Так уж повелось в наши противоречивые времена, что на экранах телевизоров и газетных полосах чаще всего мелькают люди во многом далекие от насущных потребностей страны. Гламурные звезды шоу - бизнеса, незадачливые футболисты, потерявшие остатки былого влияния политики – вот, пожалуй, те, кто сейчас востребован обществом и во многом влияет на наше мировоззрение. В то же время, о настоящих профессионалах, посвятивших жизнь служению Отечеству, кому есть, что сказать нам, мы вспоминаем всего дважды в год 15 и 23 февраля. Тогда, когда нам нужно исполнить очередной ритуал в виде громких речей и обещаний решить в этом году все проблемы тех, у кого по логике любой цивилизованной страны их вообще быть не должно.

1. Владимир Осипенко, в 1984 – 1986 годах 28 - летний капитан, начальник штаба 3-го батальона 357-го парашютно-десантного полка 103 дивизии ВДВ, обеспечивавшей безопасность Кабула. Участник событий в Закавказье, Молдавии, Югославии.

Все-таки сильно нам вбивали в мозги тезис о том, что мы в Афгане оказываем интернациональную помощь. За два с половиной года, повидал там разного и наделал всякого, но вот того, что с чистой совестью можно было назвать "помощью", как – то не получалось. Я бы с дорогой душой, но никак. Слышал, строили школы, ремонтировали мосты, дороги, латали трубопровод, учили афганцев, но толку от этого было немного. Не было главного. Мы устанавливали "народную власть" там, где она по определению существовать не могла. В Афганистане было настоящее Средневековье, по мусульманскому календарю был всего – то XIV век.

Но мы старались. Как это выглядело? Собирались колонны, из наших и афганцев, загружались мукой, медикаментами и пылили по разбитым афганским дорогам в отдаленные кишлаки. Предварительно блокировали и "чистили" эти дороги от мин и духов, седлали господствующие над кишлаком высоты. Там собирались митинги, раздавали продукты, лечили больных, слушали бравурные речи, клятвы в верности правительству и партии… Выбирали старосту из авторитетов, раздавали оружие местной "самообороне". Потом мы уходили, а с гор возвращались "духи", казнили всех, кто был особо активен, изымали привезенное добро, а вооруженная нами же "самооборона" ко взаимному удовольствию вливалась в ряды моджахедов.

С теми, кто хотел с нами дружить, "духи" расправлялись жестоко и коварно, иногда нашими руками. Типичная картина – колонна идет маршем мимо дружественного нам кишлака. Все знают – с "этими" у нас мир, стрелять не будут. Едем расслабленно, машем руками, бочатам – их босоногим пацанам – бросаем пачки с галетами. Вдруг неожиданно два – три выстрела из гранатомета в упор: крики, боль, кровь, горящая броня и все… По кишлаку и по всему, что там движется, тут же огонь со всех стволов, и никто уже не смотрит, "наш" он или нет. А там те же дети, старики, женщины… После этого нам здесь уже покоя не будет, ни одной колонны без обстрела! Выбор остаётся невелик – либо терять людей и технику, либо ровнять кишлак с землёй. Чем дальше, тем все больше становился очевиден абсурд этого порочного круга. Но разорвать его было невозможно, если конечно, не уничтожить поголовно все население Афганистана и не закатать кишлаки и города в асфальт.

Даже, казалось бы, лояльные афганцы всячески старались показать нам свое отношение. В Кабуле ко мне подходит капитан афганской армии, и на чистом русском языке говорит: "уходите из нашей страны, товарищ капитан, вам здесь делать нечего, мы тут сами без вас разберемся". Легендарной для моджахедов личностью был воевавший в зоне нашей ответственности бывший капитан афганской армии Файз Мамат. В 1970-е в одни годы со мной он закончил Рязанское воздушно – десантное училище, был настоящим профессионалом, прекрасно знал нашу тактику, и крови православной пролил немало. В 1984 году его, наконец, удалось ликвидировать вместе с его отрядом, но ощущение противоестественности происходящего осталось. Что же происходит, если те, кого мы обучаем и воспитываем, уходят "на ту сторону"?

