Вот и свершилось: БРИКС расширяется сразу на шесть новых членов с 1 января 2024 года. Эти решения саммита в ЮАР превзошли самые смелые ожидания аналитиков. В эти и последующие дни не будет недостатка в восторженных откликах, комментариях, прогнозах внушительного увеличения совокупной мощи «БРИКС-11» в мировом ВВП, торговле, доли в глобальных ресурсах, путём механического складывания статистики стран-членов.

Рискну внести нотку критики и разумной сдержанности. Полагаю, что для успешного развития многосторонней ассоциации, чем и является БРИКС, одного механистического складывания потенциалов мало. Для этого как минимум необходимы наличие (и осознание) общности интересов, целей и согласованного маршрута движения. Опыт ЕС наглядно показывает, что количественное расширение само по себе ещё не гарантирует успех, а ведь страны «Большой Европы» опирались на куда более явную географическую, историческую и культурно-цивилизационную близость.

Принятые решения представляются чересчур радикальными и не вполне ко времени, несколько поспешными. Опасений не возникало бы, если бы наряду с расширением страны БРИКС предпринимали уверенные шаги по своей внутренней консолидации, институциализации самой ассоциации. Ведь даже сейчас широко применяемое словосочетание «объединение БРИКС» – скорее фигура речи, ведь БРИКС не является юридически оформленным межгосударственным объединением. БРИКС по-прежнему остаётся неоформленным, неформализованным кругом государств, с размытой организационно-правовой формой. Это неформальный альянс, «клуб восходящих стран незападной части мира», «платформа партнёрства и координации». Однако теперь любое решение по структурированию, укреплению институциональной основы БРИКС потребует согласия не от пяти, а уже от одиннадцати членов, ведь все решения – как по ключевым, так и по техническим – вопросам принимаются на основе консенсуса.

Более того, с 1 января «шестёрка» новичков получит арифметическое большинство при рассмотрении любых вопросов. В течение пятнадцати лет «пятёрка» первоначальных членов худо-бедно вырабатывала определённый алгоритм деятельности в рамках объединения, прошла определенный путь по сближению позиций и интересов, реализации совместных программ, поставила задачи добиться усиления взаимосвязанности экономик, совместимости норм и режимов регулирования деловой активности. К сожалению, в итоговой декларации «Йоханнесбург-II» автор не нашёл никакого указания на то, что это общая сумма достижений «пятёрки», само понятие «ядра» БРИКС, получит какое-либо институциональное закрепление. Получается, что с 2024 г. БРИКС начнёт совместную работу с чистого листа.

По-видимому, стоит отложить надежды на более акцентированное, политизированное противостояние доминированию Запада. Поскольку из одиннадцати членов БРИКС только трёх – Россию, Китай и Иран – можно твёрдо отнести к странам, готовым бросить вызов гегемонии США. Большинство же, включая Индию, Бразилию, Саудовскую Аравию, Аргентину, ОАЭ и Египет, явно предпочитает умеренный подход, сглаживание и компромисс, а не обострение с США и группой G7.  

Если отталкиваться от причин формирования ядра БРИКС, то очевидно, что изначально эта площадка объединила ряд признанных мировых центров силы и региональных держав незападного мира, желавших закрепить в архитектуре глобального управления их возросшую роль в мировой политике и экономике, создать своеобразный «клуб лидеров» незападного мира. Подлинным мотивом к сближению первоначальной «пятёрки» БРИКС было именно стремление оформить это новое, изменившееся в их пользу соотношение сил в глобальной политико-экономической конфигурации. В определённом смысле БРИКС, каким мы его знали последние пятнадцать лет, основывался на такой философии классической геополитики.

Круг государств, причисляемых к «региональным лидерам» (и ещё остающихся вне орбиты БРИКС) весьма ограничен. Однако решения в Йоханнесбурге исходят из иного концептуально-политического прочтения мира и могут изменить, или во всяком случае размыть, первоначальную сущность БРИКС.

В Йоханнесбурге произошла трансформация объединения в нечто иное, что может стать более объёмным и влиятельным, а может и не стать. Но очевидно, что в переформатированном БРИКС во главу угла будут ставиться не интересы отдельных держав как таковых, а коллективные интересы более крупных геоэкономических величин — региональных или даже супрарегиональных группировок и блоков. Китай – другое дело, логика его стремления к «инклюзивности» понятна – ему пока удаётся снимать экономические сливки с глобализации мировой экономики. А другим?

