Рефлексивное отношение к бытию, способность регулярно, почти непрерывно "оглядываться назад" - важное качество того "общества знания", нормы которого выработало Просвещение. Это вовсе не самопроизвольно возникшее умение, это часть определенной методологии мышления. Ее можно освоить и развивать, а можно и утратить.
Именно рефлексия дает возможность поступательного движения в познании реальности - в каждый момент настоящего мы должны иметь в виду тот прошлый запас знания, который приращиваем сейчас, ибо эту новую частицу знания мы встраиваем в изменяющуюся структуру знания, которым обладали вчера, год или десять лет назад. Рефлексия - это непрерывное обновление знания. Понятно, что она требует воли и мужества - сзади всегда ошибки. Недаром Кант писал, что Просвещение имеет свой девиз, свой наказ: Aude saper - "имей отвагу, смелость знать".
В России после 1992 г. произошло разрушение или глубокая деградация инструментов рефлексивного мышления. Доктрина реформы прямо предполагала стирание коллективной исторической памяти, замену культурного ядра российского общества, возвращение на "столбовую дорогу цивилизации". Отключение "блока рефлексии" в сознании работников власти и управления в начале 90-х годов было массовым и поразительным по своей моментальности – как будто кто-то сверху щелкнул каким-то выключателем.
Нарушение норм рациональности при утрате памяти и способности к рефлексии - большая общенациональная проблема, она сама должна стать предметом усиленной рефлексии, а затем и специальной культурной, образовательной и организационной программы. Пока что признаков осознания этой проблемы не видно.
Вот недавний известный пример. В 2002 году в РФ собрали 86 млн. т зерна. Высшие должностные лица заявили, что в России достигнут рекордный урожай (говорилось даже, что "удалось добиться таких результатов, которых не было в советское время"). При этом реальные данные Госкомстата РФ о производстве зерна (в весе после доработки) публикуются регулярно и общедоступны. Они таковы: в 1970 г. в РСФСР было собрано 107 млн. т зерна; в 1973 – 121,5; в 1976 – 119; в 1978 – 127,4; в 1990 – 116,7; в 1992 – 107. Мы видим, что 24 года назад было собрано зерна в полтора раза больше, чем в "рекордный" 2002 г. То есть, представления высших чиновников и их экспертов о зерновом хозяйстве России ошибочны фундаментально. Более того, урожай 1992 года, то есть уже времен реформы, был больше "рекорда" почти на треть. Урожай менее 100 млн. т в последние 20 лет в РСФСР вообще был редкостью. Даже в среднем за пятилетку 1986-1990 гг. зерна собирали 104,3 млн. т в год.
Чиновники и служащие в правительстве и администрации президента эксперты-экономисты, конечно же, не собирались ввести общество в заблуждение. Они были неспособны мыслить во временном контексте, "видеть" даже короткие временные ряды. И это свойственно нынешней власти в целом. Поврежден важный механизм рационального знания. Утверждение, будто 2002 год стал рекордным для территории РФ за всю ее историю, не является тривиальным. Как можно, называя какое-то достижение рекордом (то есть "записанным на скрижалях" достижением), не взглянуть назад и не поинтересоваться, какими были достижения в прошлые годы? Тем более, что сельское хозяйство страны переживает кризис. Как мог сенсационный рекорд не вызвать интереса и сомнения?
Надо вспомнить, что одним из первых шагов реформы стала ликвидация тех главных инструментов рефлексии и "административной памяти", которые выработала наша культура. К их числу относился, например, регулярный гласный отчет по понятной и весьма строгой форме. Прошел год - и отчитывается руководитель, каждый в рамках своей ответственности, а все слушают. Сама форма отчета заставляла людей вспоминать. И этот отчет кладется, как летопись наших дел.
