Россия дважды пыталась закрепиться на Балтике, и оба раза кровопролитные конфликты растягивались на два десятка лет. Но если Ливонская война так и не принесла желаемого результата, то начатое Петром Великим противостояние со шведами явно склонялось к победе русского оружия. Впрочем, война, получившая в историографии название Северной, могла тянуться еще бесконечно долго, если бы противоборствующим странам не удалось найти устроивший всех выход из сложной ситуации. И этот успех русской дипломатии вполне можно сравнить по значению с триумфом под Полтавой. «Известия» — о сложном пути к подписанному ровно 300 лет назад, 10 сентября 1721 года, Ништадтскому миру.

На первый взгляд всё просто: Петр I победил шведов в ряде сражений, главное из которых состоялось под Полтавой, после чего разгромленный противник признал поражение, зафиксированное подписанным в городе Ништадте мирном договоре. Однако Полтава случилась в 1709 году, а мир был подписан лишь 12 годами позже. Причем Россия добровольно вывела войска с большей части оккупированной ею шведской территории, да еще заплатила сумму, сравнимую с годовым бюджетом королевства! И тем не менее Петр считал эту дипломатическую победу своим высочайшим достижением, и именно после нее сенат попросил его принять титул императора.

Для того чтобы разобраться в этой коллизии, нужно посмотреть на ситуацию несколько шире. Хотя для России и Швеции Северная война на несколько последующих столетий определила вектор развития, для остальной Европы это был лишь небольшой конфликт на дальних балтийских берегах. Тогда как центральным событием начала XVIII века стала так называемая война за испанское наследство, в которой коалиция, состоящая из Франции, Испании и Баварии, противостояла другой коалиции, в которую входили Англия, Австрия, Голландия, Португалия и ряд немецких государств. Боевые действия на суше с 1701 по 1714 год с разной интенсивностью шли от Пиренеев до Рейна, а морские баталии охватили все омывающие Европу моря, от Средиземного до Северного. И экономика, и политика всех стран континента так или иначе были подчинены военным задачам, как и взаимоотношения с третьими странами, в том числе и с главными участниками Северной войны — Швецией, Россией, Данией, Речью Посполитой и Саксонией. И они должны были считаться с интересами могущественных соседей, ибо по своему экономическому и военному потенциалу при всем желании не могли встать в один ряд с Францией, Англией или даже Австрией.

Поначалу в европейских столицах Россию как серьезную силу всерьез не воспринимали, но в коалиции были еще король Дании и Норвегии Фредерик IV и правитель Саксонии Август II Сильный. Последний был также королем Речи Посполитой, но в войне участвовал только как саксонский курфюрст. С трех сторон армии союзников вошли в шведские владения — русские осадили Нарву, саксонцы и поляки — Ригу, датчане вторглись в Гольдштейн. Противостоял им 18-летний на момент начала войны Карл XII.

Считая, что сила на стороне коалиции, и опасаясь, что расправившись со шведами саксонцы и датчане могут примкнуть к французам, англичане и голландцы помогли Карлу высадить десант в Копенгагене. Одним ударом юный монарх вывел из войны Данию, затем бросился в Прибалтику и молниеносно разгромил под Нарвой русские войска. Август почел за благо без боя удалиться в Польшу, Карл двинулся за ним. Акции Петра у европейских дипломатов упали до нуля, Карл же обрел славу талантливого полководца. Но борьба с Августом оказалась не такой простой — польская шляхта не особенно хотела воевать за абстрактные геополитические цели, однако когда враг вступил на их родную землю, взялась за сабли.

В 1704 году между Августом и Петром был подписан Нарвский союзный договор, после чего Речь Посполитая вступила в войну как союзник России. Чтобы привлечь часть поляков на свою сторону, шведам пришлось даже придумать «альтернативного» короля Станислава Лещинского. Но Августу помогали саксонские и русские регулярные полки, а также украинские казаки гетмана Мазепы, война приобрела мобильный партизанских характер и растянулась на пять лет. Противники гонялись друг за другом, чередуя локальные успехи и неудачи. Перелом наступил после сокрушительной победы шведов под Фрауштадте — Август вынужден был подписать сепаратный Альтранштедтский мирный договор и фактически вышел из войны. Правда, после Полтавы он заявит, что был введен в заблуждение своими дипломатами, и возобновит союз с Петром.

Пока шведы метались по польским лесам и болотам, Петр строил заводы, вооружал и обучал армию, а заодно укрепился в Прибалтике и основал Санкт-Петербург. Перенос столицы на берега Невы должен был указать противнику, что захваченных земель русский царь отдавать не намерен. Но и Карл отступать не собирался, посему, решив польскую проблему, король в 1708 году двинулся на Россию. Далее всё хорошо известно: сначала битва при Лесной, а затем Полтава, где шведская армия была полностью уничтожена. Карл бежал в Турцию. Теперь уже на Петра изумленная Европа начинает смотреть как на ключевого восточного соседа, и даже неудачный Прутский поход впечатления сильно не портит.

