• Высшее образование – специалитет или магистратура, специальность ветеринария, квалификация ветеринарный врач.
• Отсутствие медицинских противопоказаний: для работы с микроорганизмами 1-4 гр. патогенности.
• Стаж (опыт) работы по специальности в области научных исследований и разработок не менее 3-х лет при наличии ученой степени кандидата биологических, медицинских или ветеринарных наук без предъявления требований к стажу работы.
• Число публикаций за все годы, не менее: Всего опубликованных произведений не менее 11 шт., включая индексацию в Scopus – 4 шт.

На что жалуетесь?

Переезд в новую страну влечет за собой изменения во всех сферах жизни, поэтому эмигранты чаще имеют проблемы со здоровьем — страдают психическими расстройствами, тревожны и пессимистичны. В 2002 году доктор Жосеба Ахотеги из Университета Барселоны описал клиническое состояние мигрантов с хроническим или множественным стрессом, как "синдром Улисса (Одиссея)". К его проявлениям относятся:

1) депрессия — грусть, плаксивость, чувство вины и мысли о смерти;

2) тревога — напряжение и нервозность, чрезмерное беспокойство, раздражительность и бессонница;

3) физические недомогания — головная боль, усталость, проблемы с опорно-двигательным аппаратом, неприятные ощущения в груди и животе;

4) когнитивные проблемы — дефицит памяти и внимания, дезориентация во времени и пространстве.

Исследования подтверждают: эмигранты подвергаются воздействию многочисленных хронических стрессоров. Языковые и культурные изменения, изоляция, одиночество, ощущение "непринадлежности", снижение социального статуса (отсутствие документов и возможностей для работы, плохие жилищные условия), неудачи в новой стране — всё это угнетает адаптационные способности человека.

"Я эмигрировала несколько раз: в 5, в 18, в 21 и в 26 лет. Мы с моим психотерапевтом считаем, что частые переезды в раннем возрасте, скорее всего, стали причиной моего пограничного расстройства личности. Когда родители увезли меня из России, я оказалась в полной изоляции. Я была общительным ребенком, а здесь в течение двух-трех лет разговаривала только с мамой и папой. Затем пошла в школу и попала в незнакомую языковую среду, в иную культурную обстановку. Я долго находилась в изоляции и все свои суждения сверяла с точкой зрения родителей, из-за чего стала очень зависима от их мнения.

Я быстро начала подстраиваться под окружающих. Долгое время собственная личность у меня фактически отсутствовала — была только та, что зеркалила других людей. Так работал механизм выживания. Если бы я не адаптировалась, то стала бы изгоем, а этого я очень боялась. С каждым новым переездом мое положение усугублялось. В последний раз я опять оказалась в изоляции: оставила всех друзей в Великобритании и перебралась в Испанию, где на тот момент знала только моего будущего супруга и его коллег. Из-за этого я снова впала в знакомые паттерны. Пыталась связаться хоть с кем-то, но не получала той близости, в которой нуждалась. Моя психика расшатывалась всё больше.

Дело осложняется еще и тем, что, находясь в изоляции в незнакомой среде, я не могу найти специалистов, которые разбираются в моей проблеме. Очень немногие психотерапевты имеют опыт работы с теми, кто рос в настолько мультикультурных и мультиязыковых условиях.

Анна, шеф-повар, 35 лет

Миграционный процесс требует постоянной адаптации к новой среде и потому считается одним из основных хронических стрессоров. Он может вызывать психологические или соматические проблемы, привести к развитию разного рода патологий, включая посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), клиническую депрессию, психоз и суицидальный синдром (в том числе с трагическим исходом).

ПТСР диагностируется у 47% эмигрантов. В группу риска попадают люди, которые имеют травматичный опыт, связанный с переездом в другую страну: расовая дискриминация, жестокое обращение сотрудников правоохранительных органов, принудительное выселение, разлучение с семьей, задержание, депортация. Нередко это расстройство возникает и у тех, для кого переезд прошел вполне благополучно.

Эмигранты подвержены повышенному риску развития шизофрении и других неаффективных психотических расстройств (НПР). Шведские исследователи выяснили, что у беженцев такие заболевания диагностируются на 66% чаще, чем у обычных мигрантов из тех же регионов, а у представителей коренного населения страны они встречаются почти втрое реже. Один из главных факторов, отрицательно влияющих на психическое здоровье, — опыт дискриминации. Мигранты, проживающие в районах с низкой этнической плотностью, подвергаются повышенному риску развития психоза. Чаще всего это происходит в наименее благополучных и наиболее дискриминируемых группах.