Производственные совещания, на которых отчитывался директор, профсобрания с отчетом профкома, сессии Верховного Совета с отчетом председателя Совета министров – все это был механизм, заставляющий вспоминать и обдумывать пройденное - за год, за пятилетку. Эту обязанность вспоминать и обдумывать отменили. Полезно взять сегодня любой отчетный доклад Косыгина - и сравните с речами Гайдара, Черномырдина, Касьянова. Мы видим огромный откат в культуре памяти и мышления
Если и есть отчеты, составляемые правительством по установленной международными организациями форме, то они остаются практически недоступными для общества. Официальный "Доклад о состоянии здоровья населения РФ" в 1993 г. был выпущен тиражом 300 экз. Чиновники и даже специалисты утратили доступ к элементарному инструменту рефлексии - статистическим ежегодникам. В советское время ежегодник "Народное хозяйство СССР" издавался массовым тиражом, содержал информативные показатели с длинными временными рядами и стоил 3 рубля. Нынешний ежегодник - скудное по содержанию издание ценой более 1 тыс. руб. Сделаны недоступными простейшие контрольные инструменты рефлексии (отчетные доклады, контрольные цифры и др.), идет быстрая деградация хранилищ материальных носителей памяти (архивов и библиотек). Восстановление даже этих элементарных условий для полнокровного рефлексивного мышления уже стало сложной задачей.
Не имея ни ясно изложенных программ, ни отложившихся, как летописи, отчетов, ни доступной статистики работники органов власти и управления и не могут оценить пройденного пути. А без памяти о пройденном нельзя рационально рассуждать о программах! Пять лет говорилось о "программе Грефа", потом эта программа куда-то исчезает - и о ней никто не вспоминает.
Хороший учебный материал для анализа функции рефлексии дает история введения купли-продажи земли и "фермеризации" России в 90-е годы. В доктрине реформ было принято, что главным типом хозяйства на селе в будущей рыночной системе станут фермерские хозяйства. Их пропагандой занимались идеологи и ученые широкого диапазона. Кампания эта проходила вне норм рационального знания – с крайним гипостазированием, игнорированием реальных фактов и нарушением логики. Но здесь мы говорим о рефлексии.
Как видятся результаты огромного изменения сегодня, через 17 лет после начала "фермеризации всей страны"? Невозможно разумное планирование дальнейших шагов без анализа тех последствий, к которым привела большая программа, которая к тому же не отменена и не завершена.
Результаты таковы. В 2006 г. число фермерских хозяйств в РФ составило 255,4 тыс., а общая земельная площадь их сельскохозяйственных угодий - 21,6 млн. га (со средним размером земельного участка 81 га). Из этих угодий пашня составляла 15 млн. га. Это около 15% всей пашни в России. На этой земле фермеры произвели в 2006 г. 6,5% всей валовой сельскохозяйственной продукции страны. Особенно сильно у них отстает трудоемкая часть сельского хозяйства – животноводство. Здесь они дают только 3,3% от общего объема продукции. Очевидно, что как производственный уклад в российском сельском хозяйстве фермерское хозяйство оказалось несостоятельным. Предположение, что этот уклад является наиболее прогрессивным и продуктивным, не оправдалось. Но ведь ученые и политики, которые 17 лет переделывали сельское хозяйство страны, исходя из этого предположения, никогда не обмолвились об этом выводе. Неизвестно даже, знают ли они о результатах этого колоссального эксперимента.
Каковы перспективы фермерства в нынешней системе хозяйства? Судя по объективным данным, очень небольшие. По данным Сельскохозяйственной переписи 2006 года, из имеющихся фермерских хозяйств сельскохозяйственную деятельность осуществляли в 2006 году только 124,7 тыс. А 107 тыс. фермеров относятся к категории "прекративших сельскохозяйственную деятельность". Еще 21,4 тыс. хозяйств считаются "приостановившими сельскохозяйственную деятельность". Выходит, половина фермеров, получив землю, хозяйства на ней не ведут! Можно ли замалчивать этот факт?
Ведь из него следует, что не увенчалось успехом главное институциональное изменение в сельском хозяйстве России, которое было положено в основу реформ - не действует институт купли-продажи земли. Такое фундаментальное изменение жизнеустройства страны требовало обширного обоснования и общественного диалога. Диалога не было, задать вопросы было нельзя, доводы реформаторов были очень скудными. Но как реально пошла купля-продажа земли, как оправдалось первое предвидение авторов реформы? Самый длительный эксперимент по продаже земли был проведен в Саратовской области. Казалось бы, итоги его должны быть подведены и изучены. Напротив, о результатах уже более чем десятилетнего опыта Саратовской области практически ничего не известно, есть лишь отрывочные данные.
