Обострение российско-белорусских отношений, особенно после налогового  маневра и усиления трений между гарантирующей белорусский бюджет и  суверенитет Москвой и периодически подчеркивающим свою дутую  независимость официальным Минском, высветил актуальность геополитической  многовекторности как стратегического понятия, общего для всех  постсоветских республик. 

В особенности для региона Средней Азии, последнего неохваченного  западным (прежде всего, американским) влиянием из осколков Советского  Союза. В Восточной Европе все уже либо абсорбировано в НАТО и Евросоюз,  либо заражено идеей "любой ценой, даже без территорий уйти на Запад",  как это имеет место сейчас на Украине. Некоторые из кавказских республик,  вроде Грузии, с Россией даже успели повоевать. На Дальнем Востоке  ловить откровенно нечего. И только пять среднеазиатских стран остались  как бы в стороне от глобального процесса.

Долгое время результат считался доказательством успеха проводимой ими  многовекторной внешней политики, однозначно подтверждающей  реалистичность самой идеи в целом. На этот феномен внимание западных  экспертов обращалось давно. К примеру, аналитики Deutsche Welle на него обращали внимание еще в 2015 году.  Правда, то, что немцы назвали феноменом, за пять лет до этого  эксперты по Центральной Азии считали мерой вынужденной, вытекающей из  отсутствия у местных элит четкой ориентации для собственного развития.

Стремясь в первую очередь к сохранению власти, правящие элиты Средней  Азии все происходящие и перспективные процессы, прежде всего, оценивали  сквозь призму угрозы их национальной независимости. Так как  географическое положение и экономический размер вариантов, кроме  замыкания на Россию, практически не оставляли, обеспечение  многовекторности маскировало попытку уравновесить российское притяжение удалением среднеазиатских республик в сторону альтернативных центров силы.

Пока мир оставался более-менее стабильным, он для многовекторности  оставлял достаточно геополитического пространства. Однако сегодня против  открытых рынков и свободной торговли начинают выступать даже власти  США, а вопрос геополитической принадлежности уже постепенно становится  основным в повестке дня. И вот тут возникает потребность провести  ревизию фактического положения дел в регионе.

В апреле 2013 года на сайте Российского совета по международным делам (РСМД) была опубликована весьма любопытная инфографика,  наглядно показывавшая экономический итог, достигнутый пятью  республиками Средней Азии в области выстраивания равноудаленной  независимой политики, отражением которой всегда служит экономика.

Из цифр хорошо виден ряд уже тогда сложившихся тенденций. Во-первых,  самый с Россией дружественный Казахстан максимальный товарооборот (37,5  млрд евро) имел с Евросоюзом. Вторым по значимости торговым партнером  выступал Китай (15,7 млрд евро). Россия (7,6 млрд евро) шла лишь  третьей. Во-вторых, Туркмения, Таджикистан и Киргизия в качестве  наиболее перспективного партнера выбрала Китай, торговый оборот с  которым превышал российский в 3,9, 2,6 и 3,72 раза соответственно. И  только Узбекистан экономически ориентировался на РФ (торговый оборот 2,4  млрд евро), тогда как на Китай и Евросоюз – по 1,7 млрд.

Однако куда все они пришли к настоящему моменту? Анализ  внешнеторговой статистики показывает, что более-менее стабильное  положение по части равноудаленности  пока сумел сохранить только Казахстан, являющийся крупнейшей экономикой  Средней Азии, по своему размеру превосходящий всех остальных соседей по  региону вместе взятых. Но если в 2013 году оборот с ЕС превосходил  торговлю с Китаем в 2,38, а с Россией - в 4,93 раза, то сегодня  Россия  незначительно наверстала отставание (до 4,8 раза), тогда как Китай  наоборот отстал (3,87 раза), почти сравнявшись по объемам с нами. Доля  РФ в казахской внешней торговле составляет 11%, а КНР - 13%. 

Впрочем, добиться европейского доминирования в торговле получилось  исключительно за счет экспорта энергоносителей. Несколько примеров.  Крупнейшими европейскими торговыми партнерами Казахстана в Европе  являются Франция (7,6%, 91%), Нидерланды (7,3%, 95%) и Германия (4,3%,  78%). Первая цифра в скобках – доля соответствующей страны в совокупном  торговом обороте Казахстана. Вторая – доля в ней поставок казахских  нефти и нефтепродуктов. Все в процентах. Тогда как с Россией Казахстан  торгует прокатом, черными металлами, медью, ферросплавами, алюминиевым и  цинковым сырьем, длинным списком руд цветных металлов, в особенности  цинка, хрома и марганца.

Также на Евросоюз переориентировалась  Киргизия. Теперь в ЕС уходит 39,6% ее экспорта, почти полностью  поглощаясь Швейцарией (18%) и Великобританией (17%). В обоих случаях  потому, что главным экспортным товаром страны стало добываемое ею  золото. Оборот торговли с Берном оно формирует на 99% и столько же с  Лондоном. Доля России выросла до 14% (хлопок-сырец, продукция легкой  промышленность, сельскохозяйственные продукты, и еще более трех десятков  прочих направлений), а доля Китая снизилась до 5,3%.

