Сегодня Государство Катар находится в фокусе внимания мировых СМИ и общественности на фоне первого в истории осенне-зимнего чемпионата мира по футболу на Ближнем Востоке: из-за санкций со стороны ФИФА и УЕФА сборная России лишилась возможности принять участие в турнире в рамках «взаимного уважения и недискриминации», катарский оркестр исполнил «Катюшу» на мундиале, министр иностранных дел Катара Мухаммед бен Абдель Рахман Аль Тани обвинил Германию в лицемерной политике в области прав человека, президент Международной федерации футбола Джанни Инфантино за сутки до открытия чемпионата мира обрушился на континентальное лобби, обвинив «продвинутую» Европу в лицемерии за необоснованную критику Катара в вопросе прав трудовых мигрантов, ФИФА ясно дала понять, что наложит спортивные санкции, если капитаны сборных будут носить радужные повязки на поле, а эмир Катара Тамим бен Хамад Аль Тани смог устроить первую «историческую встречу» между лидерами Турции и Египта Реджепом Тайипом Эрдоганом и Абдель Фаттахом ас-Сиси на полях церемонии открытия мундиаля. Примечательно, что Россия оказала значительную помощь Катару в подготовке при проведении чемпионата мира по футболу, опираясь на свой успешный опыт 2018 года.
Однако стоит отметить, что крошечное государство в зоне Залива за последние годы, в особенности в период правления отца нынешнего эмира Хамада бен Халифы Аль Тани и его премьер-министра и министра иностранных дел Хамада бен Джасима Аль Тани, стало одним из наиболее влиятельных и мощных региональных игроков. Катар сыграл значительную роль в урегулировании конфликтов и кризисных ситуаций в Йемене (2008−2010 гг.), Ливане (2008 год) и суданском Дарфуре (2008−2010 гг.), а также принял участие в разрешении споров между Чадом и Суданом (2009 год) и Эритреей и Джибути (2010 год).
Однако дуга нестабильности, объявшая арабский мир в 2010—2011 гг., привела к корректировке внешнеполитической линии Катара. Доха сыграла одну из ключевых ролей в ходе «Арабской весны», используя мощнейший медиа-ресурс в виде «Аль-Джазиры», лоббируя ставленников «Братьев-мусульман» (организация запрещена в РФ) , как это было в Египте с Мохаммедом Мурси, а также укрепляя сотрудничество с Турцией.
Более того, Катар смог противостоять давлению со стороны Саудовской Аравии, ОАЭ, Бахрейна и Египта: Доха оказалась в блокаде с лета 2017 года после того, как отклонила фактический ультиматум со стороны вышеупомянутых стран, которые требовали прекратить «деструктивную» политику «Аль-Джазиры» и поддержку террористических организаций, имея в виду, прежде всего, «Братьев-мусульман», отказаться от тесных связей с Анкарой и Тегераном. Для наследного принца Мухаммеда бен Сальмана очевидное укрепление позиций Катара в рамках как ССАГПЗ, так и в регионе в целом являлось вызовом лидирующей роли Саудовской Аравии. Однако Катар, используя связи с Турцией и Ираном, а также поддерживая конструктивные отношения с Оманом и Кувейтом, смог максимально нивелировать негативный эффект от блокады: в итоге в 2021 году состоялось примирение сторон, хотя Доха не выполнила ни один из пунктов ультиматума.
Опыт российско-катарских отношений по-настоящему уникален и соответствует сегодняшним стратегиям хеджирования рисков. Доха играла главную роль в финансово-материальной поддержке вооруженной оппозиции в Сирии, добившись приостановки членства официального Дамаска в Лиге арабских государств и введения против него санкций, что не преодолено до сих пор, несмотря на усилия столь мощного и авторитетного игрока в арабском мире, как Алжир. Таким образом, в сирийском конфликте Москва и Доха де-факто находятся по разные стороны баррикад. В то же время сегодня фиксируется невозможная в советские годы активизация взаимодействия в различных сферах.
Однако развитие российско-катарских отношений, как справедливо отметил советский и российский дипломат Алексей Подцероб, носило крайне неравномерный характер. В апреле 1998 года состоялось подписание договора о военном сотрудничестве, которое не было реализовано. Однако министр иностранных дел Катара Хамад бен Джасим Аль Тани тогда же провел переговоры с Евгением Примаковым, которые были охарактеризованы как «очень успешные». Серьезным «зондажем» стал визит в Москву шейха Хамада в декабре 2001 года, в ходе которого катарский лидер заявил о желании Дохи развивать широкое сотрудничество с Россией. Более того, стороны обсуждали двусторонние экономические проекты с «Газпромом» и совместные действия по борьбе с терроризмом. Однако, как констатирует отечественный востоковед — арабист, академик Алексей Васильев, «дальше слов дело не пошло».
Несмотря на то, что в 2004 году глава МИД Катара осудил убийство чеченского президента Ахмата Кадырова, охарактеризовав его как «террористический акт», на территории страны скрывались чеченские боевики. Более того, в 1990-е гг. Доха спонсировала террористов на Северном Кавказе. В частности, отношения двух стран ухудшились после ликвидации одного из лидеров чеченских сепаратистов Зелимхана Яндарбиева в Дохе: двум российским разведчикам, которые были обвинены в убийстве Яндарбиева, грозила смертная казнь. Лишь в декабре 2004 года Москве удалось добиться высылки двух обвиняемых россиян в Россию.
