Русский историк Георгий Вернадский, эмигрировав в США, во время Второй мировой войны становится аналитиком американской разведки. Вернадский считал, что поведение российских элит заложено исторически и оно неизменно. Агрессия России идёт и от её отсталости (русские не доросли до демократии), и от желания жить в мире с США, которые они боятся и уважают. Георгий Владимирович Вернадский родился в 1887 году. Он сделал себе имя как историка ещё до Революции. Во время Гражданской Вернадский заведовал печатью в Крыму у генерала Врангеля, эмигрировал с остатками его армии в Европу, но пробыл на континенте недолго, в 1927 году перебравшись в США. По сравнению с подавляющим большинством русской гуманитарной интеллигенции жизнь Вернадского за границей сложилась блестящим образом. Он прекрасно знал английский язык, умел дружить с людьми из истеблишмента и не ввязывался в эмигрантские дрязги. В США его ждала хорошая академическая карьера. В 1929 году выходит его "История России", которая стала учебником для исторических кафедр американских университетов, затем – биография Ленина (Ему представилась возможность поработать в Гуверовском институте, куда его пригласил Гарольд Фишер, ставший директором института. Целый ящик в фонде Вернадского заполнен подробными конспектами ленинских работ. Книга была написана по-русски, переведена на английский Малколмом Дэвисом). 
(Георгий Вернадский) Постепенно в американской академической среде Вернадский получает негласное звание "гуру аналитика русской жизни". В начале 1930-х, кроме преподавания в Йельском университете, он консультирует крупные американские компании, занимавшиеся индустриализацией в СССР, а также ряд конгрессменов, лоббировавших установление дипломатических отношений с Москвой. С началом Второй мировой началась "вторая карьера" Вернадского. В 1940 году он официально начинает консультировать американскую военную разведку. В частности, его работой было регулярно читать советские газеты и слушать советское радио, затем с бюрократического большевистского новояза переводить самые важные новости на понятный русский язык, и с него – на английский. 
К этому времени уже сложился взгляд Вернадского на СССР – его прошлое, настоящее и будущее, и это знание он пытался донести как до разведки, так и до американского истеблишмента, в т.ч. и президента Рузвельта. В какой-то степени он исходил из своих кадетских и евразийских пристрастий, однако именно в работах, посвященных современному периоду России (т.е. после 1917 года), они наименее заметны. Он кратко сформулировал этот взгляд на СССР так: "Хотя революция разрушила целостную политическую и социальную структуру Российской империи, преемственность сохранилась. Само советское государство является лишь юридическим фасадом Евразии. Чтобы понять настоящее и будущее России/СССР, надо всегда смотреть в её прошлое (фактически он говорит о цикличности российской истории)". Ещё один его важный тезис, который он внушал американцам: "Россия – нормальная страна, просто это периферия Восточной Европы, отстающая от основных исторических процессов в Европе на 50-70 лет (этим он, в частности, объяснял особенность антисемитизма в России, который основывался не на расовой, а на религиозной основе и, таким образом, являлся остатком средневековой ментальности, когда религия значит больше, чем раса и национальность). Ещё одна её беда – география и наличие азиатских соседей (чего лишена Европа), с которыми надо считаться и даже подстраиваться под них (т.е. в какой-то мере искусственно становиться ими)". 
Авторитет Вернадского в армейской разведке вырос, когда он ещё в 1941 году верно предсказал, что Япония не нападёт на СССР – ни в этом году, никогда. Что этому препятствует менталитет японцев, боящихся как степей (Монголии), так и русской холодной тайги. Их экспансия будет происходить на юг, в тропики. В 1943-1944 годах в Йеле была объявлена специальная армейская обучающая программа — Foreign Area Studies, где история оказалась одним из основных предметов. Группы набирались небольшие, до 10-16 человек, но дело было поставлено серьёзно – выпускники предназначались для работы в будущей оккупационной администрации США в Европе. Вернадский становится одним из кураторов этой программы. Большой, информативный курс историк прочитал в Колумбийском университете в 1944-1945 годах. В 1945-1946 Вернадский активно работал в рамках специальной школы для офицеров, где читал курсы о России. Во многом эти будущие работники ЦРУ, армейской разведки, историки и советологи в 1950-70-х станут оказывать влияние на внешнюю политику США. 
Что же проповедовал будущему американскому истеблишменту Вернадский? Он верно предсказала, что на некоторое время – максимум на два поколения (т.е. 45-50 лет) – Москва сделалась маяком для угнетённых народов не только в самой Европе, но и далеко за её пределами, и всё это время её мощь будет расти. Но затем в СССР наступят перемены. Вернадский был убеждён, что история России подвержена вот таким полувековым циклам. В целом он оказался прав – к середине 1960-х (1917+45-50) революционный дух Москвы выветрился. Забегая вперёд, скажем, что следующий цикл "по Вернадскому" – консерватизма и заморозки – закончится ближе к 2020 году. Вернадский (видимо, как настоящий беспристрастный историк) спокойно относился к самым чудовищным фактам сталинского правления, считая это всё теми самыми неизбежными "особенностями русской истории". В предисловии к третьему изданию "Истории России" он находит новые демократические тенденции даже в трансформации ОГПУ в НКВД. Этим тенденциям, как считал историк, противостояли левые (троцкисты и зиновьевцы) и правые (члены группы Рыкова). Вернадский верил в то, что Гестапо повинно в саботажах на фабриках на протяжении 1930-х. И в этом смысле Вернадский готов оправдать сталинские репрессии. Нет, конечно, всякому жаль невинных, сгинувших во время государственного террора — но зато не дали Гитлеру возможности создать пятую колонну, которая была во Франции и в большинстве других европейских стран. Сама советская конституция довольно либеральна: по ней республики имеют даже право отделения. Дискриминации национальностей нет, поскольку русские в таком же положении, что и остальные. Объединяющим страну фактором служит и пятилетний план, распределяющий промышленность не только в пределах собственно России, но и других республик. И вот эта индустрия представляет собой новую объединяющую силу. 
