От редакции: Уважаемые читатели! По инициативе одного из наших читателей мы начинаем бессрочный проект: "ПОМНИМ! 1941-1945 гг". Любой из посетителей сайта может прислать нам рассказ о своих дедах и прадедах, бабушках и прабабушках, воевавших на фронте и за линией фронта, работавших в тылу, переживших оккупацию. Мы будем публиковать ваши рассказы в теме "История: факты и документы". Условие одно — это должна быть история вашей семьи, история конкретных людей, имена которых должны быть названы. Вы можете воспользоваться формой "Прислать новость" (доступно для зарегистрированных пользователей), либо формой сообщения со страницы Контакты (доступно для всех), чтобы присылать свои истории. Предлагаем вашему вниманию первый рассказ от инициатора проекта Вадима Гладышко. Бесценный Дар Человеку свойственно смотреть в Будущее, мечтать о хорошем о добром, строить планы и надеяться на лучшее... Но прожитые годы, жизненный опыт и присущее только человеку чувство ответственности, порой все более настойчиво и неотвратимо возвращают нас к пониманию жизненно важных Истин, мимо которых мы, по молодости лет, пробегали, не оглядываясь. Ведь молодость беспечна, а жизнь кажется бесконечной и полной земных радостей. Горечь потерь и непреложность утрат настигает нас — беспечных и беспомощных — словно лавиной, сдавливая сердце непомерной тяжестью, порой такой чудовищной, что кажется просто невыносимой... От этой боли есть только одно средство — Человеческая Память. Сознание наше принимает ее как Дар, бесценный, священный и животворящий, некий жизненно важный код, позволяющий нам называться людьми, высокое, величественное Право, за которое жили, творили и боролись ОНИ — наши Великие Предки! В той Великой Войне мои деды воевали за меня и за всех нас нынешних, терпя лишения, о которых нам даже и подумать страшно. Мой дед Чуприн Петр Филиппович ушел на фронт в 1941 году из села Михайловка под Днепродзержинском, дома осталась семья, в которой на хрупкие плечи бабушки Натальи легли все заботы и ответственность за девятерых детей, старшему из которых было 14 лет, а мои мать и ее брат-близнец были еще грудничками. Дед никогда не рассказывал мне о войне, с которой вернулся израненным в 1944 году, для него это было очевидно тяжелым воспоминанием, я никогда не слышал из его уст упоминаний этой темы. Он даже фильмов о войне не мог смотреть. Будь он жив сейчас, я наверное от него узнал бы все... Мы сели бы с ним за столом за бабушкиным самоваром с абрикосовым вареньем и липовым медом, и дед открыл бы мне всю свою душевную боль, от которой его добрые ясные глаза были такими грустными... Я всегда буду помнить его взгляд, полный любви и нежности, взгляд проницательный и словно оберегающий. Я всегда буду помнить прикосновение его большой, натруженной, теплой руки, приглаживающей мои мальчишеские непослушные пряди. И этот неповторимый запах пчелиного воска, свежеструганых ульев и дыма вишневых стружек дымаря. Мне, непоседе, сорванцу, дед позволял все — и детские шалости и буйство фантазии, и когда я за них получал от матери, всегда он был на моей стороне. Но лишь однажды я столкнулся с его строгостью и твердостью, смысл которых я понял только с годами... Это было летом 1978 года. Мы гостили в деревне, туда же приехал дедушкин фронтовой товарищ с внуком Стасиком, моим ровесником, с которым мы облазили все окрестности и инициировали множество захватывающих детских приключений. Возле дедового дома за садом был огромный пустырь, где в густых, как лес, зарослях репейника мы построили шалаш, оборудовали не только место для ночлега, но и смастерили печь, на которой в чугунке варили кукурузу. Кульминацией наших приключений было намечено следующее: самостоятельное приготовление ужина и ночлег в шалаше. Я так был уверен в важности и глубоком значении этого мероприятия, что решил посвятить в наши планы деда. Как сейчас помню: я шел впереди деда, показывая ему тропинку к нашему жилищу и предвкушал какого одобрения нам предстоит услышать за нашу самостоятельность... Дед вошел в шалаш, оглянулся по сторонам, как бы прислушиваясь к чему-то, потом обошел молча шалаш вокруг и как отрезал: "Ночевать здесь не надо. Я не разрешаю!" Для меня это была катастрофа, досада, разочарование, чуть не плача я потом ерзал в уютной постели и никак не мог уснуть. Весь мир был против меня. А утром, едва я открыл глаза, ко мне подошел дед и молча повел меня по нашей знакомой тропинке, и когда мы пришли к шалашу, то от него осталась груда веток