В 2007 году с официальным визитом Катар посетил российский лидер Владимир Путин. Во время визита в Россию в марте 2010 года премьер-министра Катара Хамада бен Джасима Аль Тани стороны обстоятельно обсудили положение в Ираке, взаимодействие России с ССАГПЗ, процесс ближневосточного урегулирования и иранскую проблематику.
Казалось, отношения стали идти по восходящей компоненте. Однако в декабре 2011 года Москва понизила уровень дипломатического представительства в Катаре после вопиющего инцидента, связанного с досмотром и применением грубой физической силы в отношении российского посла Владимира Титаренко, что стало нарушением положений Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года.
Ситуация стала постепенно улучшаться с 2013 года, когда к власти в результате переворота пришел нынешний шейх Тамим бен Хамад Аль Тани. Визиты эмира в Москву в 2016 и 2018 гг. вкупе с регулярными телефонными переговорами с Владимиром Путиным способствовали установлению более теплого климата в двусторонних отношениях. Показательным стал визит Сергея Лаврова в Доху на фоне установления блокады со стороны Эр-Рияда, Абу-Даби и Манамы. В целом Москва заняла нейтральную и равноудаленную позицию в ходе катарского дипломатического кризиса, сигнализируя о готовности оказать посреднические услуги.
Как отмечает старший советник Gulf State Analytics Теодор Карасик, Катар также пытается использовать свои «финансовые мускулы» для того, чтобы «добиться расположения России». Примечательно, что даже в разгар сирийского конфликта катарский Суверенный фонд благосостояния начал проникновение на российский рынок. Так, Фонд приобрел долю в банке ВТБ на сумму в $ 500 млн, а также стал акционером компании «Роснефть». Катарская сторона также приобрела 25%-ую долю оператора петербургского аэропорта «Пулково» и московского аэропорта «Внуково». В 2016 году совместно с британской компанией Glencore катарская компания «S.W.F.» заключила сделку с «Роснефтью» в размере 11,3 млрд долларов в рамках проектов по добыче, логистике и торговле. Как отметил Владимир Путин, эта сделка стала крупнейшей в мировом нефтегазовом секторе в 2016 году.
Россия и Катар также являются «газовыми гигантами» и по своей сути конкурентами. Однако российское руководство заявляло о стремлении сотрудничать с Дохой в рамках ФСЭГ — Форума стран-экспортеров газа. Значительным аспектом, не позволяющим ФСЭГ эффективно влиять на ценообразование на газовых рынках, является наличие геополитических противоречий между членами Форума. Так, Катар, Россия и Иран находятся по разные стороны баррикад в сирийском кризисе, что вносит дополнительную лепту в неспособность гармонизировать интересы. Доха, которая по словам Дэниеля Ергина, стала «ключевым игроком глобального бизнеса — рынка СПГ», не стремится идти на какие-либо уступки Москве или Тегерану. Нельзя не отметить и сугубо экономические факторы. Так, например, каковы могут быть общие интересы России и Катара в свете того, что Москва экспортирует 90% своего «голубого топлива» по трубопроводам, а Доха — почти весь свой газ в виде СПГ при помощи развитого танкерного флота? В то же время Россия ориентируется на долгосрочные контракты с фиксированной ценой и сроками реализации, в отличие от тех же Австралии, Катара и США, активно наращивающих именно СПГ-поставки на основе спотовых поставок, что придаёт им больше «мобильности».
Однако российско-катарские отношения отличает явный прагматизм, что особенно отчетливо проявилось в ходе нынешнего энергетического кризиса в Европе на фоне отказа Евросоюза от российских углеводородов. Так, европейские страны связывали огромные надежды с поставками катарского СПГ. Но министр энергетики страны Саад аль-Кааби заявил, что Катар может прекратить поставки газа в Европу, если страны ЕС введут потолок цен на российское топливо, обвинив Союз в лицемерной политике:
«Вмешательство в рынки нарушило бы правила конкуренции и поставило бы под угрозу инвестиции в добычу газа. Свободный рынок — всегда лучшее решение».
Несмотря на то, что внешнеторговый оборот России и Катара неуклонно возрастает, показатели остаются достаточно скромными: по итогам 2021 года он увеличился на 74,50% и составил 175,5 млн долларов, в том числе российский экспорт — 124 миллиона долларов (увеличился на 94,07% по сравнению с 2020 годом) и импорт — 51,5 миллиона долларов (увеличился на 40,36% по сравнению с 2020 годом).
К сожалению, маловероятным представляется возможность переориентации наиболее платежеспособных государств арабского мира, в частности, Катара, на приоритетность военно-технического сотрудничества с Россией. В основном модель сотрудничества с аравийскими монархиями сводится к точечным и спорадическим поставкам. Однако достаточно интересным является факт участия Катара, близкого военно-политического союзника США, в «АрМИ» в 2020 году.
Израильский The Jerusalem Post охарактеризовал отношения между Россией и Катаром на Ближнем Востоке как «прагматическую дружбу». Действительно, прагматизм является единственным возможным ключом успеха для Москвы и Дохи: Катар является привилегированным партнером США, получившим статус «основного союзника вне НАТО», а также зависим от поставок американского вооружения и связан с Вашингтоном тесными финансово-экономическими связями. Как упоминалось ранее, Катар также играл лидирующую роль в финансировании вооруженной оппозиции в Сирии и экстремистских группировок. Однако Москва не может игнорировать мощные региональные позиции Дохи, равно как и Катар не может не учитывать позиции Москвы. Российско-катарские отношения являются хорошим примером того, как при наличии конкурентных, а где-то даже антагонистических, интересов стороны способны максимально эффективно их аккомодировать без каких-либо иллюзий на основе здорового прагматизма.
