Корреспондент РИА Новости отправился в Прибайкалье, чтобы выяснить, на кого работают «черные лесорубы» и почему им не мешают чиновники.

Вдоль разбитой грунтовки — свежие пни и груды обрубленных сучьев. Навстречу медленно ползут тягачи с прицепами, доверху нагруженными отборной сибирской древесиной.

«Раньше здесь была хорошая гравийная дорога, но в нулевых, когда лес начали массово воровать, ее разрушили большегрузы, — рассказывает общественник и политик из Усолья-Сибирского Сергей Угляница. — Тайга превратилась в заброшенные поля. Сейчас лесорубы подошли вплотную к Саянским горам и, судя по всему, останавливаться не собираются».

«Не скажу за других, а у нас в районе нелегальная вырубка сократилась только потому, что пилить больше нечего, — говорит глава сельского поселения Раздолье Сергей Добрынин. — Сейчас жалкие остатки валят на законных основаниях, хотя, на мой взгляд, уже давно пора прекращать: одни пни кругом».

По его словам, с легальными вырубками в регионе тоже большие проблемы. По закону, освоив деляну, арендатор должен провести так называемое лесовосстановление, то есть посадить и вырастить новые деревья.

«Но за саженцами нужно ухаживать, а этого никто не делает, — разводит руками Добрынин. — Бизнесмены просто снимают сливки — дальнейшая судьба тайги их не интересует. На бумаге все выглядит законно, но сама технология — варварская. Многое необходимо менять».

Кроме того, закончив работы, компания-лесозаготовитель обязана вывезти с участка обрезки, сучья и другой древесный мусор. Выполняют это требование далеко не все — иногда выгоднее заплатить штраф в 200 тысяч рублей и поскорей перейти на новую деляну. А горы брошенного сухостоя и валежника нередко становятся причиной лесных пожаров.

В Иркутской области лесозаготовка всегда была прибыльным бизнесом. В 1990-х этим заинтересовалась крупная ОПГ из Братска. За контроль над предприятиями велись настоящие криминальные войны. Так, в небольшом городке Тайшете в начале нулевых бандиты убили семерых, в том числе владельца лесного бизнеса Тимура Сафарова.

Спустя пару лет по области прошел сильный ветровал, добавивший отрасли проблем. «Выкорчевало множество деревьев, а бригад по уборке на весь регион было всего две, — объясняет общественница Любовь Аликина. — Власти обратились за помощью к местным. Люди очищали лес и заодно присматривали места для рубок. Тогда-то и появились так называемые черные лесорубы».

Карт-бланш они получили 1 января 2007-го — с вступлением в силу нового Лесного кодекса Минэкономразвития, лишившего госинспекторов множества полномочий и, по сути, связавшего им руки. По мнению общественников, законопроект и писали под интересы бизнеса.

«Раньше лесники были вооружены и, видя незаконную рубку, могли не только задержать нарушителей, но и при сопротивлении открыть огонь, — говорит активист Юлия Карельченко. — Теперь оружие у инспекторов забрали, а подведомственные им территории увеличили в десятки раз. Оставшийся без хозяина лес сразу принялись рубить под корень».

Карельченко встала на защиту тайги в 2011-м, когда мэр Иркутского района Игорь Наумов дал зеленый свет на застройку охраняемого законом лесного массива в ее родном поселке Падь Мельничная. Позже чиновника задержали за превышение должностных полномочий и мошенничество в особо крупном размере. Судебные разбирательства продолжаются уже третий год.

К 2014-му, отмечают местные, в регионе творился «полный беспредел»: вырубали где хотели. «Кругляк» сдавали в лесоприемные пункты, число которых стихийно выросло до трех тысяч. Для сравнения: в соседнем Красноярском крае — всего несколько десятков.

Возникали и новые ОПГ. Наиболее известная — банда Дмитрия Антонова по кличке Антончик, не только воровавшая лес, но и перерабатывавшая его для продажи на черном рынке.

«В основном древесина шла в Китай, — рассказывает бывший сотрудник оперативно-аналитического отдела Восточно-Сибирской оперативной таможни полковник Игорь Г. (имя изменено). — На нашей границе груз оформляли на китайскую фирму, которую указывали в декларации на английском языке. Часто это были выдуманные названия. Кроме того, в бумагах, например, числились сто кубов леса, а провозили тысячу. Когда же состав пересекал границу, китайские таможенники заполняли документы иероглифами, а объем и фирмы вписывали уже реальные».

