Европейское агентство по делам беженцев (EUAA) сообщает о возобновившемся росте числа беженцев в странах ЕС. По данным ведомства, количество заявлений стремительно приближается к уровню 2015–2016 годов, то есть максимальным значениям первой волны миграционного кризиса. О причинах и последствиях этого явления — в материале «Известий».

Как сообщает EUAA, в марте этого года в странах ЕС+ (27 государств, входящих в Евросоюз, плюс Норвегия и Швейцария) было подано около 92 тыс. заявлений о предоставлении убежища. Это на 10% больше, чем за аналогичный период 2022-го. Всего же за минувший год EUAA насчитало 966 тыс. заявлений — в полтора раза больше, чем в 2021-м. В эти цифры, однако, не входят 4,4 млн украинцев, претендующих на временное убежище. Для сравнения: в пиковые годы миграционного кризиса 2015–2016 годов совокупное число прошений составило 2,4 млн.

Кроме того, никуда не делась проблема незаконной миграции, а ее масштабы также резко выросли. По данным европейской службы Frontex, в 2022 году нелегально пересечь границу ЕС попыталось более 330 тыс. человек, что на 64% больше, чем годом ранее. В 2023 году таких случаев ожидается кратно больше.

Одной из самых сложных проблем второй миграционной волны в Европу по-прежнему является ее неравномерность. Как и раньше, большая часть беженцев стремится в страны с лучшими социальными гарантиями. Причем речь идет не только о мерах государственной поддержки, но и о наличии устойчивой национальной диаспоры, которая могла бы оказать помощь в адаптации. Поэтому большинство беженцев из Афганистана (одна из самых многочисленных групп мигрантов), а именно 53%, устремляется в Германию, а использующие безвизовый режим с ЕС венесуэльцы и колумбийцы — в культурно близкую Испанию. Обращает на себя внимание и то, что, кроме политических причин, сегодня европейские эксперты указывают на страх перед угрозой голода в Африке и ряде стран Азии.

Еще более тревожная ситуация отмечается в Великобритании и Германии. The Economist пишет, что в прошлом году на острова перебрались 1,2 млн легальных беженцев, в ФРГ — 1,1 млн человек. Для обеих стран это рекордные показатели. К слову, по недавним данным Федерального статистического ведомства Германии, почти каждый четвертый гражданин страны (24,3%, или 20,22 млн человек) является или мигрантом, или потомком мигрантов в первом поколении.

Руководство Евросоюза уже несколько лет пытается придумать рабочий формат всеевропейского соглашения, которое бы регулировало прием беженцев. Предыдущая попытка, система документов на базе так называемого Дублинского регламента, по-настоящему так и не заработала. Находящиеся на «переднем краю» средиземноморские государства — Италия, Испания, Мальта, Греция, а также страны Вишеградской четверки (Венгрия, Польша, Словакия и Чехия) — по-разному противодействовали этому проекту.

Новая миграционная инициатива ЕС выражает не столько стремление Брюсселя к компромиссу, сколько оказывает давление на восточноевропейских бунтовщиков. Если Дублинский регламент подразумевал обязательные квоты на прием беженцев, то новый проект предлагает вариант «альтернативной солидарности»: принимай или плати тем, кто готов принимать. Для получающих финансовую помощь ЕС Венгрии и особенно Польши этот вариант едва ли лучше предыдущего.

С точки зрения глобализированной Европы миграция не всегда является исключительно негативным явлением. Основным ее преимуществом считается частичная компенсация существующих демографических проблем, отмечает заведующая сектором международных валютно-финансовых отношений ИМЭМО РАН Елена Сидорова.

— Для ЕС характерны устойчиво низкие темпы прироста численности населения. Более того, иногда мы видим переход в отрицательные значения. Причем эта ситуация наблюдалась еще при пандемии, поэтому приток мигрантов способен в некоторой степени восполнить эти демографические сложности, — отметила она.

