Руководитель главного российского академического «мозгового треста» по африканской тематике, директор Института Африки РАН, член-корреспондент РАН Ирина Абрамова дала программное интервью «Эксперту».

— Ирина Олеговна, как изменились приоритеты и акценты во взаимодействии России с африканскими партнерами за последние полтора года?

— Начинать отсчет надо не с начала СВО, а с более раннего периода. В 2019 году в Сочи прошел первый саммит «Россия — Африка», на котором наша страна заявила, что возвращается на этот континент. Нельзя сказать, что Россия оттуда полностью ушла, но, безусловно, в постсоветский период интенсивность наших отношений с Африкой была существенно снижена.

Я, как и все сотрудники Института Африки РАН, была плотно вовлечена в подготовку и проведение сочинского саммита, вела пленарное заседание, и могу констатировать однозначный успех: в саммите приняли участие главы сорока четырех государств континента. Это очень высокое представительство, по уровню которого проходит одна из линий негласной конкуренции с аналогичными мероприятиями, которые проводят другие крупные игроки — Китай, США, Европейский союз, Япония, Турция, Индия. Но представительство, конечно, не самый главный результат саммита. Главное — грандиозные планы развития наших взаимоотношений.

Но случилась пандемия ковида, которая нанесла удар по внешнеэкономическим связям всех государств: достаточно сказать, что мировая торговля в 2020 году рухнула примерно на 30 процентов. А в 2022 году началась специальная военная операция, которая еще сильнее, чем пандемия, переформатировала нашу действительность. Для многих представителей российского бизнеса, взращенного в рамках либеральной концепции и ориентированного исключительно на западный рынок, Африка вообще не рассматривалась как перспективный партнер. И вот окно возможностей на Западе закрылось. Появилась объективная необходимость искать новые рынки как на Востоке, так и на Юге. А с необходимостью, я надеюсь, возникает и понимание, что Африка нужна России, как и Россия Африке.

— Африка для большинства российских предпринимателей, да и обычных граждан остается неизвестным, непонятным континентом.

— Конечно! А знаете почему? Да просто потому, что мы толком не занимались и не интересовались Африкой. Политики, эксперты, да и журналисты были весьма равнодушны к африканской повестке. Примерно за месяц до начала специальной военной операции мы провели анализ СМИ. Оказалось, что доля новостей об Африке в наших ведущих медиа не превышает 0,7 процента. И то это была еще очень хорошая цифра, потому что именно в ту неделю произошли госпереворот в Буркина-Фасо и создание экзархата РПЦ в Африке. Новостей из США в тех же медиа за ту же неделю было 15 процентов. По-моему, крайне показательные данные, не требующие комментариев. Отсутствие информации об Африке означает, что Африки для нас не существует.

А теперь закрылся западный рынок, и нам нужно искать альтернативы. Полностью переориентироваться на Китай и Индию, конечно, неразумно, хотя они в ближайшие годы останутся нашими основными торговыми партнерами. А Африка представляет для нас большой интерес, потому что многое из того, что мы можем дать, — это как раз то, что им нужно. Но крайне важно выстраивать сотрудничество исходя из долгосрочных, а не конъюнктурных соображений. И понимать, что африканские партнеры все полнее осознают себя в качестве самостоятельного мирового игрока, со своими долгосрочными целями и стратегией их достижения.

Важнейший программный документ Африканского союза был принят 31 января 2015 года. Это «Повестка 2063» (Agenda 2063), в котором определены семь основных направлений развития континента на следующие пятьдесят лет. Некруглые цифры в горизонте целеполагания объясняются тем, что шестьдесят лет назад, в 1963 году, была создана Организация африканского единства, которая в 2013 году стала Африканским союзом и решила задуматься о фундаментальных целях развития Африки на следующие полвека. Образ континента, прописанный в этом документе, — это процветающий материк с развитой промышленностью, высоким уровнем образования, науки и благосостояния граждан, с высокой ролью женщин и молодежи в развитии континента. Одна из основных целей — развитие инфраструктуры, в первую очередь энергетической. И по этому направлению возможности развития сотрудничества России как носителя значительного числа технологий и компетенций в области энергетики, в том числе атомной, весьма велики. Вы знаете, что «Росатом» недавно заключил крупный контракт о сооружении АЭС «Эль-Дабаа» в Египте. Очень высок в Африке и спрос на сооружение гидроэлектростанций, тепловых газовых энергетических мощностей, а также АЭС малой мощности.