Из этого же ряда случай был весной 1985 года. Мы – два разведотряда – ночью заняли господствующие высоты над кишлаком с малоприятным для русского уха названием Бандихана, а афганские солдаты – сарбозы – пошли на его "зачистку". Как водится эта "зачистка" вылилась в форменный грабеж. В кишлак входило войско с автоматами и пустыми вещь мешками за спиной, а выходило стадо верблюдов, гружённое под завязку всем, что представляло хоть какую-то ценность. Всех зазевавшихся мужиков призывного возраста, тут же "призвали" в ряды непобедимой афганской народной армии. Возражавших нещадно били палками. Те, кто был связан с духами, естественно, хватали автоматы и ходу в горы. Как удалось одной из таких групп проскочить мимо наблюдателей непонятно, но факт остается фактом: пятеро с автоматами выбрели на мирно расположившееся для завтрака КП дивизионной разведывательной роты. Сначала была немая сцена из "Ревизора", потом схватились за автоматы. Разведчики оказались ловчее и душков покрошили!

 Пока командование в знак благодарности откусывало головы зазевавшимся наблюдателям, обыскали трупы. У одного нашли студенческий билет Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы. Оказалось, на каникулы домой студент приехал, подработать решил…

Вообще, ходить на войну с "зелёными", как мы называли афганскую армию, было удовольствие гораздо ниже среднего. Бойцы они были так себе, но азиатского коварства и хитрости было с избытком. Идёт такое войско впереди, мешки пустые за спиной болтаются. В предвкушении предстоящего грабежа шагают бодро. Вдруг кишлак огрызается огнём. Темп продвижения падает, потом вовсе ложатся. И такую они при этом проявляют стойкость, что ни какими пинками и матом их больше не поднимешь. А у нас задача – к такому-то времени выйти на определенные рубежи, занять те или иные высоты. Приходится переступать через союзников, самим идти под пули, и что было самым скверным, "благодарные" афганские солдаты начинали стрелять под шумок нам в спину. Мы несли потери, а сделать ничего не могли, у нас приказ, да и поди разберись, кто именно стрелял. Как говорится, сохрани Господь от таких друзей, с врагами как-нибудь разберёмся!

С нами рядом дислоцировалась и нередко в связке работала элита афганской армии – батальон "коммандос". Но "элитой" их можно было назвать только на словах, на деле это была самая обычная банда, в которой практически все были из бывших моджахедов, не потерявших связей со своими отрядами. Командовал ими толковый полевой командир Маланг, которого как-то наши десантники загнали в горах в ловушку и он капитулировал, присоединившись на словах к "народной власти". На деле же он вполне легально занимался слежкой за нами, минировал дороги, сообщал "коллегам" в горах кто и куда поехал, имел доступ на совещания, где планировались боевые операции. Мы потом перехватывали связных идущих от него в горы к "духам". Как говорил один киногерой – "картина маслом": командир коммандос на КП дивизии по радио корректирует огонь артиллерии по скоплениям духов, а в соседней палатке допрашивают перехваченного посыльного из этого скопления к Малангу, с письмом-просьбой помочь боеприпасами, лошадьми, верблюдами, а то "больно сильно шурави обложили". Воистину – "Восток – дело тонкое"!

Уже к середине 1980-х боевым офицерам стало ясно, что "чистить" все эти бесчисленные ущелья и "зеленки" все равно, что толочь воду в ступе. Мы брали десятки раз одни и те же кишлаки, провинции, перевалы и ущелья. Потом уходили, а "народная власть" без нас там не могла или не хотела продержаться и недели. И вновь нужно было все начинать сначала. Надо было кардинально менять подходы к этой войне. Но на "верхах" мыслили по-иному. Там, очевидно, грезился афганский "Сталинград", где мы окончательно и бесповоротно должны были уничтожить силы оппозиции. Однако "выход в чисто поле на честный бой" был не в традиции Афганистана вообще и отрядов моджахедов, привыкших действовать из-за угла в частности.

Кошмаром командиров полкового и батальонного звена был приезд на войну крупных чинов из 40-ой Армии или Союза. У каждого маршала свой масштаб. Что можно было сделать тихо, ограниченными средствами, как говорится, на мягких лапах, моментально превращалось во фронтовую наступательную операцию. Массированная авиационная и артиллерийская подготовка, колонны танков, массы войск и… часто ничтожный результат при больших потерях. Причём, наших и особенно мирного населения, которое, чем дальше, тем меньше оставалось мирным.