Саратовская область – зерновая. Как повлияло введение купли-продажи земли на производство? Заметных улучшений по сравнению с другими областями нет. Относительно трех "советских" пятилеток с 1976 по 1990 годы сбор зерна в области за пятилетки с 1991 по 2005 годы снизился в той же пропорции, что и в других регионах. Но это не главное. Главное – частный капитал не покупает землю, чтобы вести хозяйство. Землю скупят спекулянты для теневой перепродажи иностранцам, о чем пишут откровенно. Вот недавняя справка Минсельхоза: "Добросовестные землепользователи и инвесторы сталкиваются с проблемами оформления земли в собственность или в долгосрочную аренду. Одновременно с этим, все последние годы идет процесс повышения привлекательности земли как рыночного товара, как актива. В результате в эту сферу вошли многочисленные земельные спекулянты".
В "Государственном (национальном) докладе о состоянии и использовании земель в Российской Федерации в 2004 г." сказано: "Из 401 млн. га земель сельскохозяйственного назначения в собственности граждан и юридических лиц находится около 126 млн. га или более 30% от всех таких земель. Остальные 275 млн. га (около 70%) находятся в государственной и муниципальной собственности. Из 121 млн. га, которые являются собственностью граждан, около 113 млн. га (93%) составляют земельные доли, из них примерно 27 млн. га (24%) — это невостребованные земельные доли. В сельскохозяйственном производстве не используется более 30 млн. га пашни" [356].
Итак, в государственной и муниципальной собственности в 2004 г. находилось 275 млн. га (около 70%) земель сельскохозяйственного назначения России. Эту землю в небольших размерах каждый год покупают сельскохозяйственные предприятия и фермерские хозяйства. Так, в 2004 г. ими было выкуплено у уполномоченных органов государственной и муниципальной власти 8 тыс. га земель вне населенных пунктов. Это 0,0029% земли, предлагаемой к продаже. И сельскохозяйственные предприятия, и фермеры предпочитают не обременять себя частной собственностью, а арендовать землю у государства (в 2004 г. такая аренда составила 54 млн. га).
Реально, никто землю для производства хлеба не покупает, 93% земли граждан – полученные от колхозов паи, а у юридических лиц земли чуть больше 1%. При этом разгром колхозов и совхозов привел к сокращению посевных площадей на треть. Надо зафиксировать этот вывод, ставший несомненным за 17 лет реформ: институт купли-продажи земли, ради внедрения которого реформаторы пошли на создание глубокого раскола в обществе, в России не действует.
Почему же и половина начавших свое дело фермеров прекратили пахать и сеять? Причина в том, что мелкая ферма не может вести хозяйство и тягаться с крупным хозяйством без очень больших бюджетных дотаций. Это надежно установлено и в столыпинской реформе, и в США, и в Западной Европе. А обещанных дотаций фермерам в России не дали. Когда проводилась кампания “фермеризации”, были обещания, что тем гражданам, которые выйдут из коллективных хозяйств и совхозов и заведут собственное хозяйство, будет оказана государственная поддержка. К концу 90-х годов около 80% фермеров не получили такой помощи. Они работали себе в убыток, с огромной самоэксплуатацией. Сейчас, с быстрым ростом цен на зерно, финансовое положение фермеров немного улучшается, но в целом это не меняет дела.
В результате к 2006 г. 50,6% всей земельной площади занимали фермерские хозяйства, владеющие более чем 1000 га земли. Таковых было 4466 хозяйств – на всю Россию. Среди них выделялись 101 хозяйство, владевшие более 10 тыс. га каждое (в среднем по 56 тыс. га). Это российские латифундисты, уклад "третьего мира". Возник и слой малоземельных и, как ни странно это звучит, безземельных фермеров. Из всех фермерских хозяйств в 2006 г. 17,4% вообще не имело земельных участков, и еще 20,5% имели участки до 3 га (в среднем по 1,7 га).