и петляющая тракторная колея. Оказывается ночью у вдовы-соседки был гость, тракторных дел мастер, который залив за воротник, решил нарезать пару кругов по пустырю, а колея гусеничного трака прошла в аккурат там, где должны были по задуманному плану, посапывать во сне, две белобрысые неугомонные головки. Дед, ты спас нас не только на войне, но и в мирной жизни! Спасибо тебе! Это очень тяжелое, ни с чем несравнимое чувство утраты тех, кто нам близок и дорог, кто величием своей человеческой души хранит нас и оберегает от лишений и жизненных невзгод. Они не умирают, они уходят. Ведь бессмертная душа живет, пока живет наша Память. Да, все так! Но как же все-таки больно... Человеческая Боль... В 2013 году ушел мой родной дядя Чуприн Григорий Петрович. Тот, самый старший из детей, которому в 1941 было 14 лет. Во время фашистской оккупации его угнали на работу в Германию, и на этапе в Польше он бежал, был пойман, затравлен собаками до полусмерти, но чудом выжил и брошен в концлагерь Освенцим. Там он боролся за жизнь до самого освобождения. Когда наши войска освободили узников, еле живого, его приютила наша воинская часть, выходили, откормили, а командир части организовал прямо на месте его призыв в действующую армию. Там в Польше, в воинском контингенте дядя и прослужил до демобилизации. Однажды мне, мальчишке, он рассказывал обо всех своих приключениях. Когда за отличную службу его командование поощрило краткосрочным отпуском с выездом на Родину, он из письма знал, что дома очень голодают. Рассказывал, что копил деньги и на все, что были, на польском базаре накупил хлеба и сала, еще и сухой паек получил на дорогу. Мешок получился неподъемный... "Ну, думаю, умру, а все-равно как-нибудь допру. Как ехал, как добрался до Днепродзержинска, одному Богу известно... Но мешок из рук не выпускал, достану, говорит, хлебный сухарь, погрызу, водою запью и только вперед, домой! А от Днепродзержинска на попутке кое-как добрался до полпути от дома, а дальше хоть караул кричи. Стою, говорит, значит, со своим мешком среди поля и чуть не плачу. А тут дедуля какой-то на полуразвалившейся тележке что-то везет, я к нему... В общем, выменял у него тележку на кусок сала и хлеб, проволокой ее кое-как укрепил, мешок на нее погрузил и протопал с тележкой домой километров 40. Подхожу, говорит, к деревне, сердце из груди так и выпрыгивает, а возле нашего дома, девчушка в брезентовом сарафанчике, худенькая, одни глаза... Меня увидала, бежит и кричит: "Мама, мама! К нам дядя солдат пришел!" Это была твоя мать, Нина. А гостинцы мои ой как помогли, ведь ели они тогда лебеду и крапиву". Мой второй дед Михаил Тимофеевич Гладышко ушел на фронт в 1941 году из села Ружин под Житомиром. Дома осталась бабушка Евдокия Яковлевна и пятеро детей мал мала меньше. Оккупация, голод. Бабушка рассказывала, что, когда пришли немцы, полицаи повыгребали из домов всю живность, все продукты. Ей чудом удалось припрятать в подполе кабанчика. Рассказывала, как глубокой ночью, она дрожа от страха и беспомощности, душила его, чтобы не верещал на всю округу, а потом разделывала при тусклом свете сальной свечи. Затопила печь и всю ночь жарила на огромной сковороде мясо и сало, а потом сложила все в большой треснутый чугунный таз и залила смальцем. Когда все застыло, поставила этот никому не нужный таз в сарае со всяким хламом, на самом видном месте вверх дном. Брала оттуда ложку смальца и мяса и варила похлебку, вот так и выжили. А от деда — ни весточки всю оккупацию. И после освобождения тоже ни весточки... Уже потом выяснилось с годами, что дед и несколько односельчан, служившие с ним вместе на фронте, пропали без вести в страшных боях при освобождении Харькова. Никто из них не вернулся. А бабушка Евдокия одна поднимала пятерых детей, трудилась на колхозных полях от зари до зари, но детей воспитала и отправила учиться. Мой отец и его братья всю свою жизнь искали фронтовой след своего отца, хотя бы знать, как погиб и где его могилка, чтобы поклониться. Могилки они не нашли, но... Дедушка, мы помним тебя! И будем помнить – всегда! Спасибо за жизнь! Нет, они все не умерли, они просто ушли, оставив в наших сердцах след высоких, ни с чем не сравнимых священных, полных высших таинств, добрых чувств. И с высоты своего Великого Подвига героев-победителей в самой чудовищной войне они будто смотрят на нас, безмолвно вопрошая: Достойны ли мы их Светлой Памяти. Спасибо Вам за ваш Подвиг, Великие наши Предки! Вечная Светлая Вам Память! Вадим. | 