Карл еще несколько лет после Полтавы сидел в Бендерах, пока сами турки не выгнали его. За это время Дания и Саксония вернулись в войну, к коалиции присоединилась Пруссия, Август укрепился в Польше, а русские войска заняли почти всю Финляндию. Но Карл сдаваться не собирался. Он по-прежнему старался использовать разногласия в стане противников и бить их по частям, правда, опытных солдат и ресурсов у него почти не оставалось.

Тогда Карл решил вступить в тайные переговоры с противником, которого уважал больше всего, — с царем Петром. Роль дипломатических сводников взяли на себя французы. Рассудив, что все товарищи по коалиции уже успели предать его, русский государь дал согласие на сепаратные переговоры, которые начались в 1718 году на Аланских островах. Царскую делегацию возглавлял один из самых близких государю людей — командующий русской артиллерией генерал Яков Брюс — друг детства (еще по Немецкой слободе) и, между прочим, потомок шотландских королей. В помощь ему был придан Андрей Иванович (Генрих Иоганн Фридрих) Остерман — сын пастора из Бохума и бывший студент Йенского университета, после дуэли бежавший в Россию и великолепно показавший себя на дипломатическом поприще.

Переговоры шли трудно, как всегда бывает, когда никто из противников не потерял способности к сопротивлению. А Карл в тот момент считал, что он еще может победить. Король был готов отдать часть Прибалтики, но хотел оставить за собой Лифляндию, Петр готов был за нее заплатить и предоставить войска, которые помогли бы шведам восстановить свои владения на континенте. Речь шла даже о совместной войне против Англии. Для Карла союз с Россией был единственной возможностью продолжить борьбу, что для короля-воина было очень важно — это был не тот человек, который искал спокойной мирной жизни. Переговоры шли не быстро, но стороны, скорее всего, нашли бы взаимовыгодное решение, если бы не случилась трагедия — Карл погиб. Во время осады небольшого норвежского городка король неосмотрительно приблизился к позициям врага и был сражен пулей. Десятью годами ранее аналогичная ситуация была под Полтавой, но тогда Карл отделался ранением ноги. Он стал последним европейским монархом, погибшим на поле боя.

Бездетному королю наследовала младшая сестра Ульрика Элеонора, соправителем которой стал ее супруг Фридрих Гессен-Кассельский, провозглашенный королем Фредриком I. Новое правительство решило сделать ставку на примирение с западноевропейскими участниками антишведской коалиции и попытаться защитить свои интересы на востоке. Переговоры с Россией были тут же прерваны, военные действия возобновились. На других фронтах, наоборот, наступило затишье. Кроме того, шведы вступили в переговоры с англичанами, которые готовы были им помогать. Британцев не устраивало усиление России на Балтике, поскольку в этом случае они могли потерять выгоду от практически монопольной торговли русскими товарами через Архангельск. В то же время и ссориться с Петром в Лондоне не хотели.

Началась тонкая закулисная дипломатическая интрига, в которой, возможно, не обошлось и без подкупа. Русские посланники получили широкие полномочия и личные инструкции царя: «Ежели и на то не согласятся — предложить денег министру, но поступать в том осторожно, разведав, склонны ли те министры к взяткам... Не чаю, чтоб Мальбрука дачею склонить, поскольку дюже богат; однако ж обещать тысяч 200 или больше». «Мальбрук» — это Джон Черчилль, первый герцог Мальборо, главнокомандующий королевской армии. К тому времени великий полководец был уже в серьезном возрасте, но сохранял свой пост и влияние. Принял ли кто-то из английских вельмож «дачу», документально не известно, но факт остается фактом: хотя английский флот вошел в Балтийское море, как бы поддерживая шведов, но реальной помощи им так и не оказал.

Петр опять оказался в одиночестве — союзники, хотя официально и не выходили из войны, как уже случалось ранее, но активных действий не вели, кулуарно обсуждая со шведами условия мира. Петру нужно было склонить врага к миру, в то же время он понимал, что перенос боевых действий в Скандинавию приведет к колоссальным жертвам и может побудить другие страны вступить в войну на стороне шведов. И тогда он решил использовать опыт врага, только не короля-рыцаря Карла, а его далеких предков викингов: русские отряды стали совершать разорительные набеги на шведские берега. «Дабы выя гнулась лучше», как выразился Петр. Передвигаясь на небольших, в основном гребных, судах, небольшие отряды скрытно выходили из шхер и высаживались на шведский берег, где нападали на прибрежные деревни, хутора и городки, сжигали заводы и хозяйственные постройки, после чего растворялись в тумане. В открытый бой по возможности они старались не вступать, местное население не трогали, кроме тех случаев, когда им оказывали активное сопротивление:

«Людей не токмо не брать, но не грабить с них и ничем не досаждать, но внушать, что мы воюем для того, что сенат их не склонен к миру».

