда и снова это сделал. Маккейн, в общем-то, не был человеком твердых убеждений. Самое честное, что он когда-либо сказал, было то, что он выдвинулся на пост президента не для того, чтобы запустить реформы, или из какого-то "грандиозного чувства патриотизма", а просто потому, что "это стало моей целью - стать президентом". Скорее, часто казалось, что внутренние вопросы не вызывали у него никакого интереса, и он был даже знаменит некоторым образом "наведением мостов" между партиями по таким вопросам как финансирование избирательных кампаний. Но у него было одно непоколебимое убеждение: во всех случаях, когда у Америки была внешнеполитическая проблема, то решением всегда было разбомбить кого-нибудь нахрен. Задолго до того, как он стал символом анти-трампизма (несмотря на то, что он значительным образом содействовал феномену Трампа, запустив Сару Пэйлин в американскую политику в 2008 году), Маккейн бросил вызов официальной Республиканской партии и поддержал воздушные удары Билла Клинтона в Косово. Маккейн хотел пойти даже еще дальше - до наземного вторжения, если необходимо. Люди не помнят, но именно этот эпизод впервые возвысил статус Маккейна как выборного должностного лица до уровня медийного кумира. "Мы отказались от большего числа, чем согласились", - сказал он в 1999 году о запросах об интервью. "В пять раз большего".  Джон Маккейн С этого момента он стал лидером поддерживаемой обеими партиями чистейшей ценности, существующей в Вашингтоне: военного интервенционизма. Он никогда не видел ни одного вторжения, которое бы он не поддержал, и это к сожалению, заслуженно, что последний законодательный акт, носивший его имя, являлся огромным повышением военных расходов, получившим тройную поддержку - со стороны официальных демократов, республиканцев и Дональда Трампа. Мы оставляем дымящиеся кучи пепла по всему миру, и вместо того, чтобы задаваться вопросом, почему нас ненавидят в этих местах, мы продолжаем думать, что это американский футбол и что мы просто будем задавать тон в следующей игре. "Мы прикончим их в следующий раз" стало нашей официальной внешней политикой, и Маккейн давно был возведен в ранг ее официального представителя. Маккейн никогда не изменил своего мнения в особенности о Вьетнаме, и это влияло на его мнение о каждой последующей войне. Вот что Маккейн написал в 2003 году, через несколько месяцев после вторжения в Ирак: Мы проиграли во Вьетнаме, потому что мы потеряли волю к борьбе, потому что мы не понимали характер войны, которую мы вели, и потому, что мы ограничили имевшиеся у нас средства. Маккейн добавил, что у иракцев было меньше шансов на "победу", потому что у них "нет укрытия, которым являлись Северный Вьетнам, Камбоджа и Лаос". С 1963 по 1974 год мы сбросили два миллиона тонн снарядов на Лаос - не Северный Вьетнам, а Лаос - что выражалось в "загруженном бомбами самолете каждые восемь минут, 24 часа в сутки, в течение девяти лет". Количество погибших в этой одной стране составило якобы 70000 человек (50000 во время войны, и 20000, которые погибли позднее от неразорвавшихся поначалу бомб). Аналогичные операции в Северном Вьетнаме убили, как говорят, 182000 гражданских лиц, а оценки погибших от бомбардировок в Камбодже варьируются от 30000 до 150000 человек. Добавьте еще 400000 покалеченных людей и дополнительные 500000 ужасных врожденных дефектов развития, приписываемых применению реактива "эйджент орандж", и вы начнете проникаться масштабом страданий гражданского населения, вызванных нашим нападением на Индокитай. Я поднял эту тему потому, что взгляд Маккейна на то, что там произошло - что мы "проиграли" во Вьетнаме только потому, что мы были "ограничены", скажем, 2 миллионами тонн бомб и 580000 самолётовылетов в таких местах как Лаос - продолжает оставаться по сей день общепринятым мнением. Эта идея представляет собой одну сторону допустимого спектра мнений, в котором Энн Култер этого мира настаивают, что нам всегда мешают только либералы и журналисты и другие подобные