Это означает, что газопровод, скорее всего, достроят и запустят в эксплуатацию. Немецкое руководство выступало за это, но его до настоящего момента довольно успешно сдерживал президент Трамп. С уходом Трампа препятствие исчезло, и сейчас уже, пожалуй, ничто не сможет помешать газопроводу или задержать его запуск. Украинская разведка полагает, что строительство закончат до 12 июня этого года. Если так и произойдет, то Польшу, которая на протяжении двух с лишним десятилетий боролась с российским газом, можно будет назвать побежденной. Война, которая велась в первую очередь ради интересов Украины, а также других стран так называемого Междуморья, будет проиграна.

Сейчас следует задуматься, верно ли польское руководство вело эту упорную борьбу. Исходное положение дел описывал международный договор от 1994 года, касавшийся согласования строительства через польскую территорию отрезка газопровода «Ямал — Европа». Документ предполагал, что после появления первой нитки будет возведена вторая. Этого, однако, не произошло, поскольку правительство Избирательной акции «Солидарность» под руководством премьера Ежи Бузека (Jerzego Buzka) утратило интерес к этому проекту, заявив, что Польше следует стремиться к диверсификации источников поставки газа. Когда оно окончательно отказалось от второй нитки Ямальского газопровода, Россия решила проложить по дну Балтийского моря «Северный поток».

Польские власти старались помешать реализации российского проекта, используя любые доступные аргументы, в том числе исторические и эмоциональные, такие как сравнение «Северного потока — 2» с пактом Молотова — Риббентропа (его провел министр Радослав Сикорский (Radosław Sikorski)). Все это не принесло никаких плодов, в итоге газопровод появился, а вышло так потому, что согласие на его строительство дали также Швеция, Финляндия и Дания. Так что к его появлению причастны не только Россия и Германия, но и вышеперечисленные страны, которые проигнорировали аргументы и интересы польской и украинской стороны. Это должно было склонить наших политиков к размышлениям, но они не сделали никаких выводов, и при строительстве «Северного потока — 2» все повторилось.

Следует также напомнить, что газопроводы наносят удар прежде всего по позиции Украины, как основной страны, через которую до сих пор шел газ в Европу. По разным оценкам, транзит приносил украинскому бюджету доход на уровне в 2-3 миллиарда долларов в год, а это сумма сравнимая с украинскими расходами на оборону, в том числе уже во время конфликта с Россией.

Мы имеем здесь абсурдную ситуацию: государство, с которым Украина ведет войну, одновременно снабжает ее средствами на ведение этой войны, а обе стороны довольно активно торгуют друг с другом в том числе продукцией, имеющей военное значение. После запуска «Северного потока — 2» Украина лишится возможности воздействовать на Россию, поскольку не сможет угрожать ей блокированием транзита, что до сих пор останавливало Москву от радикальных шагов в отношении Киева. Кроме того, похожую систему газопроводов россияне проложили по дну Черного моря, вместе с газопроводами в Балтийском море это позволит претворить в жизнь концепцию обхода Польши и других стран Междуморья при транзите по направлению Восток — Запад.

Такая ситуация, к сожалению, ведет к падению политического значения и авторитета Польши в соседних странах. На протяжении долгого времени польское руководство старалось выступать в роли «адвоката Украины», который приведет ее в НАТО и ЕС. Польские политики вели себя как новоиспеченный член клуба, который, переоценивая свой статус и возможности, решил, что может пригласить туда кого-то еще. Это оказалось совершенно нереальным, и польские усилия, направленные на включение Украины в состав НАТО и Евросоюза, не увенчались успехом: старые члены клуба, в частности, Германия, их проигнорировали. Украине в сложившихся обстоятельствах пришлось констатировать, что такой «адвокат», как Польша, не слишком эффективен, поэтому привлекать его в дальнейшем к решению своих вопросов нет смысла. Кроме того, у нас начали все чаще обращать внимание на внедрение в украинскую общественную жизнь бандеровской риторики, это вызвало реакцию и спровоцировало кризис во взаимных отношениях. В итоге Польша не входит в нормандский формат и не принимает участия в переговорах в Минске на тему украинских дел. В этом широком контексте тема «Северного потока — 2» предстает одним из элементов неэффективной польской восточной политики.

Можно ли было избежать неудач? Ситуация наверняка выглядела бы иначе, если бы сразу же после появления первой нитки Ямальского газопровода мы приступили, как это предполагал договор, к строительству второй. Тогда мы бы получили доход от транзита и остались бы важной страной для торговых партнеров по обе стороны от наших границ. Однако для этого следовало изначально придерживаться иной концепции, то есть стремиться стать мостом между Востоком и Западом, а не барьером между ними.

Польшу уже неоднократно в прошлом старались сделать элементом, который их разделяет. Началось все, пожалуй, с французской концепции XVIII века, носившей название «Восточный барьер». Франция пыталась ее продвигать, поддерживая Барскую конфедерацию. Все закончилось первым разделом Польши. Потом то же самое повторялось неоднократно: Польша должна была стать санитарным кордоном, («заграждением из колючей проволоки», по выражению Клемансо), элементом немецкой Центральной Европы, американской концепции мины-растяжки или, как это образно описал бывший глава польского внешнеполитического ведомства, противотанковой миной на пути российских танков в Берлин. Мы сами тоже создавали абсурдные концепции вроде винкельридизма или прометеизма.

Относительно нормальным полякам ни одна из этих ролей не должна казаться соответствующей нашим интересам, но мы не прикладываем достаточных усилий к выработке позитивной программы. Возможно, представителей наших сегодняшних элит парализуют воспоминания об отдельных исторических событиях, а поэтому они не могут мыслить реалистично и представить себе другую роль для нашей страны.