Хозяйства фермеров, в основном, являются семейными. По сути дела, это трудовые крестьянские хозяйства с очень малой долей наемного труда. Согласно изучению, в 1999 году, 187,6 тыс. хозяйств. В них было занято 235,8 тыс. наемных работников (в среднем 1,3 работника на одно хозяйство), причем в среднем один работник за год отработал только 43,9 человеко-дня. Реально, это были батраки-сезонники. Затраты на оплату труда с социальными отчислениями в структуре расходов фермерских хозяйств составляли всего 10%.
В 2006 г. общее число работников, занятых во всех фермерских хозяйствах, составляло 475 тыс. человек. В их числе наемных работников, занятых на постоянной основе, было 83 тыс. человек, то есть в среднем по одному работнику на 3 фермерских хозяйства. Остальные – поденщики или сезонники. Таким фермерские хозяйства в России в целом стали еще менее "капиталистическими", чем в 1999 году. Тогда ради чего разрушили имевшиеся развитые хозяйства?
Фермерством занялась отечественная сельская элита, верхушка колхозно-совхозной деревни. Из 146 тысяч руководителей дееспособных фермерских хозяйств 86 тыс. проработали в сельском хозяйстве более 20 лет. Мало того, это самый образованный состав – 34,2 тыс. (23%) руководителей имеют высшее профессиональное образование. Это агрономы, инженеры, зоотехники. Еще 4,8 тыс. имеют незаконченное высшее образование, а 46,6 тыс. (32%) – среднее специальное. Изъятие из сельскохозяйственных предприятий такого числа опытных и высокообразованных специалистов и превращение их в мелких хозяев на клочке земли – колоссальный удар по отечественной экономике и по российской деревне. Это наша национальная беда, которая не была осмыслена и к которой государство и общество остались равнодушны.
Надо искать новые формы соединения трудовых крестьянских хозяйств с крупными предприятиями, совместно модернизировать их как систему. Но для этого требуется рефлексия, а она отсутствует.
Можно говорить об утрате управленческими структурами "системной памяти", наличие которой и делает возможной рефлексию. За последние 15 лет произошло повреждение и частичная деструкция структур мышления значительной части работников управления и органов власти РФ, а также их социальной базы – гуманитарной и научно-технической интеллигенции. Мы переживаем кризис когнитивной структуры управления – всей системы средств познания и доказательства, которые применяются при выработке решений. Это не могло не вызвать и кризиса сообщества управленцев. Ведь оно, как и любое профессиональное сообщество, соединяется не административными узами, а общим инструментарием. Масштабы деформации когнитивной структуры таковы, что на деле надо констатировать распад сообщества. Разумеется, работники управления – умные и образованные люди, они часто произносят разумные речи, но эти "атомы разума" не соединяются в систему, что и говорит о распаде сообщества.
Для такого вывода имеются необходимые и достаточные признаки. Во-первых, социально важные решения, полученные с явным нарушением логики и меры, а иногда и прямая ложь политизированных управленцев не вызывают санкций со стороны коллег – это означает, что сообщества не существует. Есть конгломерат личностей и клики, собранные "по интересам", но нет социальной системы, соединенной общими нормами и общей этикой. Во-вторых, взаимоисключающие утверждения, которые кладутся в основу решений, не становятся предметом дебатов с целью найти причины расхождений. А ведь такие расхождения с невыявленными "корнями" ставят под угрозу целостность когнитивной структуры и всегда вызывают тревогу сообщества. В настоящее время они не порождают ни тревоги, ни дебатов, даже не вызывают удивления и любопытства.
Состояние системы управления в России ныне таково, что оно будит и актуализирует латентные опасности и выводит на уровень потенциально смертельных даже те опасности, которые могли бы контролироваться с ничтожными затратами. Мы обычно сводим дело к коррупции и некомпетентности, но еще большая беда состоит в том, что власти делают ошибку за ошибкой – и никаких признаков рефлексии и "обучаемости". |
