В настоящее время в Корее находится около 30 тысяч мигрантов из Северной Кореи, которые попали на Юг нелегально (в основном – через Китай и иные третьи страны). Статистика показывает, что по своему составу община северокорейских беженцев в Южной Корее сильно отличается от тех общин, которые в годы Холодной войны сформировали на Западе выходцы из СССР и других социалистических стран. Беженцы из Северной Кореи отличаются низким уровнем образования и являются выходцами из низов. Среди них преобладают женщины, а доля молодёжи невелика.

Хотя легальный выезд на постоянное проживание из Северной Кореи в Южную и невозможен, в настоящее время в Южной Корее находится около 30 тысяч мигрантов с Севера, которые перебрались на Юг нелегально, обычно – через третьи страны. Этих людей иногда называют «перебежчиками», но в основном они руководствовались личными и экономическими мотивами, так что правильнее было бы называть их «мигрантами» или даже «беженцами».

Каждый год Hana Foundation, правительственный фонд, занимающийся программами помощи северокорейским мигрантам, в сотрудничестве с Министерством объединения публикует статистический отчёт о ситуации, в которой находятся мигранты с Севера. Последний такой отчёт, появившийся в Сети несколько месяцев назад, описывает ситуацию 2021 года. Мы решили познакомить наших читателей с этими статистическими данными, сопроводив их необходимыми комментариями. 

По данным Министерства объединения, с июля 1953 г. по декабрь 2021 г. в РК прибыло 33.815 граждан КНДР. По сведениям Министерства, в стране находится 29.980 северокорейских мигрантов.

В печати часто можно увидеть утверждение о том, что в Южной Корее проживает «34 тысячи мигрантов» с Севера, но эта цифра не совсем соответствует действительности: часть мигрантов умерла, а часть – выехала за границу.

Тем жителям Севера, которые добрались до Южной Кореи в конце 1950-х годов, сейчас, как минимум, 80 лет, и они в своём большинстве уже давно ушли в мир иной. Кроме того, некоторые мигранты, проведя какое-то время в Южной Корее, решили перебраться в другие страны. Отсюда и заметная – почти 4 тысячи человек – разница между числом прибывших в страну граждан КНДР и числом ныне проживающих в Южной Корее мигрантов с Севера.

В общем в мире миграция – дело мужское, но вот среди северокорейских мигрантов в Южной Корее женщины составляют заметное большинство. Вызвано этом тем, что женщине гораздо легче и выехать из Северной Кореи, и добраться до Сеула.

В Северной Корее власти контролируют женщин не так жёстко, как мужчин – скорее всего, потому, что от женщин ожидают меньше проблем. Кроме того, у женщин есть одна важная привилегия: при желании, замужние женщины могут официально зарегистрироваться в качестве домохозяек, и, таким образом, они не обязаны регулярно появляться на официальной работе, и могут заниматься торговлей и ремесленным производством, или работать по найму в неофициальном частном секторе. Теоретически для выезда за пределы своей провинции гражданину КНДР требуется получать специальное разрешение, но женщины вызывают меньше подозрений на блокпостах, так как они часто ездят по стране, активно занимаясь челночной торговлей. Это означает, что женщине проще и добраться до границы с Китаем, и перейти её.

Преобладание женщин среди беженцев вызвано и ещё одним фактором, о котором по понятным причинам говорят мало. На протяжении последних 20 лет подавляющее большинство беженцев попадает в Южную Корею через Китай. Обычно потенциальные мигранты сначала переходят границу между Северной Кореей и Китаем, и некоторое время находятся в Китае, откуда уже потом добираются до стран Юго-Восточной Азии и Монголии, и далее – и до Южной Кореи.

Многим из них помогают родственники и друзья в Южной Корее, которые оплачивают весьма дорогостоящую организацию побега, но часть мигрантов вынуждена проводить в Китае значительное время – порою, многие годы. Однако в Китае ситуация такова, что женщине там куда проще и устроиться без документов на работу, и вообще жить, не привлекая к себе особого внимания властей. При этом чаще всего речь идёт о том, что северокорейская беженка вступает в Китае в гражданский брак с местным жителем. Нахождение в гражданском браке существенно снижает шансы на то, что беженка будет выявлена китайской полицией и выслана из Китая обратно в Северную Корею. Вдобавок, подавляющее большинство работ, которые доступны нелегальным мигрантам в Китае, это, условно говоря, работы «женские» - уборщицы, поварихи, служанки, няни и т.д. В результате женщине проще не только покинуть Северную Корею, но и устроиться в Китае, готовясь там к следующему этапу побега – броску на Юг.

Показательно, что, по данным опроса тех женщин-беженцев, которые до переезда в Южную Корею долгое время находились в Китае, ровно половина (50,5%) сказали, что в Китае они не работали. Учитывая ситуацию в Китае, модно предположить, что почти все эти женщины сожительствовали с китайцами в качестве гражданских жен.

64,8% мигрантов проживают в «столичном регионе», то есть в Сеуле и его ближайшей округе, а 23,7% всех мигрантов проживают в пределах административных границ собственно города Сеула.

Мигранты из Северной Кореи более склонны к тому, чтобы жить в столице, чем коренные южнокорейцы, ведь только 50% всего населения Кореи живёт в Сеуле и его окрестностях в «столичном регионе». Во многом это стремление к тому, чтобы жить в столице, отражает стереотипы, сформировавшиеся у мигрантов ещё в Северной Корее. В КНДР жители Пхеньяна являются привилегированной группой, а разница в возможностях между жителем столицы и провинциалом огромна. Поэтому мигранты, оказавшись в Южной Корее, используют все доступные им средства и методы для того, чтобы обосноваться в столице.