Мы прекрасно понимали в этой странной войне невозможность достижения какого-то рубежа, после которого будет объявлена победа, поэтому главной целью считали сохранение и воспитание бойцов. А чудить они имели.

Война, кроме всего прочего, со всей безжалостностью обнажала все человеческие пороки и моральную ущербность. Не избежали этого даже действительно и заслуженно прославленные ВДВ. В 1984 году на посты под Кабулом была переброшена одна рота нашего батальона, до этого охранявшая Министерство обороны Афганистана. За двойным внешним кольцом охраны в ходе непыльной службы на коврах и паркете дворца солдаты этой роты хорошо отъелись, приобрели неплохие "предпринимательские" навыки и… разложились донельзя. Привыкнув к столичному комфорту, обилию всевозможных соблазнов, они были не готовы к суровым условиям службы на заставах. Расслабленность на постах, граничащая с преступлениями, подрывы на своих же минах, кражи, и махровая неуставщина процветали в роте. Воровали и продавали местным абсолютно всё. Но если что-то убыло на заставе, значит, кому-то из молодых этого не хватило. Видя слабость командиров, солдаты создали свой комитет и взяли власть в свои руки, как во времена кровавой солдатской вольницы после Февральской революции 1917-го. Голодные "комитетчики" контролировали, что едят офицеры, решали, кто и куда будет заступать, свободно обсуждали приказы своих начальников. Комбат отправил меня на эту заставу с приказом навести порядок. Действовать пришлось не жёстко, а жестоко. Вычислил инициаторов и неделю подряд ходил с ними, заодно и с остальными "дембелями", в горы. С полной боевой и небольшой дополнительной нагрузкой килограммов под двадцать. Занимались до сбитых в кровь локтей, коленей и спины, до слёз, слюней и кровавых соплей. На заставу в полном изнеможении возвращались ползком. Откуда ни возьмись, возродилось желание жить по распорядку и по уставу, старослужащие стали проситься на посты в самые тяжёлые смены, молодые впервые стали есть в столовой от пуза, а "солдатский комитет" скоропостижно самораспустился. Удивительно, но оказалось, что нормы довольствия хватает на всех и даже остаётся! Исчезли кражи, продажа имущества, неуставщина, пьянство. У молодых появился блеск в глазах. Интересно, что бойцы через годы напоминали мой визит на заставу с благодарностью: "С вами мы стали жить по человечески, и впервые себя боевым подразделением почувствовали". И что самим-то было не догадаться?!

1. Игорь Костанян, в 1987 – 1989 гг. лейтенант, командир взвода 80 – й отдельной разведывательной роты 103 - й воздушно – десантной дивизии дислоцировавшейся в Афганистане. Участник событий в Прибалтике и Азербайджане, грузино-югоосетинского и осетино– ингушского конфликтов, обоих чеченских кампаний.

На Афганскую войну я, как и многие мои сослуживцы, поехал добровольцем. Мы искренне верили, в свою миссию в афганских горах, верили, что если бы не наша Армия вошла в Афганистан, то это сделали бы американцы, и лучше бы нашей стране от этого точно не было. Что мы можем наблюдать и сейчас.

Когда на собрании выпускников Рязанского воздушно-десантного училища, спросили, кто хочет ехать выполнять интернациональный долг в Афганистан, взметнулся лес рук. А ведь брали еще и не всех, а только самых подготовленных. Никто из нас - молодых офицеров не занимался вопросами высокой политики, не думал над вопросами, вроде "что мы там делаем?" Все воспитывались в советской военной системе образования, где каждый должен знать то, что ему положено. Нас готовили в первую очередь как тактических офицеров, а не стратегов.

В Афганистане первое время было очень тяжело привыкнуть к местному климату. Через этот кошмар прошли почти все. Грязь, антисанитария, недостаток питьевой воды, плохие условия жизни и, как следствие, герпес, диарея, гепатит, малярия, трескающиеся губы, мочки ушей, язык, кровоточащие десны и выпавшие зубы. Когда молодые крепкие пацаны 19-20 лет выглядели как деды щербатые. И это несмотря на то, что многие офицеры прошли подготовку в Азербайджане в Кировабадской дивизии ВДВ, а солдаты в Ферганской "учебке", т.е. в условиях схожих с афганскими! А вокруг ведь ещё война, идешь или едешь на броне и смотришь по – сторонам, понимаешь, что вот сейчас раздастся один единственный шальной выстрел…, вот тут и задумаешься о "прозе жизни". Привыкали к чувству опасности быстро. Нас ведь готовили именно для войны.

