Самый кровавый одиночный теракт за последние 30 лет в штате Джамму и Кашмир прервал наметившееся в предыдущие полгода потепление индийско-пакистанских отношений. И поставил две страны на грань нового военного обострения. 24 февраля с линии соприкосновения Индии и Пакистана в Кашмире поступили сообщения о перестрелках с применением минометов. Оптимисты полагают, что в сложившейся ситуации объективные интересы требуют от США проведения сбалансированного курса между Пакистаном и Индией. Поскольку в Индии Вашингтон нуждается как в противовесе Китаю, а Пакистан остается главным коридором снабжения американских войск в Афганистане. Вместе с тем, у Вашингтона имеются стратегические основания и для поощрения напряженности в районе Индостана.

После терактов 11 сентября 2001 года, Соединенные Штаты долгое время пытались решать двуединую задачу: сохранить стратегические связи с Пакистаном, которые были необходимы для глобальной "войны против террора", одним из ключевых элементов которой стали боевые действия в Афганистане. И в тоже самое время найти противовес стремительно возраставшей мощи КНР, которую еще Буш-младший открыто обозначил как главный вызов интересам США в Азии; а в долгосрочной перспективе и во всем мире. Таким образом, у Соединенных Штатов возник стратегический интерес к сближению с Индией, которую в Вашингтоне стали рассматривать как лучший и самый естественный противовес как усилению Пекина, так и чрезмерной самостоятельности Исламабада.

Замысел удался лишь отчасти. К концу пребывания у власти президента Обамы, отношения США и Индии вышли на новый уровень. Хотя и не достигли той стратегической глубины, на которую рассчитывали в Вашингтоне. При этом, отношения США с Пакистаном развивались все эти годы по нисходящей. В результате, Исламабад начал переориентироваться на стратегическое партнерство с Китаем, а также расширять связи с Россией. Таким образом, к приходу Дональда Трампа задача Вашингтона в Южной Азии существенно осложнилась. Теперь речь идет об ослаблении влияния Китая во всем регионе Большой Азии, в том числе, в Пакистане; не допущении военно-политического союза Китай-Пакистан-Иран; и сохранении рычагов влияния на Индию, которая в предшествующие годы вновь подтвердила традиционный курс на многовекторную внешнюю политику и избегание "жестких" альянсов.

Трамп, на индийском направлении, похоже, готов в целом развивать курс, взятый Обамой в последние годы своего президентства. По итогам визита госсекретаря Тиллерсона в Индию, осенью 2017 года, американские СМИ недвусмысленно называли главную цель поездки – заручиться поддержкой Нью-Дели в качестве союзника против дальнейшего усиления Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Подводя итоги переговоров, официальный представитель Государственного департамента описала их главный лейтмотив как “укрепление … ведущей роли Индии … в стратегии администрации США в Южной Азии"[i]. В ноябре 2017 года уже сам глава Белого дома заявил о том, что Индия является жизненно важным партнером США в обеспечении свободы и открытости всего большого региона, переименованного стратегами Трампа в Индийско-Тихоокеанский (ИТР).

В свою очередь, вследствие растущего экономического и военно-стратегического отставания от КНР, руководство Индии вынуждено предпринимать все более энергичные шаги в регионе Большой Азии. С одной стороны, Нью-Дели открыто зондирует почву относительно перспектив формирования коалиций, имеющих очевидный антикитайский потенциал. В первую очередь, речь идет о взятом индийским руководством курсе на сближение с Вашингтоном и Токио. В ходе расширенного саммита АСЕАН в Маниле в ноябре 2017 года, состоялась встреча официальных представителей трех вышеупомянутых стран и Австралии – впервые с 2007 года, в ходе которой стороны договорились о возобновлении четырехсторонних консультаций[ii], в которых некоторые эксперты видят прообраз едва ли не "азиатской Антанты". В декабре прошлого года, в ходе неформальных встреч в кулуарах G20, США, Индия и Япония провели мини-саммит "азиатских демократий".

Вместе с тем, у Пекина и Нью-Дели растет объективная потребность если не в полной нормализации, то в позитивной стабилизации двусторонних отношений. 21 декабря 2018 года в Нью-Дели прошли переговоры глав внешнеполитических ведомств Индии и Китая, по итогам которых глава МИД КНР подчеркнул, что общими усилиями Китай и Индия создали "блестящую восточную цивилизацию"[iii]. Подтверждение планов продолжения Уханьского формата визитом председателя КНР в Индию в нынешнем году, также, по-видимому, говорит о стремлении двух стран сделать ставку на развитие и кооперацию. В то же время, американские аналитики настойчиво проводят идею о несовместимости фундаментальных интересов Индии и Китая. Так, по мнению Stratfor, две крупнейшие страны Азии фактически "обречены" на стратегическое соперничество во всем регионе Индийского океана.