Среди 29.880 мигрантов, ныне находящихся в стране, 16% прожили в Южной Корее менее 5 лет, а 54,1% - более 10 лет.

Как видно из этой статистики, около половины всех беженцев составляют люди, которые прибыли в Южную Корею недавно, в течение последнего десятилетия. Говоря о миграции с Севера на Юг, часто упускают из виду, что относительно заметные масштабы эта миграция приобрела лишь после 2000 года. В 1990-е годы количество прибывающих в Южную Корею северокорейских беженцев измерялось двузначными цифрами, а в более ранний период – и вовсе цифрами однозначными. Большая часть проживающих в Южной Корее выходцев из КНДР прибыли в страну недавно, и во многом ещё только приспосабливаются к новой жизни.

Среди мигрантов 24,5% составляют лица в возрасте от 30 до 40 лет, 28,5% - в возрасте от 40 до 50 лет и 21,1% - в возрасте старше 50 лет.

Если сравнивать с мигрантскими общинами в других странах мира, то община северокорейских мигрантов на Юге необычна большой долей лиц среднего и преклонного возраста. Как видно из приводимой выше статистики, люди в возрасте от 40 лет составляют более половины её состава. Другими словами, типичный северокорейский беженец в наши дни – это женщина в возрасте 45-55 лет.

67,0% беженцев имеют только среднее или неполное среднее образование, 11,1% имеют среднее специальное, а 17,1% высшее образование. 

Эти цифры отражают ещё одну интересную особенность северокорейской мигрантской общины на Юге: в своей массе выходцы с Севера не отличаются высоким уровнем образования. В этом отношении северокорейская миграция мало похожа на эмиграцию из СССР и стран Восточной Европы в годы Холодной войны. Как известно, тогда на Запад ехала в основном интеллигенция – или, если быть более точным, в те времена среди политических эмигрантов доля интеллигентов была заметно выше, чем среди населения в целом.

В Северной Корее ситуация противоположная. Подавляющее большинство мигрантов из КНДР имеют только среднее или даже незаконченное среднее образование. Кстати сказать, приведённая выше статистика даже несколько приукрашивает ситуацию, так как многие из тех, кто в соответствии с указанными выше данными имеет высшее образование, окончили вузы уже после прибытия в Южную Корею: 49,2% беженцев заявили, что получили дополнительное образование, находясь в Южной Корее.

На вопрос о причинах, по которым они решил покинуть Северную Корею, 22,8% назвали «недовольство постоянным контролем со стороны властей и отсутствием свободы», 21,6% - «нехватку еды или голод», 10,7% - «необходимость обеспечить лучшую жизнь для семьи и детей», 10,7% - «желание заработать больше денег», и 10,4% «желание воссоединиться с членами семьи, которые ранее эмигрировали на Юг».

Согласно южнокорейскому законодательству, любой гражданин КНДР по прибытии в Южную Корею автоматически получает южнокорейское гражданство и пакет социальной помощи. Мигранту нет никакой необходимости доказывать, что в Северной Корее он подвергался каким-либо гонениям или участвовал в оппозиционной деятельности. В этом отношении ситуация с северокорейскими мигрантами в Южной Корее разительно отличается от ситуации в большинстве стран мира, в которых статус беженца предоставляется только тем, кому удаётся представить себя жертвами политических преследований. Поэтому указанные выше ответы мигрантов, предположительно, в целом честны: у них просто нет особых резонов для того, чтобы врать и приукрашивать свои мотивы. Ответы однозначно показывают: северокорейская эмиграция на удивление аполитична. Только один из пяти мигрантов упомянул политические мотивы среди причин, заставивших покинуть страну.

59,3% беженцев работали в Северной Корее. Из них 30,7% были рабочими, 8,1% - служащими и 7,0% - крестьянами.

Значительная часть иммигрантов в период своего проживания в Северной Корее не имела постоянной работы. Часть среди них составляли дети и подростки, однако большинство из них – это домохозяйки, которые обычно работают в частном секторе или занимаются надомным трудом, и формально работающими не считаются.

Эти цифры ещё раз подтверждают то, о чём говорилось выше: большинство северокорейских мигрантов – люди скромного происхождения, выходцы из общественных низов.

54,7% беженцев заявили, что довольны своей жизнью на Юге, 38,6% считают, что живут на Юге «обычной» жизнью, не испытывая ни особого удовлетворения, ни особого разочарования, а 6,7% говорят, что недовольны своей новой жизнью на Юге.

Часто утверждается, что северокорейские беженцы недовольны жизнью на Севере. Некоторые основания у этого утверждения есть: большинство северокорейских беженцев проходит через период разочарования в южнокорейском обществе, и у многих появляется мысль о том, что, бежав на Юг, они совершили ошибку. Тем не менее, в большинстве случаев этот период разочарования, наступающий обычно после 2-3 лет жизни на Юге, заканчивается через несколько лет. Как видно из указанной выше статистики, 54,7% мигрантов говорят, что они «удовлетворены» своей жизнью. Любопытно, что среди коренных южнокорейцев о своей удовлетворённости жизнью говорят существенно реже – всего лишь 28,4%.

Что видно из приведенных выше данных? Во-первых, большинство беженцев происходят из неблагополучных социальных групп: и уровень доходов, и уровень образования у них заметно ниже среднего по Северной Корее. Среди них заметное большинство составляют женщины.  Причины, по которым они покинули родные места, разнообразны, но в большинстве случаев главной причиной являлось желание избежать экономических трудностей на родине. Политическими мигрантами среди них является лишь меньшинство, так что, как правило, переселенцы не принимают участия в политической деятельности, а с разной степенью успеха пытаются приспособиться к жизни в новой, необычной для них, среде.