Наша разведрота, по сути, не вылезала из боевых действий! Два – три дня на базе – это был уже праздник. Даже помыться в бане и привести одежду и снаряжение в порядок, толком некогда было. Все время – армейские и дивизионные операции, засады, рейды, разведка, охота за караванами, прикрытие колонн, сопровождение артиллерии и сапёров, или охрана литерной площадки на аэродроме, и др. Кстати, мы уже тогда успешно решали попутные задачи борьбы с начинавшим набирать обороты афганским наркотрафиком. Так в августе 1988 года на границе провинций Логар и Хур-Кабуль мы взяли небольшой караван из нескольких верблюдов и других вьючных животных, который вез духам оружие из Пакистана и на продажу 700 кг героина!

Внешне, как об этом говорят, все это выглядит просто: вышли, взяли караван и вернулись с почетом. На деле эти операции требовали колоссального расхода сил. Мы иногда по 10 – 15 дней обходились без подвоза боеприпасов, пищи и воды, только с теми запасами, что взяли с собой ещё на базе. Пили воду в крайних случаях, чтобы только смочить язык, т.к. на жаре в 60о язык запросто мог разбухнуть так, что сначала теряешь дар речи, а затем можно было и вообще задохнуться… Каждый солдат и офицер помимо личного оружия и боекомплекта, брал с собой гранатомет "Муху" по две гранаты Ф–1 и РГД–5, дополнительно 420 патронов, пулеметную ленту, капельницу с физраствором или глюкозой, индивидуальный медицинский пакет, жгут, который обматывали вокруг приклада, дополнительные батареи питания к радиостанции и приборам ночного видения, дымы, горные пайки, две литровые фляги воды. Помимо этого еще расчеты станковых гранатометов АГС-17 и крупнокалиберного пулемета "Утес" брали с собой боекомплект на эти единицы коллективного оружия. Если с нами шли приданные минометчики, то каждый брал дополнительно еще и по мине. В целом, на каждого бойца при среднем весе в 70 кг дополнительно выходило еще по 40-50 кг груза. И это по горам, при больших перепадах температур (от +50 до -20 градусов), по враждебной местности!

Такое могли выдержать только настоящие мужчины с сильным характером, которые в Афганистане проявлялись особенно четко. На моих глазах капитан подорвался на мине и потерял ногу. Но не бил себя в грудь, не жаловался, не клял судьбу. Когда пришли проведать его в госпиталь, немало удивились, капитан не выглядел подавленным, шутил с нами, говорит "руки, голова есть, сделаю хороший протез и буду лучше вас бегать"… Вообще в нашей роте никто при контузиях и ранениях не рвался в медсанбат. Офицер с контузией или легким ранением "залегший" в госпиталь мог потерять при этом авторитет у бойцов, и дальнейшая его служба в разведке была бы уже не мыслима. Поэтому и ходили на боевых выходах с перевязанными руками, ногами, головами, и оглохшими и солдаты и офицеры.

На этой войне разное было. Там было чистилище и сито. Кто–то становился сильнее и поднимался духом, кто–то пасовал и "падал" в глазах своих боевых товарищей. После Афгана, о тех, кто воевал, стали зачастую рассказывать откровенную ложь, мол "афганцы" чуть ли не сплошь преступники-убийцы, наркоманы, психически больные, моральные уроды и т.д. Да, было там немало плохого, но в большей массе своей всё было надёжным, верным, достойным и настоящим. Я всегда считал, что об Афганистане надо рассказывать всю правду. Не скрывать и "черные" стороны нашей жизни, потому как было там всякое. Даже среди таких элитных войск как ВДВ. В 1988–м в Кабуле наши десантные "комендачи" при штабе армии сговорились как–то в преступных замыслах с сухопутными комендачами. В функции комендантских рот входило патрулирование улиц Кабула, проверка документов, задержание наших машин и солдат, нарушающих комендантский час. На деле же они создали настоящую преступную схему. Ездили по дуканам (магазинам), продавали афганцам боеприпасы, меняли сухпаи и снаряжение и др. на видеокассеты, вещи, бытовую технику. Это затягивает. Дуканщики-афганцы же не дураки были! Говорили: "хочешь магнитофон – неси пачку патронов". Солдат нес, уж очень хотелось ему иметь новый "SHARP". Потом торговец увеличивал "дозу" - "хочешь телевизор, неси пистолет" и т.д. Боеприпасы потом под шумок боевых действий списывались, якобы были израсходованы при обстрелах и нападениях. Нашей роте пришлось проводить настоящую боевую операцию, с захватом вооружённой банды духов-покупателей и наших армейских комендачей, чтобы пресечь такую деятельность.

