Вопрос: Добрый день, газета "Коммерсантъ". Владимир Владимирович, насколько я знаю, Вы были инициатором пригласить господина Туска в Катынь. Он приехал. Я считаю, что состоялось достаточно беспрецедентное событие. Скажите, пожалуйста, по итогам сегодняшнего дня можно сказать, что проблема Катыни снята с политической повестки дня? Другими словами - что политикам здесь сказать больше нечего и что над этой проблемой должны работать историки и архивисты. Так ли это? Считаете ли Вы так или по-другому?

В.В.Путин: Действительно, провести сегодня эту встречу здесь, в Катыни, встречу между руководителями правительств наших стран - это была российская инициатива. Я пригласил господина Туска приехать сюда сегодня. Сделано это было сознательно, прежде всего, из чувства глубокого уважения к польскому народу.

Сделано это было для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что у нас в России нет запретных тем, и что мы осуждаем все преступления, которые были совершены тоталитарным режимом. Сделано это было также для того, чтобы напомнить, что здесь в катынской земле лежат 4 тысячи польских офицеров и 8 тысяч советских граждан, застреленных в 1930-е годы и плюс еще многие сотни советских воинов, расстрелянных нацистскими оккупантами.

В рамках этой работы были вскрыты 4 млн различных документов. И польской стороне переданы миллионы листов этих документов. Миллионы! Это беспрецедентный случай в отношениях между государствами.

Только что мы вспоминали о том, что британское правительство, например, еще на двадцать лет засекретило документы, связанные с гибелью тогдашнего польского премьера и вообще с событиями начала Второй мировой войны. В нашем случае нет ничего, что скрывало бы правду о том, что происходило, и о том, как это происходило.

Единственное, что требует дополнительного изучения, - это вопросы исключительно гуманитарного характера, с тем чтобы не поставить в ложное положение родственников, потомков тех людей, которые так или иначе связаны с этой трагедией. Вот и все.

Ничего такого, что скрывало бы правду о самом преступлении, ничего такого, что скрывало бы правду о механизмах этого преступления, не закрыто за семью печатями. Это все вскрыто и показано. В том числе, в том миллионе документов, которые переданы нашим польским партнерам.

Мы и дальше будем работать в этом направлении. Нам бы только хотелось, чтобы эта работа была общей, полной. Когда мы сегодня встречались с учеными-историками, я тоже об этом говорил. Могу повторить еще раз, моя позиция является абсолютно открытой: мы говорим о предвоенной политике европейских держав. Мы говорим часто и вспоминаем о пакте Молотова-Риббентропа. И правильно, мы должны об этом думать. ... ...

Повторяю: нам бы очень хотелось, чтобы правда была всеобъемлющей, а не однобокой. И чтобы именно она во всем своем величии и со всеми трагедиями, которые связаны с этим, помогала нам вместе двигаться в будущее. Уверяю вас, у нас нет здесь ограничений, кроме одного - и я о нем сказал - кроме гуманитарного.

... ...

Если никто не будет спекулировать на этих трагедиях в текущей политической жизни, добиваясь своих корыстных политических целей, то это будет перелом. Если найдутся люди, которые захотят как-то использовать это для себя, то это будет только начало перелома.

В любом случае это хорошо. В любом случае это позитив. Мы видим реакцию польской общественности. Я все-таки уверен, что даже если кто-то попытается использовать эти трагедии в своих сиюминутных политических интересах, все-таки тенденция будет меняться. Поляки не могут не видеть нашего искреннего желания вместе идти в будущее, нашего искреннего осуждения преступлений, которые были совершены в прошлом.

Вот мы сегодня говорили, и могу так же откровенно сказать, как я говорил господину Премьер-министру, о своем собственном представлении - после, кстати говоря, встречи с учеными. Я к стыду своему не знал, а теперь вот знаю. Оказывается, что в 1920-м году военной операцией в советско-польской войне, в советско-польском вооруженном конфликте руководил лично Сталин. Я этого даже не знал. И тогда, как известно, Красная армия потерпела поражение, в плен было взято довольно много красноармейцев. По последним данным, от голода, болезней в польском плену умерло 32 тысячи.

Полагаю, - повторяю, это мое личное мнение - что Сталин чувствовал, во-первых, свою личную ответственность за эту трагедию. И во-вторых, совершил этот расстрел исходя из чувства мести. От этого совершенное деяние не перестает быть преступным, но, может быть, это что-то может объяснить. Мы этого не знаем, и в документах этого нет.

archive.premier.gov.ru/events/news/10128/