— Какие еще направления сотрудничества России с Африкой вам кажутся наиболее перспективными?

— Второе перспективное направление российского сотрудничества с Африкой — сельское хозяйство. Континент обладает уникальными природными возможностями, но использовать их эффективно на благо народов своих стран пока не удается. Триста миллионов африканцев до сих пор страдают от голода. Россия за последние пятнадцать лет, благодаря разработкам нашей аграрной науки и налаживанию государством правильной системы финансовой поддержки сельхозпроизводителей, достигла серьезных результатов в развитии АПК и аграрных технологий. Так, урожайность зерновых культур выросла за последние восемь лет в три‒пять раз. И мы этими технологиями вполне готовы поделиться с Африкой на взаимовыгодной основе. Не просто поставлять на континент зерно и удобрения, а локализовать производство, наладить систему долгосрочного повышения урожайности сельхозземель.

Третье направление — горная добыча. Африка, как и Россия, обладает примерно третью мировых минеральных ресурсов. Это не только нефть и газ. По ним континент не занимает ведущих позиций: на Африку приходится около 12 процентов мировых топливных ресурсов. Зато здесь колоссальная кладовая металлов, причем тех, которые, как, например, литий, используются при производстве высокотехнологичных товаров, в частности солнечных батарей и другого оборудования для «зеленой» энергетики, которая, к слову, на поверку по полному циклу (с учетом «грязной» утилизации) и не является такой уж «зеленой».

Африка — абсолютный мировой лидер и по запасам кобальта, основные месторождения сосредоточены в Демократической Республике Конго. США зависят примерно на 70 процентов от поставок кобальта из ДРК, хотя делают это опосредованно через Брюссель. Если вы статистику посмотрите, то увидите, что США в Африке кобальт не покупают. А покупают у Бельгии, там такая линеечка через Брюссель идет.

Гвинея обладает четвертью мировых запасов бокситов, к разработке которых давно и успешно подключился «Русал». Местные бокситы, в отличие от российских месторождений, добываются открытым способом и содержат гораздо более высокий процент оксида алюминия.

А в ЮАР «Ренова» добывает марганец, советские месторождения которого после распада СССР остались за пределами России. Кроме того, следует очень внимательно изучить перспективы совместной с африканскими партнерами разработки месторождений редкоземельных металлов. Так что неверно говорить, что Россия не заинтересована в африканских ресурсах. Выборочно, точечно, осмысленно их разрабатывать нужно. Африканская кладовая может очень существенно дополнить наши собственные запасы.

Проблема заключается в том, что доступ к африканским ресурсам уже в основном поделен между другими государствами, в первую очередь США и ЕС, и эти игроки совершенно не заинтересованы в том, чтобы развивать местную переработку этих ресурсов, выстраивать следующие переделы, удлинять африканскую цепочку создания стоимости. Гораздо проще скупать по дешевке сырье и везти на переработку в бывшие метрополии.

В уже упомянутой ДРК добыча полезных ископаемых контролируется в значительной степени бандитскими группировками. Правительство и президент Феликс Чисекеди давно хотят навести в этой сфере порядок, но пока не удается. Как только делаются попытки ввести госуправление рудниками, ограничить интересы местной мафии, тут же из соседней Руанды заходит контингент тутси, который вооружен американским оружием, чтобы опять противостоять правительственным силам ДРК. Почему? Да потому, что американцам и бельгийцам гораздо проще и дешевле иметь дело с бандитами, чем взаимодействовать с конголезским государством, платить налоги, хоть в какой-то степени придерживаться правил охраны труда рабочих и так далее.

— Вы рисуете какие-то картинки из девятнадцатого века. Неужели так действительно обстоят дела в ДРК сегодня?