Советский Союз стал в определённом смысле единой нацией. Советский национализм (= патриотизм) — это слияние национализмов всех народов. Этим он кардинально отличается от дореволюционного национализма. Каждый гражданин отдельных республик мыслит о себе как о гражданине Союза в целом, и для него Союз не противоречит национальным интересам. Другая проблема касается советской демократии. Вернадский описывал её так: Советские люди сами говорят о своей стране как о демократической. Конечно, можно сказать, что их демократия отличается от того, что мы понимаем под демократией в США. Лишь одна партия правит страной, другие — не разрешены. Значит, демократии нет, но есть способы самовыражения для людей, которые они называют демократией и которые, в конечном итоге, могут развиться в демократию. Советские люди под демократией подразумевают, прежде всего, всеобщий интерес к судьбе своей страны. Есть местные органы самоуправления: местные советы, советы профсоюза, кооперативы, женсоветы, общественные организации и т. д. Они обсуждают и общие проблемы. Правда, кто-то может сказать, что приходят к выводам, которые от них требуют в центре. Пусть это и так, но такое обсуждение — полезный образовательный процесс для русских (т.е. подготовительный процесс к демократии западного типа; если неподготовленным русским сразу дать демократию – всё закончится новым хаосом по типу 1917 года). Нет свободы прессы в нашем понимании. Критика в печати "основ" не только невозможна, но и немыслима. Но, с другой стороны, есть ряд вопросов, по которым можно критически высказываться. Это они называют самокритикой, и иногда она бывает жёсткой и может исправлять те или иные недостатки. Конечно, это всё в очень узких границах, но человек чувствует, что он что-то значит в жизни общества. 
Итак, хотя в Советском Союзе в нашем смысле нет демократии, есть определённый способ самовыражения для людей, который они ценят и, похоже, ничего другого не хотят. Теперь в СССР большее единство людей, чем в 1914 году. Одна из причин этого — существование всех этих локальных советов и организаций, начиная с колхоза в деревне. Люди чувствуют, что они участвуют в жизни страны, а их правительство, пусть временами и диктаторское, тем не менее, их собственное правительство. Они доверяют ему больше, чем доверяли имперскому правительству в 1914 году. А это о внешней политике СССР: СССР отстаёт не только от США, но и от других стран. Им надо поднять лёгкую промышленность, на которую не обращали должного внимания, производство предметов потребления, сельское хозяйство. Естественно, что для выполнения столь грандиозной программы Советский Союз нуждается в мире и международной стабильности. А потому Сталин не заинтересован в войне. Москва очень боится американской атомной бомбы, и это вынуждает их казаться плохими парнями, которыми они не являются. У России исторически есть зона собственных интересов – Восточная Европа (как, к примеру, у США – Латинская Америка), и Запад должен с этим согласиться во имя мира и стабильности. 
Русские – добрые и наивные. Единственная страна, которая может их испортить – это Германия, и США никогда не должны допускать союз этих двух стран, этот кошмар для Западной Европы. Он считал, что два великих народа, американский и советский, ждёт великое будущее, мир будет поделён между ними, и человечество теперь навсегда избежит мировой войны. Но история была против него. Уже в мае 1946 году в радиопередачах Вернадскому приходится заступаться за Советский Союз: советское поведение ничуть не хуже поведения других великих сил. Почему мы критикуем Советский Союз за его внутренние отношения, почему не хотим дать ему такой статус, как США и Британии? Вернадский отвергает призыв Черчилля к созданию англосаксонского фронта и западной монополии на атомную энергию. Атомной энергией должны управлять Объединенные Нации. 
На том, что возможен мир между демократией и коммунизмом, историк настаивал и в 1948 году в лекции в университете Джона Хопкинса. Однако накал и "холодной" войны, и маккартизма в США усиливался и подобного рода выступления становились опасными. Вернадского отстраняют от обучения американских разведчиков, изгоняют с радио, его статьи по современной истории перестают печатать. Учёному вновь, как на заре своей карьеры, приходится обратиться к изучению древности – Византии, которую он очень любил. Голос Вернадского смолкает более чем на десять лет. Он снова был допущен в американский истеблишмент лишь в 1961 году, когда ему было уже 74 года. В этот год он открывал конференцию, посвящённую столетию российской внешней политики (1861-1961). Говоря о современной ему действительности (вторая половина 1960-х), он пишет: "Несмотря на то, что материальные условия повседневной жизни в Советском Союзе в последнее время улучшились, российское общество вошло в состояние глубокого психологического и идейного кризиса". Его предсказание о двупоколенческих циклах истории России сбылось. 
Георгий Вернадский умер в 1973 году в возрасте 86 лет. Из российских учёных он огромное внимание оказал на этнографа Льва Гумилёва, с которым вёл переписку. Идею Вернадского о влиянии истории на решения российских элит исповедуют многие американские советологи, в частности Генри Киссинджер и Ричард Пайпс. | 