Вообще, иногда поступки людей там не имели никакой логики. У нас в роте служил переводчиком солдат таджик. Где–то он достал героин, но сам не употреблял его, не пытался продать, а просто спрятал в жилом модуле за стенкой у своей кровати. Зачем? Похоже, он и себе объяснить толком не мог. С позором отправили его в Союз, у нас ведь разведрота, а это дело серьезное. Наши разведчики во время подготовки и проведения боевых операций настолько были заняты выполнением поставленных задач, что им просто некогда было и думать о плохом, а не то, что заниматься этим!

Еще меня всегда удивляет, когда афганских моджахедов пытаются представить как каких–то глупых, дремучих крестьян! Это был достойный противник, прекрасно знавший и использовавший свою местность. Воевали они с нами под руководством хорошо обученных полевых командиров. Некоторые главари духов были в прошлом слушатели наших военных Академий и выпускники наших военных училищ, хорошо изучившие наши боевые уставы и тактику партизанской войны. Приходилось изобретать изощренные способы борьбы с ними. Например, мне приходилось совместно с переводчиком нашей роты использовать наше сходство по внешности с местным населением переодеваться в афганскую одежду и идти в разведку в афганские кишлаки, чтобы узнать, есть ли там "духи", сколько их, какое у них вооружение, у кого остановились на постой, в каком дувале ночуют. Думаю, ясно, насколько это рискованное мероприятие. Я изображал из себя немого, а для убедительности мне делали укол в язык, после чего временно я не мог сказать ни слова, что если бы даже нам не поверили духи, взяли бы в плен и пытали, я бы не выдал нашу "легенду". "Духи" тоже хитрые были, начинали расспрашивать, где наши родственники, кого знаем в этом районе, кто и чем из родни занимается. Приходилось тщательно разрабатывать легенду, используя данные о таджиках, имевших реальных родственников в Афганистане.

А оснащение у моджахедов часто было лучше, чем у нас. Им же помогал, по сути, весь мир, блок НАТО и даже некоторые государства соцлагеря. У "духов" были великолепные, надежные портативные средства связи, а не громоздкие радиостанции как у нас. Мы захватывали у них американские безоткатные пушки, югославские пулемёты и медикаменты, китайские автоматы и реактивные снаряды, пакистанскую военную форму, итальянские мины и обувь… Американский "спальник" например был весом в 300 грамм, сворачивался в трубку и помещался в кармане десантного рюкзака, наш же весил больше 10 кг, а его скатка выглядела больше того же рюкзака! Естественно, что часть трофеев мы оставляли своим бойцам, хоть и был приказ после возвращения с операций все сдавать. А трофеев мы брали немало, в том числе и весьма ценных. Весной 1987 года на засадных боевых действиях под Джелалабадом наша рота под командованием заместителя командира роты старшего лейтенанта Александра Дементьева взяла "духовский" караван. Оказалось, что караван перевозил новейшие и очень ценные как для нас, так и для "духов" американские переносные зенитно – ракетные комплексы "Стингер". За ними шла настоящая охота. Мы заняли позицию на склоне горы со стороны солнца, чтобы "духи" нас не смогли заметить либо разглядеть. Когда до духов оставалось метров сто мы открыли перекрёстный кинжальный огонь. "Бородачи" такого явно не ожидали и открыли ответный беспорядочный огонь. Видимо, чтобы "Стингеры" не достались нам, они решили применить их явно не по инструкции – стали обстреливать ими нашу позицию. Но видно не учли, что "Стингер" на холодном фоне реагирует на тепло, поэтому первая ракета, ушла в сторону солнца и взорвалась в воздухе, а вторая среагировала на раскаленные камни гор и врезалась в скалу, ниже места, где находилась наша позиция. Третью ракету запустить мы им не дали, Дементьев приказал снайперам "валить" духовских зенитчиков. Так нам достался полностью снаряженный "Стингер". За эту операцию заместитель командира роты был награжден орденом "Красного Знамени", очень почетной в среде офицеров наградой.

