Десять лет назад Америка вторглась в Ирак. Наш политический класс почему-то решил, что в ответ на теракт мы должны начать войну с режимом, который - при всей его гнусности - не имел к случившемуся никакого отношения.

Нас предупреждали, что это ужасная ошибка, что аргументы в пользу войны выглядят слабыми и могут оказаться сфальсифицированными, что эта авантюра, скорее всего, обойдется нам дорого и вместо обещанной легкой победы принесет одно горе. И все это оказалось правдой.

Оказалось, что оружия массового поражения в Ираке не было. В ретроспективе стало очевидным, что администрация Буша преднамеренно обманула нацию, чтобы втянуть ее в войну. Сама эта война, которая погубила тысячи американцев и десятки тысяч иракцев, да и финансово обошлась нам гораздо дороже, чем предсказывали ее сторонники, в итоге ослабила, а не усилила Америку и создала в Ираке режим, склоняющийся, скорее, к Тегерану, чем к Вашингтону.

Теперь вопрос в том, научились ли чему-нибудь наша политическая элита и наши масс-медиа на этом опыте? Судя по всему, нет.

Перед войной сильнее всего поражала иллюзия консенсуса. Ошибавшиеся тогда эксперты до сих пор оправдывают себя тем, что "все" верили в наличие серьезных причин для войны. Разумеется, признают они, у войны были противники, но они не входили в мейнстрим.

Проблема этого аргумента заключается в том, что он основан на порочном круге: поддержка войны в то время входила в определение мейнстримной позиции. Если кто-то был против, то, независимо от его компетентности, его мнение считалось не заслуживающим внимания. Так думали не только в политических кругах, но и в прессе, большая часть которой фактически отказалась от беспристрастности и присоединилась к партии войны.

Говард Курц (Howard Kurtz) из CNN, в то время работавший в The Washington Post, недавно написал, как работал этот механизм, который отбраковывал скептическое освещение проблемы, невзирая на качество материала. "Статьи, ставившие под сомнение доказательства или аргументы в пользу войны, - пишет он, - часто уходили в стол, сокращались или отвергались".

Тесно связано с этим отказом от беспристрастности было преувеличенное и неуместное почтение к властям. Только люди, находившиеся на влиятельных постах, считались заслуживающими уважения. Г-н Курц вспоминает, например, как The Post отвергла статью своего же собственного корреспондента, специализирующегося на проблемах обороны, потому что он ссылался на отставных военных и внешних экспертов — "иными словами на тех, у кого хватало независимости, чтобы сомневаться в оправданности войны".

Таким образом, перед нами наглядный пример опасности группового мышления, демонстрирующий, насколько важно прислушиваться к скептикам и отделять журналистику от пропаганды. Однако, как я отметил выше, этот урок не был усвоен, доказательство чему - то помешательство на бюджетном дефиците, которым уже три года охвачена наша политическая арена.

Я не хотел бы слишком далеко заходить в своих сравнениях. Скверную экономическую политику все же нельзя приравнивать с моральной точки зрения к войне, начатой по ложному поводу. Хотя предсказания "бюджетных кликуш" раз за разом не оправдываются, ничего столь же решительного и шокирующего, как полное отсутствие оружия массового уничтожения в Ираке, пока не произошло. Самое главное, что в наши дни – в отличие от 2002-2003 годов - инакомыслящие не вынуждены постоянно чувствовать атмосферу угрозы и ощущать, что любые высказанные сомнения могут иметь катастрофические личные и карьерные последствия. Помните всеобщую ненависть к Dixie Chicks?

Тем не менее, сейчас, как и тогда, мы имеем дело с иллюзией консенсуса, возникающей на основе процесса, в рамках которого любой, кто сомневается в господствующем мнении, сразу же оказывается на обочине, независимо от своей прошлой репутации. Как и раньше, пресса небеспристрастна. Особенно поражает, насколько часто сомнительные утверждения принимают за факты. Достаточно упомянуть все те новостные статьи, в которых говорится, что в Соединенных Штатах наступил "долговой кризис" - при том, что многие экономисты сказали бы, что никакого долгового кризиса сейчас нет.

Фактически сейчас грань между новостями и мнениями еще больше размылась, даже по сравнению с временами, когда мы двигались к войне. Как заметил в прошлом месяце Эзра Клейн (Ezra Klein) из The Post, "похоже, к бюджетному дефициту правила репортерской нейтральности не относятся".

Иракское фиаско должно было научить нас сохранять скептицизм и не полагаться на авторитеты. Когда вы слышите, что "все" выступают за ту или иную меру – будь это произвольная война или сокращение бюджетных расходов, - подумайте, не означает ли это, что из числа "всех" просто исключили тех, кто думает иначе. А когда вы слышите аргументы, оценивайте их по их весомости, а не по тому, кто их приводит – не забывайте, как Колин Пауэлл (Colin Powell) уверял нас, что в Ираке есть ОМУ.

К несчастью, как я уже говорил, эти уроки мы, судя по всему, не усвоили. Усвоим ли мы их хоть когда-нибудь?

Оригинал публикации: Marches of Folly