— Конечно, это вопиющий пример, но далеко не единственный. С другой стороны, некоторые страны пытаются проводить более независимую политику в ресурсной сфере, исходя из собственных приоритетов. Например, Зимбабве два года назад запретила экспорт необработанного лития за рубеж, поставив цель развить у себя дома его переработку. Но эта страна долгое время жила под западными санкциями и поэтому ей бояться нечего: привыкла огрызаться.

Но в целом я хочу подчеркнуть: все то, что происходит сегодня в Африке, — это в значительной степени наследие колониализма. Западные страны привыкли нещадно эксплуатировать Африку, привыкли жить за ее счет, привыкли использовать ее ресурсы. При этом кричат о своей помощи Африке, намеренно оставляя ее в стадии технологического невежества.

У России в Африке другой подход. Мы можем создать с партнерами на континенте очень хороший альянс, так как мы способны предоставить африканцам доступ к технологиям в тех отраслях и сферах, где мы сильны. Помимо тех направлений, которые я перечислила выше, можно отметить сотрудничество в космической отрасли (здесь стоит упомянуть производство и запуск Россией первого ангольского спутника), а также в информационных технологиях. И это не только вопросы кибербезопасности, но и разработка специальных программных продуктов. Мы, в частности, еще на первом саммите «Россия — Африка» отмечали показательный кейс российской компании «Новые облачные технологии», которая реализовала свой продукт по облачному хранению данных для правительства Бурунди.

— Каковы приоритеты нашего сотрудничества с Африкой в гуманитарной сфере?

— Здесь на первом месте стоит образование. Напомню, Советский Союз за постколониальные годы подготовил полмиллиона африканцев с высшим образованием, из них половина проходила обучение у себя дома. Мы открыли более двадцати университетов на континенте, десять научных центров. В Африке работали тысячи российских преподавателей, врачей и ученых. В постсоветский период эта работа оказалась свернута, сегодня ее надо возрождать.

И дело не только в том, что это наша высокая гуманитарная миссия — нести знания и технологии африканским партнерам. Это нужно и нам самим тоже. Не только потому, что в нынешнем расколотом мире, кроме Юга и Востока с нами никто не готов иметь дело, а потому, что Африка — континент будущего. Африка сейчас находится в том же положении, в каком находился Китай в начале девяностых годов прошлого века. Кто тогда делал ставку на Китай? Кто мог предположить, что через четверть века эта страна обгонит Америку по ВВП по паритету покупательной способности? Никто. Знаете, какой у КНР был ВВП в 1990 году по текущему курсу? 770 миллиардов долларов. А у Украины 400 миллиардов. И вот Африка сейчас находится в положении тигра перед прыжком. Потому что, с одной стороны, возможности колоссальные, природный потенциал очень большой. Во-вторых, демографический дивиденд: 60 процентов населения моложе двадцати пяти лет. Да, это население в значительной степени страдает от безработицы и отсутствия образования. Но тем не менее именно оно в дальнейшем обеспечит бурный экономический рост.

Есть такое эмпирическое правило демографического дивиденда: когда трудоспособное население примерно в два раза больше, чем иждивенцы, происходит взрывной экономический рост. Так было неоднократно, начиная с Европы и продолжая Соединенными Штатами, затем Китаем. Сейчас Индия перехватила эстафету быстрого экономического роста у Китая. Следующее десятилетие в значительной степени будет десятилетием Индии. А вот дальше «выстрелит» Африка.

— Вы подвели меня к фундаментальному вопросу о будущей траектории Африки как глобального экономического актора. Пока континент не дает повода для оптимизма. ВВП Африки, измеренный по ППС, к мировому финансовому кризису 2008 года за двадцать лет дорос с четырех до пяти процентов глобального и с тех пор уже пятнадцать лет не растет. Доля Африки в мировой торговле и во входящих прямых иностранных инвестициях с начала нынешнего столетия не превышает трех‒пяти процентов. На чем основана ваша уверенность в блестящих экономических перспективах Африки?

— А вы знаете, почему так долго стагнируют перечисленные вами макроэкономические показатели континента?

— Нет. Почему?