Шведская армия не имела возможности контролировать всё побережье, а их линкоры и фрегаты были бессильны против молниеносных набегов. Однажды, когда шведские корабли погнались за уходящими русскими галерами, дело кончилось полным конфузом — Михаил Голицын притворным отступлением заманил вражеские фрегаты в западню около острова Гренгам и, резко развернувшись, взял их на абордаж. Всего, согласно донесению командовавшего десантной операцией адмирала Федора Апраксина, на территории Швеции было разорено и уничтожено 8 городов, 140 особняков и замков, 21 завод, 1363 селения, 21 мельница и 26 военных складов (магазинов).

В январе 1720 года Швеция заключила союз с Польшей, в феврале — с Пруссией, в июле — с Данией. Казалось бы, следующим шагом должно стать обострение конфликта с Россией, но к этому времени шведская экономика уже так пострадала от русских набегов, что о новой войне никто слышать не хотел. Шведская выя согнулась, Фредерик через англичан согласился на мирные переговоры.

Местом переговоров назначили финский приморский городок Уусикаупунки, по-шведски называвшийся Ништадт. В буквальном переводе с обоих языков — «Новгород». Российскую делегацию возглавляли всё те же Брюс и Остерман, шведскую — Юхан Лилльенстедт и Отто Рейнхольд Стрёмфельт. России нужны были земли, Швеции — мир. Но Стокгольм не капитулировал, и шведам необходимо было «сохранить лицо». А за спиной у Фредерика маячили британские, датские и прусские мундиры, вовсе не радовавшиеся русскому усилению на Балтике. Петр же отлично понимал, что выход к морю ценен только в том случае, если торговые пути будут свободны и безопасны. А это было возможно при условии стабильного мира, основанного на условиях, устраивающих все стороны. И на уступки должны были пойти обе державы.

В итоге Россия получила Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию (земли по берегам Невы и Финского залива), часть Карелии с Выборгом, а также острова Эзель и Даго (Сааремаа и Хийумаа), закрывающие подходы к Финскому заливу. Взамен Россия возвращала Швеции оккупированную русскими войсками Финляндию. Оговаривались условия, права местного населения, возможность для желающих покинуть означенные территории. Это было неактуально для Эстляндии и Лифляндии, жители которых в целом благосклонно встретили русские войска, а дворянство получило равные права с остальными подданными, а вот Ингерманландию значительная часть населения покинула. На освободившееся место завезли крестьян из центральной России.

Кроме того, Россия добровольно обязывалась выплатить шведам компенсацию в размере 2 млн талеров. Сумма была очень значительной, сравнимой со всем годовым бюджетом Швеции.

Причин столь крупных трат было несколько. Петр понимал, что это сразу меняло статус сделки: когда земля захвачена силой, уступившая территорию держава имеет моральное право на ее возвращение, в случае продажи — нет. Особо оговаривалось, что выплата является доброй волей русского государя, что должно было восприниматься как протянутая шведам рука дружбы. В том же добрососедском духе шведам предоставлялось право беспошлинной закупки хлеба в отошедших к России землях на 50 тыс. рублей (кроме неурожайных лет) и других товаров по выбору еще на 100 тыс. рублей. Был и еще один мотив — щелкнуть по носу Августа. Дело в том, что, согласно возобновленному после Полтавы союзному договору, Лифляндия (или Шведская Ливония) в случае победы должна была отходить Речи Посполитой, но Петр, учитывая поведение союзника и вклад сторон, посчитал это вопиющей несправедливостью. Выкуп же совершенно менял ситуацию — никакие обязательства на этот случай не распространялись. Жизнь доказала дальновидность Петра: как бы ни менялась политическая ситуация, никто и никогда уже не будет оспаривать права России на ее прибалтийские территории.

Договор был подписан 30 августа (10 сентября по новому стилю) 1721 года. До Петра весть дошла в тот момент, когда он шел на бригантине в Выборг — он немедленно отдал приказ изменить курс и идти в столицу. На следующий день конные трубачи и глашатаи объезжали город и объявляли о наступлении мира. Шумное празднование длилось около трех месяцев, перекатываясь из города в город, а апогеем стало принятие по просьбе сенаторов Петром титула императора и переименование Московского царства в Российскую империю. На тот момент громкий статус был скорее декларативным, но он четко указывал политические устремления монарха.

Ништадтский мир стал рубежом новой эпохи. Россия превращалась в европейскую державу, живущую по принятым здесь правилам. Прорубленное силой окно в Европу еще не делало Россию полноправным членом «цивилизованного» континентального сообщества, зато признание Ништадтского мира полностью легитимизировало статус России. Уже не царства, но империи.