Переезд в другую страну нередко провоцирует расстройства пищевого поведения. Склонность мигрантов к потере веса, вероятно, обусловлена тем, что они пребывают в состоянии стресса. Он возникает, как было установлено, из-за беспокойства по поводу своего внешнего вида. Уровень адаптации в принимающей стране положительно связан с пищевыми расстройствами или рисками появления других синдромов. То есть те эмигранты (в частности, женщины), которые лучше освоились, наиболее подвержены таким заболеваниям. И наоборот, у приезжих, не стремящихся к глубокой интеграции, РПП диагностируются реже.

Доктор Хелен Фаган, эмигрировавшая в Англию в 12 лет, страдает посттравматическим стрессовым расстройством и депрессией. Она считает, что мигранты и беженцы подвержены ПТСР в той же мере, что и военные. А те, кто покинули родную страну в подростковом возрасте, живут в состоянии когнитивного диссонанса и испытывают проблемы с самоидентификацией.

История болезни

Автор теории когнитивного диссонанса Леон Фестингер полагал, что это состояние возникает в случае конфликта устоявшихся убеждений или ценностей — например, при логических противоречиях, различиях культур, когда индивидуальное мнение не совпадает с общим или есть несоответствие между накопленным опытом и ситуацией, в которой человек оказался.

Диссонанс, как мне кажется, возникает не у всех, а только у тех, кто не может жить поверхностно. Внешне как раз всё круто: другая страна, новые люди, много интересного. Этого хватает на первые три-шесть месяцев. Дальше нужна глубина, понимание, развитие — а их нет.

Много времени и усилий уходит на тривиальные вещи, к которым ты не привык: как куда проехать, как правильно сказать, как оплатить счет, как заполнить декларацию, как включить бойлер, где поесть, куда пойти. Голова постоянно напряжена от неродного языка. Ты всё время находишься в режиме alert.

При этом нет близости с людьми. Да, ты знакомишься, общаешься, выходишь тусить, у тебя много новых приятелей — но нет эмоциональной отдачи от коммуникации. Вот тогда, на фоне уже накопившегося напряжения, и случается диссонанс. Возможно, подобное характерно исключительно для Лондона, где считается моветоном входить в личное пространство человека — так поступают только невоспитанные люди. Но мне как раз этого "личного" и не хватало больше всего.

Проходили недели, когда не было эмоциональных всплесков — ни положительных, ни отрицательных. Всё ровненько. Даже думала: вот было бы здорово, если бы какая-нибудь кассирша наорала на меня. Может, кто-то это "ровненько" и ищет, но меня оно сводило с ума.

Был период, когда у меня опустились руки, не осталось сил. Я сидела дома, смотрела сериалы и ела мороженое. На работу ходила, как на каторгу, превозмогая себя. Вообще всё давалось с трудом. Безвылазно сидя дома, я пряталась от реальности, выключалась. Тогда и поняла, что что-то не так.

За помощью к психологу я обратилась скорее из любопытства, чтобы проверить на вшивость британскую систему страхования. Я настаивала, что хочу работать только со специалистом, говорящем на моем родном языке. В итоге получила терапевта русского происхождения, но мои надежды на пресловутое "понимание" не оправдались. Она поставила мне диагноз "депрессия" и очень удивилась, когда я отказалась от медикаментозного лечения.

Анна, директор по маркетингу, 34 года

Важное условие возникновения когнитивного диссонанса — изменения в образе жизни и статусе. Они вынуждают людей корректировать (а иногда и реконструировать) существующую систему взглядов и установок, интериоризировать ее.

Фестингер считал, что человек стремится избавиться от когнитивного диссонанса, причиняющего ему психологический дискомфорт. Он активно избегает ситуаций и информации, которые могут усугубить его состояние. Иногда оно переходит в хроническую форму и становится фактором иррационального и дезадаптивного поведения.

Скажите А!

Проблема в том, что мне не хочется ни с кем общаться. Вместо этого я переписываюсь в WhatsApp со своим возлюбленным в Москве и с подругами. Конечно, нужно учить языки. Мне кажется, что когда я их постигну, то стану абсолютно независимой от всего: от любви, от мужчин, от страхов. Пока же я не могу преодолеть языковой барьер — стесняюсь разговаривать с другими родителями в школе. А мой ребенок боится общаться с детьми.