Отдел Игоря в связке с оперативниками, прокуратурой выявлял звенья преступной цепочки и отправлял уголовные дела в суды. Счет шел на десятки. Но в 2012-м управление расформировали. Бывший начальник был готов продолжить борьбу с контрабандой на добровольных началах, предлагал властям помощь, однако понимания у чиновников не встретил. 

В 2016-м иркутский губернатор Сергей Левченко сформировал в областном правительстве Министерство лесного комплекса.

«Раньше за тайгой следили лесхозы, входившие в Агентство лесного хозяйства, — уточняют общественники. — Их перевели в только что созданное ведомство, и получилось, что тех, кто должен контролировать положение дел в лесу, подчинили тем, кто использует его в сугубо экономических целях».  

Возглавил министерство Сергей Шеверда. Спустя три года его задержали сотрудники ФСБ. Обвинения предъявили по трем статьям: «Превышение должностных полномочий», «Пособничество незаконной рубке лесных насаждений», «Пособничество нарушению режима особо охраняемых природных территорий и природных объектов».

По версии СК, Шеверда согласовал незаконную деляну в заповеднике Туколонь, где затем выпилили 120 гектаров, причинив государству ущерб на 748 миллионов рублей. Кроме того, он с грубыми нарушениями провел аукцион на вырубку в Заларинском лесничестве. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались руководитель службы по охране и использованию объектов животного мира Иркутской области Алексей Туги, директор Казачинско-Ленского лесхоза Геннадий Рыков и инженер-лесопатолог областного Центра защиты леса Александр Владимиров.

«Это такая схема заработка, когда под видом больных деревьев вырубают и продают, к примеру, элитные кедры, — объясняет Сергей Угляница. — С приходом Левченко бизнес поставили на поток. При этом больные деревья зачастую не трогали, а валили только здоровые. В этом, конечно, был замешан не один Шеверда. Он лишь подписал документы, а выкашивали Туколонь совершенно другие люди, и вся областная верхушка, разумеется, была в курсе. Это самый настоящий экоцид — уничтожение природы».

По словам общественников, санитарные рубки — лишь одно из многочисленных прикрытий нелегального освоения леса.

«Минлеском проводит тендеры на аренду участков с так называемыми эксплуатационными лесами, — описывает схему Карельченко. — На конкурс заявляются два участника: одна фирма — подставная, а вторая — учреждена теми, кто близок местной администрации».

В итоге компания с уставным капиталом десять тысяч рублей, без спецтехники и с одним сотрудником в штате выигрывает аукцион и получает огромную территорию по заниженной стоимости — 29 рублей за кубометр древесины. Затем сдает участок в субаренду уже по цене от 600 до тысячи рублей. При этом на субарендованных лесосеках часто работают вчерашние «черные лесорубы».

«Или какая-нибудь связанная с властями фирма выигрывает аукцион на аренду, например, десяти гектаров леса, — добавляет Угляница. — После к договору делают допсоглашение еще на 100 гектаров. Все это сотрудники министерства оформляют уже без торгов». 

Если же на рынке возникают люди, с которыми договориться сразу не получается, в ход идут более жесткие методы убеждения.

«Одна предпринимательница в апреле 2018-го отказалась переуступить арендный участок, где работала более десяти лет, — приводит пример Аликина. — Ее подкараулили и избили, два месяца — в больнице. Деляну все-таки не отдала, но заявление подавать отказалась, ведь жизнь и здоровье дороже любых денег».

По словам общественников, за некоторыми небольшими ООО стоят очень влиятельные люди, порой из других государств. Так, в январе 2020-го во время очередного рейда активисты застали на деляне Куйтунского лесничества гастарбайтеров из Закарпатья. Те признались, что пилят лес для некоего украинского олигарха, хотя фирма оформлена совсем на другого человека.

«Кроме своего участка, арендатор также может вырубить и соседний, а потом, чтобы скрыть преступление, просто поджечь лес, — рассказывает Любовь. — Полиция заводит уголовное дело, но через десять дней из-за невозможности найти подозреваемых — закрывает».

Если же силовики кого-то задерживают, древесину изымают, а Росимущество продает ее с аукциона. Процедура трудоемкая и тоже не всегда прозрачная. Активистка утверждает: в 2015-м главный лесничий Иркутского района Черенцов как частное лицо купил у областного лесничества кедровый лес под видом дров по цене 87 рублей за кубометр, выручив затем на перепродаже сотни тысяч.

«В лесной отрасли тесно переплелись криминал, бизнес и власть, — считает Угляница. — Местное управление ФСИН тоже активно осваивает лес. В прошлом году в ангарской ИК-15 были массовые беспорядки, сгорела лесопилка. По мнению правозащитников, подожгли ее, чтобы скрыть махинации с деревом».