Документ о принципах и критериях приёма новых членов, принятый на саммите в ЮАР, позволил спасти репутацию блока. Ведь по сути БРИКС де-факто вступил в процесс расширения с 2022 г. (посыпались заявки от желающих государств на членство), опередив выработку консенсусного подхода к приёму новых членов: тогда ещё не были сформулированы модальности, принципы и критерии членства, которым должны соответствовать потенциальные кандидаты. В Йоханнесбурге задним числом эту дилемму решили (решили?).

Спору нет, «пятёрка» БРИКС оказалась невольной жертвой глобального запроса на модель отношений, транслируемую объединением. Экспертам пришлось в авральном порядке формулировать рекомендации, исходя из многочисленных и весьма разноплановых факторов, как и соображений стран-участниц.

Перечень шести новых членов, избранных из более двадцати государств, подавших официальные заявки, вызывает немало вопросов и уязвим для критики.

Если исходить из принципа формирования первоначальной «пятёрки», а главное – следовать логике укрепления репрезентативности БРИКС как ведущей структуры, выражающей интересы коллективного Глобального Юга, то бесспорными первоочередными кандидатами должны были стать региональные гиганты – Индонезия и Нигерия или даже Венесуэла в качестве представителя сообщества стран Карибского бассейна.

Такой выбор шёл бы в логике разработанной в российском экспертном сообществе концепции возможного развития ядра БРИКС в сочетании с БРИКС+ как «интеграция интеграций» – имеется в виду сетевой охват и налаживание взаимодействия членов БРИКС с различными региональными и субрегиональными экономическими и интеграционными объединениями развивающихся стран разных регионов мира. В рамках такого подхода отечественные эксперты видели одним из ключевых критериев для присоединения лидерство страны-кандидата в своём регионе и своей региональной интеграционной группе. Две первые крупные экономики развивающегося мира были бы логичным выбором и с точки зрения следования принципу вхождения стран-претендентов в «Группу двадцати». Как можно понять комментарии, доносящиеся из околосаммитных кругов, этот принцип –значимости в мировой экономике и механизмах глобального управления – был взят в качестве одного из определяющих критериев при отборе претендентов. Но если это объясняет приглашение Аргентины и Саудовской Аравии, то по каким основаниям в первую волну попала Эфиопия или ОАЭ, которые не входят в «двадцатку»?

Участие в деятельности G20 могло бы стать объединяющим признаком и по отношению к «пятёрке» нынешних членов БРИКС, поскольку все они также входят в «Группу двадцати». Правда, возникает опасность перекоса в повестке деятельности расширенного БРИКС. Стоит ли сводить потенциал БРИКС к рассмотрению проблематики «двадцатки»? И, кстати, важен конечный, практический результат от совместного обсуждения проблематики G20. Значит ли это, что следующим неизбежным шагом должно быть принятие документов, регламентирующих обязанность стран-членов отстаивать и следовать коллективно зафиксированной позиции?

Весьма спорными выглядят рассуждения о соблюдения при принятии решения в Йоханнесбурге «принципа соблюдения баланса в представительстве географических регионов». Некоторые обозреватели уже окрестили новый БРИКС «ближневосточно-центричным», обыгрывая тот факт, что в итоге расширения почти половина (пять) членов блока из одиннадцати расположены в небольшом регионе, условно, между Красным морем и Персидским Заливом: Саудовская Аравия, ОАЭ, Иран, Египет (выходит побережьем напротив Саудовской Аравии) и почти там же Эфиопия, отделяемая от моря узкой полоской Эритреи. А огромный латиноамериканский массив представлен всего двумя участницами. Недопредставлена и вся континентальная Азия, кроме региона Ближнего и Среднего Востока, поскольку Китай, Индия и Россия – не региональные, а мировые державы-цивилизации.

Разве наличие в течение пятнадцати лет этих трёх держав Евразии из пяти стран-членов объединения мешало БРИКС добиваться более справедливого миропорядка?

