В возвращении полноценной дипломатии заключается, пожалуй, главный итог встречи. Отличие настоящей большой дипломатии от ее суррогатов — отсутствие предопределенного финала. Казалось бы, это подразумевается само собой. На то и переговоры, чтобы прийти к взаимоприемлемому компромиссу на основе уступок со стороны всех участников. Однако на практике подобное стало редкостью после окончания холодной войны, по крайней мере, в том, что касалось крупных и значимых конфликтов. Считалось, что есть "правильный" исход, к которому стороны должны прийти. И определялся он тем, как представляли себе справедливость ведущие западные страны. Наиболее наглядный пример — Югославия на разных этапах ее дезинтеграции. Такие же лекала пытались применить в Сирии, можно найти и другие примеры.
Само по себе это не обязательно означает злонамеренность, но такой подход исходил из наличия правого и виноватого в конфликте. Урегулирование должно быть в пользу правого, а виноватому позволительно смягчить его условия, но не более того. Понятно, что вина и ее отсутствие определялись на базе представлений, свойственных либеральному мировому порядку. Другие толкования не принимались.
Противников российско-американского диалога сейчас более всего шокирует то, что он проходит без фиксации "вины" России. Собственно, революционное заявление прозвучало во время встречи Трампа и Зеленского в Белом доме в конце февраля. Американский президент, отвечая на вопрос журналиста, поддерживает ли он Украину, сказал, что он не поддерживает никого, кроме мира, и выступает только как посредник. Это означало разворот по сравнению со всей политикой США предыдущих долгих лет, когда никто из официальных лиц не мог произнести, что Америка не поддерживает Украину. С этого момента начался отсчет новой фазы.
Многие объясняли это личной неприязнью Трампа к Зеленскому, плохим настроением взбалмошного хозяина Овального кабинета, стечением обстоятельств и так далее. Однако наиболее стойкие приверженцы президента-республиканца утверждали: это и есть воплощение в жизнь принципа "Америка прежде всего". По ряду причин Вашингтон хочет прекратить этот конфликт, не нужный Соединенным Штатам, и достижение этой цели важнее, чем разбирательства, кто прав, кто нет, и в чем резоны противостояния.
Фаза урегулирования, начавшаяся в Анкоридже, — продолжение той же логики. Пусть те, кому интересно, докапываются до морально-правовых оценок, президенту США нужен результат: прекращение боевых действий. Похоже, что он пришел к выводу: достичь желаемого можно, взаимодействуя с российским визави. Не только по той причине, что в его руках важные инструменты, но и потому, что он предлагает путь, кажущийся Трампу более реалистичным в условиях, когда заставить Москву что-то сделать невозможно. А в последнем, кажется, он не сомневается, хотя понятно, что у Вашингтона есть возможность ухудшить экономическое положение России. Но и она имеет ограничения.
Трамп руководствуется не ценностными императивами и не личными предпочтениями — только тем, что он понимает под прагматизмом. Часть этого подхода: надавить на Украину и заставить ее что-то сделать он сможет, а на Россию нет. Такого президент Соединенных Штатов напрямую никогда не скажет, будет грозить всем сторонам карами за отсутствие согласия. Но в его высказываниях эта мысль косвенно проскальзывает.
Насколько он способен, в действительности, принудить Киев к серьезным уступкам, вопрос открытый. Рычагов воздействия у Вашингтона достаточно, но прямолинейно их применить и сразу получить нужный эффект не так просто. Однако склоняется Дональд Трамп, видимо, к этому.
Излюбленные рассуждения западной прессы, отчасти подхваченные и у нас, сосредоточены на вопросе, кто выиграл, а кто проиграл этот раунд. Наиболее распространенный ответ — Путин, и считают так не только поклонники, но и недоброжелатели российского президента. Действительно, повестка саммита, по крайней мере, насколько мы можем судить по публичным приметам, была скроена по лекалам российской стороны. Главный сдвиг: Трамп признал правильным мнение собеседника, что прочное мирное урегулирование важнее, чем временное перемирие. С точки зрения союзников Украины, это предательство. Но сделать ничего они не могут, Европа вообще оказалась далеко вне игры.
Если Трамп хочет устойчивого долгосрочного решения, кто бы его ни предложил, даже Россия, вероятно, за дверями обсуждалось, как этого добиться. И через какое-то время, возможно, довольно скоро, мы увидим новые шаги в соответствующем направлении. После визита Путина на Аляску мяч, как любят говорить в западной прессе, улетел на сторону Зеленского, который спешно отправляется в Вашингтон. Трамп готов возложить ответственность за принятие тяжелых решений именно на украинского визитера. Если же он откажется, крайней окажется Украина. Тогда есть повод дистанцироваться от военно-технической и материальной помощи. Европа же, похоже, смирилась с тем, что без США она тянуть на себе украинское бремя не сможет. Риторика в Старом Свете после этого саммита приглушенная, а лихорадочность встреч показательна.
Никакой гарантии скорого урегулирования после Аляски не появилось. Срывы не просто возможны, они неизбежны, слишком сложна проблема и не предопределен результат. Да и характер американского президента подвержен колебаниям. Однако наступила качественно иная фаза, наверное, ее нужно назвать прагматичным поиском выхода. Потребуется очень творческий и незашоренный взгляд, а также убедительное и быстрое развитие достижений ВС РФ на фронте, которые сейчас начинают признавать даже противники. Тогда большая дипломатия сработает.
Но лед явно тронулся. Слышен треск ломающихся льдин.