Самым тяжелым для нас разведчиков было осознавать, что где – то мы допустили ошибку, которая для кого – то стала фатальной. Хоть и старались, часто успешно, делать контрзасады на "духов" нападавших на наши колонны, но случались и промахи, и тогда было невыносимо больно видеть как жестоко и безнаказанно обстреливаются наши колонны и заставы, видеть, как на твоих глазах обрываются жизни, а ты сделать ничего не можешь. Сидишь в засаде вроде бы недалеко, всего каких – то три-пять километров от места засады духов, но по горам пока дойдешь, это будет уже не три, а все шесть-десять. А при вызове нами вертолётов огневой поддержки или артиллерии духи тут же "уходили" по киризам (подземным тоннелям) которыми вся афганская земля усеяна, наверное, ещё со времён Александра Македонского.

После войны некоторые "знатоки и эксперты" стали уверять, что против нас воевало все население Афганистана. Думаю, это неверно. Там ведь тоже люди разные были. Многие афганцы понимали, что наша страна помогала строить школы, электростанции, заводы, дома, дороги, поставляла гуманитарные грузы, и то, что они живы только благодаря нам. По моим наблюдениям число тех, кто был против нас, и тех, кто помогал нам – было приблизительно одинаково.

Мы ведь, несмотря на войну, не забывали, что простому населению надо помогать. Характерный пример. Как-то на марше под Джелалабадом, наша колонна оказалась под душманским обстрелом, и при этом упал в горную реку ехавший во встречном направлении афганский автобус битком набитый людьми. Мы, вступили в бой, и одновременно с этим часть наших солдат бросились спасать людей. Так и было – одни отстреливались, другие вытаскивали тонущих из воды. Спасенные афганцы никак не могли в это поверить, старики падали в ноги и целовали сапоги бойцам: "как же так, вы "неверные", а нас спасаете, наших женщин и детей".

Помимо Афганистана мне пришлось участвовать еще и в событиях в Прибалтике, Азербайджане при массовом прорыве иранской границы, грузино-югоосетинском конфликте, двух чеченских кампаниях, в Северной Осетии и Ингушетии. И как офицер, я горжусь тем, что за всю свою военную карьеру и службу в горячих точках и при вооружённых конфликтах ни одного своего солдата я не закатал в цинковый гроб. Да, раненные были, но всех я вернул домой живыми к их матерям, жёнам и детям.

Немного об "афганском синдроме". От недомыслия или по соответствующему заказу о нём стали трубить все, кому не лень. Создали в сознании народа маргинальный тип ветерана-афганца – пьяницы, наркомана и бандита. Можно подумать вымершие от пьянства деревни по всей России сплошь состояли из ветеранов той войны, а умирающие от передозы сопляки, не державшие никогда автомат в руках, заразились этой напастью от нас. Я и мои близкие друзья почему-то никогда не испытывали желания пить, не думали о самоубийстве, да и к другим маргинальным наклонностям не склонны. Чтобы отойти от ужасов войны, мне достаточно было побыть в кругу семьи один день, подержать ребёнка на руках, обнять жену, и ты совсем другой человек. Я бы поставил эту проблему по-другому – о "синдроме общества" перед теми, кто воевал. Именно общество их отталкивало, а не они общество. Именно чиновничество под девизом "Мы вас туда не посылали" травило их в прессе, лишало льгот, нормальной работы, толкало в криминал, подвергало унизительным проверкам при приеме на работу в правоохранительные органы, отторгая самых честных и принципиальных, прошедших горнило войны, доказавших свою преданность и верность с оружием в руках. А потом ещё находились те, кто восклицал, какие же у нас плохие Армия и МВД, и почему так мало желающих выполнить свой сыновний долг?