предатели, которые "поддерживали/поддерживают врага". Другая "доминирующая" позиция по Вьетнаму сегодня - которую занимает среднестатистический симпатизирующий демократам, смотрящий Кена Бернса читатель "Нью-Йорк Таймс" - в том, что нам следовало пораньше понять, что война в Индокитае была по сути "войной, которую нельзя выиграть", и что надо было выйти из нее раньше, чтобы избежать ненужных потерь жизней, особенно американских. Мы так никогда и не смогли дойти до мнения, которого придерживается большая часть остального мира: Америка совершала там массовые военные преступления, включая "геноцид, использование запрещенных видов оружия, плохое обращение и убийство военнопленных, насилие и принудительное перемещение военнопленных". Представления Маккейна никогда, ни на дюйм не сдвинулись в эту сторону. Именно поэтому он позднее отказался видеть безумие во вторжении в ряд других стран, включая Ирак. На ранних этапах войны там он заявил: "В Ираке нет народного, антиколониального сопротивления". Несмотря на личный опыт, Маккейн не смог понять, что такое контрсопротивление, несомненно, сплотится, чем дольше мы будем оставаться в стране, бомбя гражданское население и осуществляя такие негуманные стратегии как намеренное разрушение гражданской инфраструктуры. В 2009 году, отметив, что "мы не побеждаем" в Афганистане, Маккейн снова сказал, что нам нужно удвоить усилия, а не отступать: "Размер необходимых ресурсов, чтобы одержать победу, будет огромным, а временной график будет измеряться годами, а не месяцами". Известным решением Маккейна для Ирана была "эта старая песня Beach Boys", которую он спел: "Бомбить, бомбить, бомбить, бомбить, бомбить Иран". Он также выступал за интервенцию в Ливии, Нигерии, Косово и Боснии, среди прочих. Его позиция по Сирии: "Единственное реалистичное [решение] ... - с помощью иностранной военной авиации". Когда Трамп, наконец, побомбил Сирию, Маккейн сказал, что это решение "назревало восемь лет". Совсем недавно Маккейн проголосовал, чтобы заблокировать решение о прекращении американского участия во все более похожей на геноцид военной кампании под руководством саудов в Йемене. Точно так же, как фотографии убитых и изувеченных вьетнамских детей не изменили мнения в отношении той войны, так и сходные съемки из Йемена не проникли в мысли Вашингтона сегодня. Маккейн представлял собой одну из главных иллюзий в современной американской культуре: когда мы бомбим какую-то страну, то это не насилие, а доброжелательное выражение нашей приверженности правам человека. И это не массовое убийство гражданских лиц, если мы делаем это с воздуха. Если мы убиваем 100+ иракских жителей, сбросив 226-килограммовую бомбу, то это не то, чтобы мы выстроили их в ряд и расстреляли, или что-нибудь в этом роде. Мы на самом деле верим, что покоренные народы будут благодарить нас за "бомбежки управляемыми бомбами", т.е. за то, что мы заботимся, чтобы потери среди детей и стариков были на приличном минимуме, и/или за то, что мы взрываем их доступ к электричеству, чистой воде и лекарствам с максимальной четкостью и эффективностью. Эта иллюзия о благодарных жертвах настолько сильна, что мы даже должны были понять на этой неделе, что Маккейна оплакивают в Ханое - городе, который он сам бомбил. Журналисты якобы нашли цветы у его памятника, и одно или два типично буддистских выражений прощения на лицах вьетнамских прохожих. Да бросьте. Если бы у нас вообще было самоосознание, то мы бы оставили эту историю в покое. Мы можем поучиться у вьетнамцев и в духе всепрощения зафиксировать, что Маккейн был семейным человеком и уважаемым коллегой членов Сената. Но что мы не можем сделать, так это притвориться, что у нас нет серьезного запущенного пристрастия к войне, которое переживет и Маккейна, являвшегося, пожалуй, безусловным символом этой проблемы. Покойный сенатор был одновременно и жертвой, и носителем нашей национальной трагедии, которая начинается с неспособности - по-прежнему - противостоять нашему кровавому прошлому. | 
