Первым пиарщиком в мировой истории был Герострат. Он раньше других понял истину, которая в наши дни выдается за главное правило PR: "Для славы не важно, что о тебе говорят, а важно, что о тебе вообще говорят". Чтобы о нем говорили, как известно, Герострат спалил храм Артемиды Эфесской — одно из семи чудес света. По решению жителей ионийских городов имя Герострата было предано вечному забвению, однако даже сегодня его знают все, кто читал в своей жизни не только этикетки.

В наши дни Герострат, наверное, был бы ведущим телепередачи "Пусть говорят" или "Ты не поверишь!". Он бы оккупировал фонтаны, объявлял голодовки, бил женщин по лицу. Он бы надел жене на голову балаклаву и отправил ее плясать на амвоне. Словом, был бы крайне успешным человеком.

Но главное: чем бы он ни занимался, какие бы свободы ни защищал, чего бы ни требовал, кого бы ни запугивал, у него в мобильном обязательно было бы несколько десятков номеров "нужных" журналистов. Чтобы прежде чем начать защищать, требовать и запугивать, обеспечить себе аудиторию.

Террор в прямом эфире

С 90-х годов пресса периодически пытается найти для себя ответ на вопрос: как ей вести себя в ходе терактов. Время от времени журналисты вспоминают 11 сентября в Нью-Йорке, указывая на то, что американские СМИ в тот момент не впали в истерику и продемонстрировали высокую государственную дисциплину и нравственность. В США в день крупнейшего в мире теракта по телевидению показывали общие планы катастрофы и разные периферийные события. В кадр не попадали ни изувеченные трупы, ни раненые, ни люди, от безысходности выпрыгивающие с верхних этажей небоскребов, ни паника, ни истерики родственников жертв.

Российский опыт работы в специальных условиях нельзя назвать удачным. Достаточно вспомнить деятельность СМИ во время теракта в Театральном центре на Дубровке в 2002 году. Тогда преступники получили удивительный режим благоприятствования в эфире для пропаганды своих идей.

Известно, что деятельность СМИ является частью терактов, пожалуй, даже самой важной. Пресса, телевидение и интернет осуществляют задуманную террористами практику воздействия на общественное сознание, на принятие решений органами власти, способствуя устрашению населения.

В дни теракта на Дубровке журналисты блестяще добились той цели, которую и преследовали бандиты: они провели невиданную акцию запугивания населения и оказали мощнейшее давление на органы государственной власти. Кровавое реалити-шоу включало истеричные призывы к властям немедленно принять все требования террористов, обращения самих боевиков, панораму театрального зрительного зала с лежащими в неестественных позах уничтоженными чеченками, данные о передвижениях спецслужб.

Террористы со своей стороны сделали все возможное, чтобы стать главными медиафигурами. Они выдвигали и отменяли разные требования, заставляли родственников заложников выходить на митинги с плакатами, приглашали на переговоры известных людей и тут же отказывались от переговоров с ними, впускали внутрь телекамеры. Все это позволило превратить теракт в жутчайший репортаж с того света.

В период атаки на "Норд-ост" СМИ терроризировали население до предела. По данным исследования фонда "Общественное мнение", проведенного через месяц после "Норд-оста", 68% жителей страны были уверены, что следующий теракт произойдет именно в их городе или поселке. Больше 70% опрошенных испытывали чувство настоящего ужаса, как если бы это произошло с их близкими, коллегами, детьми.

Медики составили свою картину страха. Отдел клинической психологии Научного центра РАМН опросил больше 300 москвичей, у которых на Дубровке не было ни родственников, ни знакомых. Как оказалось, у 24% из них выявляются симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), какое бывает у участников боевых действий и настоящих жертв теракта. Даже среди необученных солдат доля страдающих ПТСР — 16–18%, у обученных — 4–10. Москвичи в период "Норд-оста" посредством телетрансляции получили больший заряд страха, чем на войне.

После Дубровки СМИ пытались договориться между собой о соблюдении неких "моральных рамок" при работе в чрезвычайных ситуациях. Договориться получилось не очень хорошо, поскольку некоторые издания, например "Ведомости" или "Новая газета", настаивали на свободе "показывать события такими, какие они есть".

Приходи на меня посмотреть

Глава синодального Отдела Русской Православной Церкви протоиерей Димитрий Смирнов назвал участившиеся в последнее время нападения на храмы духовным терроризмом. По его словам, такой терроризм так же сложно прогнозируем, как и терроризм обыкновенный.

Между антицерковными выходками и террором есть еще несколько схожих черт. Во-первых, то и другое направлено на эмоциональное поражение больших групп людей. Во-вторых, главным поражающим элементом в обоих случаях являются СМИ.

Почти все узнали о том, что активистка украинской организации "Femen" спилила поклонный крест в центре Киева, от журналистов. Она бы могла разместить снимки в блоге, однако нужного ей размаха в этом случае явно бы не вышло. Как ни крути, невзирая ни на какое растущее проникновение интернета, ту или иную тему, обсуждаемую на любом уровне, на повестку дня всего общества выносят СМИ. Поэтому если бы не камеры, то крест в Киеве не упал бы вообще. Его просто не стал бы никто срезать. Ибо — бессмысленно.