Заметно иначе дело обстоит в Узбекистане и Туркмении.  Последняя вообще попала в полную экономическую зависимость от  Поднебесной, замкнувшей на себя 83% туркменского экспорта. России в  туркменской торговле практически нет – 1,29% по экспорту. Правда в  импорте Москва (10%) занимает четвертое место после Турции (30%),  Германии (12%) и Китая (11%).

Учитывая полную зависимость от внешних источников по практически всем  видам социально значимых товаров, Китай, как фактически единственный  источник торговой выручки практически держит в руках и управление  страной. Хотя официально этот факт никем пока не признается.

В Узбекистане  положение несколько лучше. Формально 44% его экспорта вообще  формируются за счет торговли со Швейцарией, которая покупает –  правильно! – поставляемое на экспорт золото. Однако следующим торговым  партнером, забирающим практически все остальное – стоит Китай с долей в  17%. Размер российской доли – 12%.

Единственной страной, чье положение за истекшие пять лет переменилось совершенно неожиданным образом, оказался Таджикистан,  изменивший торговый вектор с далеких земель на развитие  внутрирегионального сотрудничества: 32% его экспорта и 15% импорта  формируется торговлей с Казахстаном. На втором месте стоит Турция  (экспорт 21,0%, импорт 5,3%), на третьем – Китай (4,9 и 43%  соответственно). Россия свои товары в Таджикистан продает (23% местного  импорта), но покупает мало (2,6% экспорта).

Напрашивается вывод, что за исключением располагающих нефтегазовыми  запасами казахов, обеспечить собственным странам успешное развитие  благодаря реализации стратегии многовекторности никому из республик  Средней Азии не удалось. Стремясь как можно дальше уйти от России,  Туркмения уже практически стала китайской, а Узбекистан находится на  пути к тому.

Все остальные, за исключением разве что Таджикистана, в конечном  итоге эффективно торгуют как раз с Россией, поставляя ей как сырье, так и  продукцию минимум первого промышленного передела. Тогда как прочие  ведущие партнеры гребут исключительно нефть, нефтепродукты и золото.  Ничем другим особо не интересуясь.

Словом, экономическую гравитацию игрой в многовекторность обмануть не  получилось. Россия возвращает себе статус ключевого экономического  центра. Но местными элитами эта тенденция еще не осознается. В том  смысле, что весь расклад в целом, особенно его безвариантность – или  интегрироваться в Россию (с учетом опыта российско-белорусского  проекта), или полностью превратиться в бесправную экономическую колонию  Китая – они пока еще принять не в состоянии. Хотя саму тенденцию  ощущают, но реагируют на нее в стиле 90-ых годов, через попытку  наращивания местного национализма с максимальным разделением культур,  истории и даже с попыткой перехода на латиницу.

Вероятнее всего, в ближайшее 4-5 лет в Средней Азии следует ожидать  резкой вспышки русофобии, прежде чем экономические реалии приведут к  определенному обновлению местных правящих элит и, как следствие,  пересмотру ими геополитических приоритетов для своих стран.

Этим уже пытаются воспользоваться США, активизировавшие через  многочисленные НКО продвижение как традиционно среди правящей элиты и  оппозиции, так и нетрадиционно – через новые, якобы совершенно далекие  от политики, молодежные и экологические движения идею особости Средней  Азии как полностью самостоятельного и даже самодостаточного региона,  во-первых, находящегося в стороне от России, Китая и исламского мира  (Пакистан, Афганистан, монархии Персидского залива), во-вторых  способного серьезно усилить ту сторону, которую он выберет себе в  партнеры.

Россия как бы не выставляется так чтобы сразу врагом. Слишком много  местных граждан ездят на заработки на Север, обмануть их напрямую  сложно. Но ей формируется образ возрождающегося гегемона, который,  расширяясь, неизбежно придет в Среднюю Азию и лишит ее  самодостаточности, национальной идентичности и в конечном счете  независимости. То есть дело как бы ваше, вы ведь серьезная влиятельная  геополитическая сила и экономически важный регион планеты, но учитывать  такую тенденцию вам бы следовало.

Примерно в таком же ключе выставляется и Китай. Тем более что он  успел выдать местным правительствам много кредитов, по которым сейчас  приходится дорого расплачиваться. В том числе, передачей в длительные  (на 49 и 99 лет) концессии наиболее привлекательных и доходных местных  активов.

Тем самым население подводится к мысли о безусловном преимуществе  исключительно западного варианта всеобщей демократии и равнения на США.  Судя по активизации процессов националистического характера, надо  признать, пока у Америки ее схема работает.

В двух смыслах. Одна часть активной доли населения и правящей элиты  пытается, в меру сил, встроиться в западную картинку. Впрочем, по  большей части, лишь имитируя ее чисто внешние атрибуты на манер  карго-культа. Тогда как другая постепенно начинает задумываться о поиске  действительно альтернативного пути, что изрядную часть ищущих начинает  приводить к радикальному исламу, тем самым формируя питательную среду  для проникновения ИГИЛ (организация, запрещенная в России) в Среднюю  Азию.

Нравится это кому или нет, но в предстоящее время эту проблему России  предстоит каким-то образом решать. Иначе мы получим на своей южной  границе обширнейшую область нестабильности, в том числе, вооруженной и  тяготеющей к религиозной радикализации. Не исключено, что необходимую  для успеха технологию мы можем получить как раз благодаря углублению и  ускорению именно российско-белорусских интеграционных процессов.

Специально для ИА REGNUM