Логику принятого решения можно объяснить желанием укрупнить макроэкономический потенциал БРИКС. Расширение объединения как экономического блока – ресурсного, финансового обеспечения – позволит перейти к формированию дедолларизированной системы расчётов, надёжной сети цепочек поставок. Уже просматривается формирование трансконтинентального энергетического коридора Ближний Восток-Китай.

Но остаётся целый ряд стран, которые едва ли могут рассчитывать на признание их региональными лидерами, они не входят в «двадцатку», но зато последовательно отстаивают принципы равноправия и свободы выбора путей развития, активно содействуют формированию многополярного мира. Что особенно важно для России – они не раз оказывали ей политическую поддержку в период проведения специальной военной операции на Украине. Это Никарагуа, Куба, Сирия, КНДР, Белоруссия.

Принципиально иное измерение в характеристику БРИКС вносит его особенность как «сообщества цивилизаций». Отличительная и привлекательная черта первоначальной «пятёрки» БРИКС состоит в том, что в неё входят страны, каждая из которых представляет собой самобытную цивилизационную идентичность. Это естественно для объединения, построенного на философии многополярности и многообразия мира.

Культурно-цивилизационная идентичность могла бы стать важным дополнительным признаком для членства в БРИКС. С этой точки зрения приглашение в БРИКС таких стран, скажем, как Индонезия, Вьетнам, Нигерия, несомненно, было бы естественным. Хочется надеяться, что в принятом в Йоханнесбурге документе о руководящих принципах, стандартах, критериях и процедурах приёма новых членов признак наличия самобытной культурно-цивилизационной идентичности будет отражён.

Вызывает сожаление, что страны БРИКС пошли по пути количественного расширения собственно членства, не исследовав и не реализовав все возможности, заложенные в форматах БРИКС+, БРИКС-аутрич. Наиболее перспективным представлялся путь постепенного приобщения заинтересованных стран, разделяющих его политическую философию, к работе БРИКС через подключение к программной и проектной деятельности БРИКС и его ключевых институтов, в частности к Новому банк развития.

Возможно, требуется принятие стратегического концептуального документа в таком расширенном формате, дающего странам-подписантам гибкие возможности включаться в программно-проектную деятельность БРИКС и право участия в рассмотрении экономической повестки, например, тематики G20, без формального членства. Можно было бы проводить раз в год саммит в расширенном составе с равными полномочиями участников по заранее определённой ключевой теме: увеличение расчётов в национальных валютах, продовольственная/энергетическая безопасность, формирование трансконтинентальной сети цепочек поставок «Глобального Юга».

Чтобы расширение членства не обернулось ослаблением коллективной общности БРИКС, стоит предпринять энергичные шаги по укреплению институциональной основы объединения. В этом контексте колоссальная ответственность ложится на Россию как следующую председательствующую страну в БРИКС в 2024 году. Важно убедить партнёров начать такую работу, заинтересовать предложениями. С удвоением членства актуализируется вопрос о структуре, которая будет осуществлять в режиме реального времени технические функции секретариата. Более серьёзный вопрос – насколько объединение окажется дееспособным в плане согласования и принятия общих позиций, ведь процедура и процесс достижения консенсуса усложняются.

В конечном счёте дальнейшая эволюция БРИКС, его будущее определяется целеполаганием: расширение ради чего? Каким БРИКС хотят видеть его члены? Какие цели ставят? Если оставаться дискуссионной площадкой – это одно. Если идти по пути реального формирования новой парадигмы развития, укрепления взаимосвязанности экономик, совместимости национальных правовых систем регулирования деловой активности, экономического сближения – это другое.

Возможно, стоит прислушаться к высказываниям, судя по сообщениям, исходящим из окружения премьер-министра Индии Нарендры Моди, о необходимости подумать над формой сохранения «ядра» БРИКС внутри расширенного объединения. Как представляется, формула «общего экономического пространства» «пятёрки» (для начала) могла бы, например, оказаться весьма полезной. Во всяком случае, если БРИКС станет на деле развиваться как механизм формирования принципиально нового интеграционного контура, страны-претенденты по необходимости должны будут пройти трёх- или пятилетний период «притирки» (хотя бы в плане адаптации стандартов и норм, регулирующих торгово-экономическую и инвестиционную деятельность).