Еще одним положительным эффектом традиционно называют стабилизацию рынка труда. Действительно, статистика безработицы в ЕС показывает медленное снижение, а привлечение иммигрантов заполняет низкооплачиваемые вакансии. Впрочем, среди приехавших в ЕС украинцев высок процент людей с высшим образованием. Например, таким образом польскому правительству удалось решить застарелую проблему с нехваткой медицинского персонала: в 2022 году более 2 тыс. мигрантов смогли получить лицензию и устроиться по специальности в различных медучреждениях страны.

Однако у этой тенденции есть вполне конкретный срок годности, который сокращается по мере приезда новых беженцев. Поэтому миграционный шквал, обрушившийся на Европу, имеет целый ряд негативных экономических последствий. Во-первых, это постоянно растущие траты на содержание и адаптацию. В одном только случае с украинцами эта сумма варьируется от $400 млн до $13 млрд в год в зависимости от страны. Причем эти средства европейцы тратят сразу же, по факту регистрации мигранта, подчеркивает Елена Сидорова.

— ЕС и его страны вынуждены нести большие расходы по принципу «здесь и сейчас», а именно: предоставление жилища, обеспечение продовольствием и прочие неотложные нужды. Кроме того, обостряется необходимость формирования долгосрочных программ интеграции в общество и на рынок труда, — перечислила эксперт.

Разумеется, иммиграция естественным образом увеличивает спрос, что тянет за собой рост цен (например, на недвижимость и услуги) и оказывает влияние на рост инфляции.

Однако это еще не всё. В докладе Европейского центра передового опыта по противодействию гибридным угрозам (Hybrid CoE) впервые указывается на использование миграции в Европу третьими странами. И как решать эту проблему, в ЕС пока не понимают, отмечает Елена Сидорова.

— Это явление называют инструментализацией миграции. Речь идет, по сути, о превращении миграционных потоков в инструмент принуждения к желательным со стороны ЕС действиям для страны, управляющей этим процессом. Как это неоднократно ранее делала Турция. Данный аспект в наибольшей степени заботит ЕС, но ответа на него пока нет. Юридическая база еще находится в стадии разработки, — прокомментировала собеседница «Известий».

Но едва ли не важнейшим последствием новой волны миграции является изменение общественного климата, а в условиях тормозящей экономики этот эффект умножается. Участившиеся высказывания европейских политиков об усталости граждан ЕС от украинского кризиса выражают не только экономическое измерение проблемы, но и медленно растущую социальную напряженность. В опубликованном отчете еврокомиссара по внутренним делам Илвы Йоханссон отмечается, что в отдельных странах Евросоюза наблюдается «усталость от солидарности». «Кризис стоимости жизни ударил по семьям с низким и средним доходом в принимающих обществах», — цитирует спецсоветника ЕС по Украине Лодевейка Ашера агентство Associated Press.

Пока, если не считать Польшу, где об этой проблеме уже говорят вслух, в остальной Европе тенденция не проявлена в полной мере. Однако в перспективе конкуренция местного населения — в том числе уже проживающих в странах ЕС диаспор с мигрантами — будет нарастать, считает научный сотрудник Института международных исследований МГИМО Артем Соколов.

По его словам, в последний год общественное мнение по поводу беженцев в целом стало в большей степени зависеть от экономики. В 2015–2016 годах помощь беженцам со стороны немецких граждан осуществлялась в совершенно других, более благоприятных условиях. Поскольку энергетическая политика Берлина оказала негативное влияние на уровень жизни населения, беженцев теперь воспринимают в таком контексте.

— С другой стороны, власть осознает, что демографические показатели не позволяют компенсировать нехватку рабочих рук, и мигранты являются решением этой задачи. В перспективе ухудшение экономической ситуации может привести к проблемам в восприятии мигрантов местным населением и существующими диаспорами, конкурирующими с ними за рабочие места, — заключил эксперт.