За бунтом последовали массовые задержания и пытки — сотрудничающие с администрацией заключенные требовали от других зэков сознаться в поджоге, но перестарались. Тувинец Ондар Кежик после «общения» с сокамерниками стал инвалидом.

Позже СК предъявил Верещаку еще одно обвинение. «Зимой 2017-го начальник колонии за счет бюджета оплатил лесопатологическое обследование не принадлежащего ФСИН лесного участка, — проинформировали следователи. — Ущерб — более 700 тысяч рублей».

По данным источника РИА в лесной отрасли, участки в Черемховском районе, которые безвозмездно передали в аренду ИК-15, были рассчитаны на плановые вырубки в течение 20 лет, но «выкосили» их за четыре года.

Все это чревато серьезными природными катаклизмами, уверен бывший лесоустроитель Альберт Яшин. О тайге он знает почти все: изучает ее более 50 лет, в советское время регулярно участвовал в лесоустроительных экспедициях.

«Мы брали определенный участок и прорубали к нему просеку, — вспоминает специалист. — Затем описывали породный состав, возраст деревьев, покров, ягодники и прочее. Эти сведения хранились в Министерстве лесного хозяйства и обновлялись каждые десять-пятнадцать лет. Последний мониторинг делали в 1993 году, а в некоторых районах и вовсе в 1985-м».

На эти устаревшие данные чиновники сейчас ориентируются при распределении участков, что на руку недобросовестным бизнесменам. По документам на деляне растет береза, а на деле — куда более ценный кедр.

Яшин полагает, что бесконтрольная вырубка и отсутствие реальной картины происходящего в лесу могло спровоцировать тулунское наводнение 2019-го. «Дело в том, что влага скапливается под пологом леса, — объясняет лесоустроитель. — Если же деревьев нет, да к тому же идут сильные ливни, то воде просто негде задерживаться. Тем более когда лес выкашивают по руслам рек и на склонах».

Еще одна серьезная проблема — уничтожение флоры и фауны, мест для миграции лесных животных все меньше. Раньше за этим следила служба по охране животного мира, но три года назад ведомство упразднили и передали его функции все тому же Минлескому.

«У них же совершенно другой профиль работы, — недоумевает Яшин. — Мне кажется, это сделали намеренно, потому что именно охотоведы первыми обратили внимание на вырубку в Туколони, сильно помешав Шеверде и его подельникам».

Местные признаются, что присматривать за лесом попросту некому. Например, сейчас в Усольском лесхозе, а это около 600 тысяч гектаров, всего 25 лесничих, хотя должно быть больше ста. Средняя зарплата — меньше 20 тысяч рублей. В обязанности входят санитарные рубки, посадка деревьев, уход за лесными культурами и тушение пожаров. Но людей катастрофически не хватает.

«Если разобраться, то надо полностью менять Лесной кодекс, — говорит работник областного лесхоза Павел (имя изменено по его просьбе). — Мой отец служил лесничим около 40 лет, и тогда 30 тысяч гектаров обслуживали 25 человек, а теперь — один».

Спасает лишь то, что на юге области последние годы сильные дожди, да и лесов практически не осталось, поэтому на тушение пожаров, участившихся на севере, перебрасывают лесничих со всего региона. Ситуацию усложняют и миллионные долги, накопившиеся у областного лесхоза.   

«Считаю, надо вернуть лесхозам возможность самим зарабатывать деньги, — продолжает Павел. — До принятия нового кодекса мы имели право рубить эксплуатационные леса, перерабатывать их и продавать на внутреннем рынке. Нам даже дополнительные средства не выделяли — хватало и на посадки, и на тушение пожаров. Сегодня же весь лес полностью находится в частных руках, и государство это практически не контролирует. Также следует наделить прежними полномочиями госинспекторов и расширить штат, привлекая молодых специалистов».

После задержания Шеверды и запуска системы космомониторинга, позволяющей выявлять незаконные рубки, силовики пытаются отменить результаты некоторых лесопатологических исследований и привлечь их инициаторов к уголовной ответственности.

«Затягивание гаек дало обратный эффект, — отмечает лесничий. — Санитарные рубки сейчас не проводятся даже там, где они действительно нужны: одни специалисты под следствием, другие уволились, третьи просто боятся выдавать заключения. Встали и аукционы. Бизнесменам не дают земли, а лесхозу — работу».

И хотя, согласно отчету Иркутской областной прокуратуры, количество преступлений, связанных с незаконными рубками, снизилось за последние месяцы на 34 процента, масштабы правонарушений в лесной сфере по-прежнему вызывают у ведомства «большую тревогу».