Таким образом, вопрос о способности Вашингтона придать Индии желательную с его точки зрения геополитическая роль в противостоянии США – Китай остается открытым. Не может не беспокоить Америку, особенно при нынешней администрации, рассматривающей Иран в качестве главной угрозы американским интересам на Ближнем Востоке, и сближение Нью-Дели и Тегерана. Индия делает ставку на шиитский Иран, пытаясь создать противовес растущему влиянию Пекина в суннитском Пакистане[iv].

Чтобы подтолкнуть Нью-Дели к более тесному сотрудничеству, у Вашингтона есть три важных геополитических рычага: поощрение соперничества Индии и Китая, ситуация в Афганистане и поддержание напряженности в индийско-пакистанских отношениях. Таким образом, Пакистан оказывается ключевым элементом всей региональной стратегии Вашингтона. При всем том, отношения США и Пакистана практически всегда носили сугубо прагматический, часто ситуативный характер. Как правило, речь шла о противостоянии общему врагу. Так было и после начала военных операций США в Афганистане и Ираке, когда поддержка Пакистана вновь понадобилась Вашингтону. Однако расхождение объективных стратегических интересов двух стран в афганском конфликте подталкивало две страны к охлаждению уже с середины 2000-х годов. Ведь при всей фрагментарности и внешней хаотичности внутриполитической ситуации в Пакистане, стратегические интересы Исламабада остаются неизменными: максимальное ослабление Индии и недопущение консолидации и стабилизации Афганистана под началом какой-либо внешней силы.

Трамп начал делать резкие заявления в адрес Пакистана практически с первых дней после прихода к власти. Ряд причин лежит на поверхности. Так, восприятие Пакистана как объективного противника (причем, едва ли не главного) целей США в Афганистане становится доминирующей точкой зрения в Вашингтоне уже к началу 2010-х годов. Трамп удачно сыграл на этих настроениях в 2016 году, пообещав "вернуть домой американских солдат", пребывание которых в Афганистане" длится уже восемнадцатый год. Если хозяин Белого дома решит идти на переизбрание в 2020 году, "удачный вывод американских войск из Афганистана стал бы мощным козырем" и для новой избирательной кампании[v].

Вместе с тем, выбор времени для начала практической реализации усиления давления на Исламабад, заставляет предполагать скрытые мотивы в действиях США. К решительным мерам по урезанию помощи Пакистану, Белый дом приступил в конце лета – начале осени прошлого года – вскоре после прихода к власти нового премьер-министра Пакистана Имран Хана и начала некоторого улучшения отношений между Пакистаном и Индией. Кроме того, Трамп продвигает идею "ускоренного" вывода всех американских войск из Афганистана. Именно на таких условиях ему удалось вступить в переговоры с запрещенным в России Движением талибов, де-факто являющихся главным военно-политическим противником США в афганской войне. На заре появления запрещенного в России Талибана, Пакистан называли его создателем и ближайшим союзником. Однако к настоящему времени ситуация существенно осложнилась. И теперь армия Исламабада ведет ожесточенные бои с пакистанским "филиалом" Движения.

Таким образом, нынешний курс Трампа объективно подталкивает Пакистан к более решительным действиям в Афганистане. И одновременно, Вашингтон лишает Исламабад финансовой помощи (в момент усиления негативных тенденций в пакистанской экономике). То есть играет на руку тем кругам в Пакистане, которые делают ставку не на экономические реформы, а на жесткие военно-полицейские меры во внутренней и внешней политике. В том числе, являются и наиболее последовательными сторонниками конфронтации с Индией. В свою очередь, цель Нью-Дели – не допустить усиления Пакистана в Афганистане. И предотвратить атаки на свою территорию из самого Пакистана. И Вашингтон – на словах – поддерживает "самый решительный" ответ Индии на вылазки боевиков с пакистанской территории. В 2016 году, после теракта в Ури, индийские военные "ответили" Пакистану силовыми рейдами на его территорию. Однако теперь ситуация изменилась – удар по Пакистану может спровоцирует жесткий ответ Китая. Не к этому ли и подталкивает ситуацию Вашингтон? Опосредованно подлить масла в огонь очередного обострения отношений Нью-Дели и Исламабада, с расчетом, что, на этот раз, индо-пакистанской границей дело не ограничится и речь пойдет о новом стратегическом охлаждении между Индией и Китаем. А то и новом витке противостояния. "Стреляя" по Исламабаду, Трамп "целится" в Китай, используя Индию в качестве разменного "патрона"?

Такая американская "стратегия" способна спровоцировать в Южной Азии геополитические конфликты катастрофического масштаба. Прямо сейчас, по мнению ряда американских экспертов, "у США заканчивается запас методов умеренного давления на Пакистан" и "поэтому они могут перейти к более жестким мерам". Что же выберет Вашингтон? Доброжелательный характер встречи американского сенатора и министра иностранных дел Пакистана намекает Исламабаду на возвращение политики "кнута и пряника", заложниками которой не раз становились страны-контрагенты США. Для Индии же это означает, что курс США в отношении Пакистана может быстро измениться на 180 градусов. А неопределенность внешней политики – обоюдоострое оружие. Андрей Кадомцев, политолог