— Я вам скажу. А как считается этот показатель, ВВП, вы знаете? Что преобладает в структуре ВВП развитых стран?

— Сейчас услуги, наверное.

— Вот именно, услуги. И в эти услуги входит все, что угодно, включая всевозможные шоу, включая Голливуд, включая гаджеты, включая программное обеспечение для игр и прочее. То есть нематериальные продукты, в том числе основанные на финансовых спекуляциях. Этот продукт является в значительной степени виртуальным. Потому что, извините, из Голливуда шубы не сошьешь. Из финансовых махинаций народ не накормишь и ничего не произведешь. К тому же ВВП исчисляется в долларах. Сам подход к расчету ВВП основан на абсолютном господстве доллара. Я утверждаю, что оба эти обстоятельства серьезно искажают истинные размеры и темпы роста экономик, а именно занижают размеры хозяйственной деятельности и динамику роста экономики стран со значительной долей реального сектора, в частности Африки и до некоторой степени России.

— Ваши аргументы заслуживают серьезного рассмотрения, но даже если традиционная метрика страновых экономических измерений несовершенна, то почему Китай в течение трех десятилетий показывал сверхвысокие темпы роста и в этой метрике, Индия показывает последние пять лет, а вот Африка — нет?

— Да потому, что у Китая сработал тот самый демографический дивиденд. Как раз расцвет этого эффекта пришелся на начало и середину девяностых годов. У Индии это происходит сегодня. Когда Китай стал быстро развиваться, Запад из-за дороговизны рабочей силы переносил очень многие производства на территорию Китая. Сейчас аналогичная ситуация происходит с Африкой. Рабочая сила Китая уже достаточно дорогая. И сегодня Китай переносит часть своих производств в Африку. КНР начинает все больше ориентироваться на создание рабочих мест для местных кадров.

Сейчас Африка по факторам производства, которые определяют в значительной степени стоимость товаров, оказывается в более выгодном положении, чем Китай. Понимаете? И вот сейчас наступит расцвет Африки. Даже в старых координатах ВВП. Сейчас вопрос индустриализации Африки встает в полный рост на повестке дня. И как только он начнет реализовываться, и если Россия еще в этом примет активное участие, то, конечно, континент покажет очень высокие темпы роста.

— Мне не кажется, что монетизация демографического дивиденда происходит автоматически. Нужна промышленная политика, нужна протекционистская торговая политика. Нужно вернуть контроль за недрами и инфраструктурой национальным компаниям и государствам. Иначе Африка продолжит находиться, выражаясь языком экономистов, в институциональной ловушке нищеты и отсталости. Из нее очень непросто вырваться.

— Да африканцы давно бы уже вырвались! Но им не дают, вы поймите! Им просто не дают! Их используют. По сути дела, все благополучие Запада несколько веков строилось и в значительной степени продолжает подпитываться системой прямого ограбления колоний. Я уже молчу про вывоз рабов. В популярных и даже научных источниках гуляет цифра, что из Африки было вывезено в общей сложности от 12 до 17 миллионов рабов. А знаете, сколько на самом деле было вывезено?

— Не знаю.

— От 120 до 170 миллионов!

— Откуда взялась такая недооценка — в десять раз?

— А потому, что считали по тем, кто доехал. А сколько людей сгинуло по дороге, в трюмах кораблей, в нечеловеческих условиях содержания, никому не известно, не подлежит точной оценке. Исследователи считают, что фактическая цифра вывезенных рабов превышает учетные цифры тех, кто доехал, в пять-десять раз. А ведь вывозили лучших — самых здоровых, крепких, умелых. Вы представляете, какой это удар по генофонду? Совершенно очевидно, что эта рана будет затягиваться еще очень долго.

В период колониального господства даже границы перекроили в Африке таким образом, чтобы заложить мины этнических конфликтов, которые продолжают взрываться сегодня. Опробованные колонизаторами на Африке методы превращения стран в сырьевые придатки Запада путем неэквивалентного обмена, подкупа элит, идеологической экспансии затем применили и к постсоветским странам, в частности к России.