21 февраля 2012 года в храм Христа Спасителя вместе с четырьмя девками из Pussy Riot и их группой поддержки пришли, судя по видеозаписи, с десяток российских и зарубежных журналистов. Если бы этих людей там не было, "перфоманс" прошел бы незамеченным, как и точно такая же акция за два дня до этого, 19 февраля 2012 года, в Елоховском Богоявленском соборе. На этот раз пресса была приглашена заранее, то есть сознательно использовалась как инструмент для пиара акции.

После поимки девиц пошли разговоры о том, что прокуратура может привлечь журналистов, освещавших их выходку в храме Христа Спасителя, к уголовной ответственности за экстремизм. К этому якобы даже призвала патриархия РПЦ на том основании, что журналисты, которые первыми сообщили об акции, вступили в сговор с активистками панк-группы.

И отчасти это справедливо. Журналист Андрей Цаплиенко, например, рассказывает о том, что однажды в Ираке группа боевиков пригласила сотрудников СМИ из одной западноевропейской страны снять атаку на американский блок-пост. Для атаки был подготовлен автомобиль, приготовлены боеприпасы. Журналистка и оператор отказались снимать стопроцентно рейтинговую "жесть", и не потому, что испугались. Журналистка тогда сказала: "Понимаешь, одно дело, если бы мы сняли это случайно. И другое — если мы сознательно едем снимать теракты. Тогда мы становимся соучастниками убийства".

Час Герострата

Зачем же СМИ участвуют в оскорбительных для больших групп людей, разрушительных и незаконных акциях? Приходится констатировать, что в самой сути СМИ заложен некий неустранимый порок, на котором играют террористы и вандалы всех идеологических окрасок. Журналисты делают это, будучи глубоко пораженными профессиональными болезнями прессы.

Журналистом быть трудно. Образ высокоморального сотрудника СМИ, продумывающего каждое свое слово — наивный миф из прошлого. Журналист — обычный человек, подвергающийся профессиональной деформации, как и все люди. Если у водителей профессиональные заболевания — геморрой и остеохондроз, то у журналистов свои недуги — болтливость, самоуверенная глупость, беспринципность, а у многих и продажность. Все эти качества в сочетании с претензиями на роль "совести нации" дают катастрофический результат.

Если попытаться проанализировать мотивы, которые побудили журналистов прийти на "крестоповал", то мы получим на выходе одно из перечисленных заболеваний. Эти журналисты либо не задумывались о нравственной стороне этой акции и сообщили о ней, "не приходя в сознание", просто "до кучи", либо обслуживали чьи-то интересы, либо боялись отстать от конкурентов. Опаснее всего из них те, кто думал, что защищает этим некие ущемляемые ценности, без которых общество обречено на несчастное, кастрированное существование.

Профессиональные заболевания журналиста почти гарантированно обеспечивают ему классический "комплекс Герострата", в соответствии с которым важно сообщить "жесть", и неважно — хорошо это или плохо. Этот комплекс в наши дни, с развитием Интернета, перекинулся из сугубо профессиональной сферы СМИ, политики и шоу-бизнеса в широкие массы. Мы уже привыкли видеть толпу зевак, снимающих на мобильные горящий джип с пятью пассажирами внутри. И привыкли к тому, что лишь один из них бросается разбивать лобовое стекло. Все эти люди не знают хрестоматийного случая в журналистике XX века, когда в США фотограф снимал прыгающего с моста самоубийцу и пошел впоследствии под суд за то, что не вмешался и не воспрепятствовал тому прыгнуть. В наши дни "жесть" имеет куда большую ценность, чем человеческая жизнь.

Если вдуматься, игнорирование "мероприятий" вандалов и террористов — единственный способ защиты от любого вида терроризма, цель которого — самопрославление и самореклама под видом благородных протестов. Ведь в сущности любой теракт — это PR-акция. Иначе зачем взрывать мир?

Правы те, кто говорит, что мудрее всего было оставить всех этих безмозглых девок в покое, тем самым лишив их иллюзии, что мир вращается вокруг них и ради них. Необходимо было объявить им медиабойкот, только на это у нас не хватило единства и мужества. Мы слишком поражены профессиональными болезнями СМИ.

Еще одна хрестоматийная история, которую знают все студенты-журналисты, рассказывает об американском репортере, который во Вьетнаме договорился с солдатами, чтобы перед его камерой расстреляли пленного вьетконговца. Он попросил солдат расстрелять пленного на фоне светлой стены, чтобы кадр вышел контрастным. Те согласились и спросили согласия у вьетконговца, которому было уже все равно. Кадр оказался уникальным. Но журналистское сообщество объявило коллеге бойкот, и тот был вынужден покинуть профессию.

В XXI веке мы уже не в силах это сделать. Как жители ионийских городов, мы, даже если и пытаемся, не можем забыть Герострата.

Дмитрий Трунов