Практикуются и более тонкие методы консервации технологической зависимости. Вот недавний пример, о котором мне известно из первых рук. Делегация Роспотребнадзора посетила Руанду и общалась с местными медиками. Выяснилось, что американцы предоставляют местным вирусологам значительные гранты. Но на что они дают эти гранты? Им дают гранты на то, чтобы они выявляли новые местные вирусы и бактерии. Они должны их выявить, запечатать в пробирку и отправить в США. Они не имеют право их исследовать, чтобы делать лекарства и бороться с этими вирусами. Руандийские вирусологи очень обижаются. Это специалисты высокого класса, многие из них учились в США и в Европе. И они прекрасно понимают, почему грант именно так устроен. Навязывается технологическая отсталость и привязка к Западу.

А Россия может и должна предложить Африке совсем иную модель сотрудничества. А именно равноправное научно-техническое партнерство. Понимаете? Мы в Африку идем не для того, чтобы им помочь, а для того, чтобы себе помочь в первую очередь. Но так получается, что, если мы себе поможем, то и их поддержим.

— Как анализировать экономику Африки? На какие качественно близкие зоны можно было бы разделить континент?

— А зачем делить?

— Анализировать легче две-три-четыре содержательно более или менее однородные внутри себя по типу экономики зоны, чем каждую из пяти с лишним десятков отдельных стран.

— Есть традиционная методика ООН, в соответствии с которой Африка делится на Северную и Африку южнее Сахары, а последняя, в свою очередь, делится на Южную, Западную, Восточную и Центральную. Но это все-таки более или формальное деление, так как внутри каждой из этих зон все равно сохраняется значительная индивидуальность, если не уникальность, у каждой страны. Все они разные. У каждой своя специфика. Вот, например, Маврикий. Ну понятно, туристический рай. А вам известно, что Маврикий в последнем рейтинге Всемирного банка Doing Business находится на тринадцатом месте из 190 участников, и страна планирует стать научно-технологическим хабом всего континента?

А есть Нигерия. Самая населенная страна Африки, самая крупная в расчете ВВП по текущему курсу. Сложная политическая ситуация. Высочайший уровень коррупции. При этом рост экономики Нигерии в последнее время происходит не за счет нефтяного сектора, а за счет сферы услуг. Очень активно банковская сфера развивается. И Нигерия ввела в оборот электронную найру. Огромные проблемы с этим, потому что там и налички нет, и как раз это все было перед выборами. Но тем не менее факт остается фактом.

Или Эфиопия. Бедная, раздираемая этническими противоречиями 126-миллионная страна.

— И бешеный экономический рост в течение последних пятнадцати лет!

— Да-да, очень быстрый рост. Активное проникновение китайского бизнеса и китайского капитала. Они построили в Эфиопии тринадцать технологических парков, а также железную дорогу Аддис-Абеба — Джибути, которая связала страну с морем после утраты выхода к морю в связи с отделением Эритреи. Страна православная. Кроме того, именно в Эфиопии базируется штаб-квартира Африканского союза. России следует активизировать работу с Эфиопией.

Северная Африка совершенно другая. Египет сейчас по паритету покупательной способности самая крупная экономика Африки. Посмотрите, какие успехи! Действительно колоссальные, очень быстро растет. До сих пор, к сожалению, мы так и не открыли там российскую промышленную зону, которую должны были открыть еще на первом саммите «Россия — Африка». Но сейчас, кажется, какие-то подвижки есть. Ну и не забудем, что «Росатом» строит в Египте крупную АЭС, а это серьезное сотрудничество на несколько десятилетий.

Так что Африка многолика и очень разнообразна. Для Африки важно не разделение на зоны, а наоборот, интеграция, объединение вокруг решения общих проблем.

С управленческой точки зрения запрос на страновые приоритеты понятен. У нас просто не хватит ресурсов, чтобы равно плотно взаимодействовать со всеми африканскими странами. Поэтому я считаю, что нужен такой подход: мы будем сотрудничать со всеми, кто хочет с нами сотрудничать на взаимовыгодной двусторонней основе. И об этом нужно говорить всем африканцам. Только такая наша политика будет успешна.