Маша, журналист, 38 лет

Когнитивный диссонанс может быть обусловлен различными представлениями о действительности в тех или иных языках и культурах, потому что одно из условий успешного речевого взаимодействия — схожий бэкграунд собеседников.

Научное исследование показало, что чем лучше человек владеет языком принимающей страны, тем выше риск возникновения у него ПТСР. Срабатывает эффект неоправдавшихся ожиданий: эмигрант уверен, что в новой обстановке ему удастся справиться со всеми трудностями и адаптироваться быстрее, чем тому, кто плохо говорит на иностранном языке или не владеет им вообще. В последнем случае человек пытается нейтрализовать диссонанс и добиться консонанса — соответствия. Через изучение языка, понимание традиций он находит причину своего состояния и пути выхода из него.

Самым сложным было вынужденное молчание. Я общительный человек, а тут не могла ни с кем поговорить — ни с кассиром, ни с парикмахером. Я шла откуда-то домой и не понимала, как так вообще? Отсутствие друзей пережить было труднее всего: не с кем сходить на ужин, поиграть в карты. Тогда мы очень много общались с большой семьей моего мужа. Полный диссонанс вызывала еда, а точнее, ее количество. "Заходи, мы кофе пьем — извини, только два куска пирога. Тебе не хватит". Действительно, количество жаркого рассчитано на число едоков. Продолжаю от этого ***** [фигеть].

После рождения второго ребенка меня накрыли панические атаки и тревожное расстройство. Три с лишним года я занималась психоанализом со специалистом. Мы пришли к выводу, что одна из главных причин моего состояния — переживания из-за того, что, преодолев многочисленные сложности эмиграции, я так ничего и не достигла, всё было зря.

Юлия, геолог, 41 год

Причины недомогания

Адаптация — это один из этапов аккультурации, включающей в себя качественные изменения в разных сферах жизни мигрантов. Язык, культура, ценности, общение, гендерные роли, обычаи и социальные отношения, искусство — от того, насколько велико стремление человека интегрироваться в новое общество, во многом будет зависеть его психологическое состояние.

Профессор Джон Берри полагает, что серьезные различия между исходной и новой культурой, необходимость переучивания могут вызывать продолжительный внутренний конфликт и затруднять адаптацию. Он выделяет несколько механизмов аккультурации:

1. Интеграция: человек сохраняет свою культуру и вбирает черты новой.

Всегда легче интегрироваться в мультикультурное общество, характеризующееся низким уровнем расизма, этноцентризма и дискриминации. Хотя доказано, что даже те эмигранты, которые уже долго находятся в стране и адаптировались к новому образу жизни, продолжают идентифицировать себя со своей родной культурой.

В 15 лет я уехала учиться в Москву, меня туда отправили родители. Это был другой мир, которому я совсем не соответствовала. Тогда же у меня появились первые симптомы: сдавленность в груди, ком в горле, шум в ушах, постоянное сердцебиение. Я ходила к врачам, но диагноз мне никто не ставил. Десять лет спустя, когда я сменила страну, симптомы проявились вновь, но уже с большей силой, теперь они сопровождались навязчивыми идеями и галлюцинациями. Только здесь, в Европе, меня наконец отправили по адресу — к психиатру — и я начала лечиться.

В первое время я чувствовала себя неполноценной, дефективной, недочеловеком. Всё было так, как будто рыбку из пресной воды поместили в соленую — вроде бы ничего не случилось, на вид та же самая среда и даже лучше, а ей плохо.

Преодолеть эти барьеры удавалось с огромным трудом — от выбора йогурта в магазине до поддержания беседы, когда не можешь выразить свои мысли. Я злилась на себя и старалась поскорее выучить язык, завязать новые знакомства, исследовать город, чтобы каждый раз не теряться в нем.

Разница культур, ощущение, что ты чужая, что тебя не понимают, перманентная акклиматизация (непривычная жара летом и ужасный холод в домах зимой), странный вкус еды, когда ожидаешь сладкое, а получаешь соленое, — всё это и привело к тому, что я спятила. Но теперь, спустя пять лет, я чувствую себя здесь как рыба в воде, и мне уже всё равно, пресная она или соленая.

Саша, журналист, 34 года

2. Ассимиляция: эмигрант не заботится о сохранении собственной культурной идентичности и стремится в полной мере приобрести черты, свойственные жителям новой страны. Такую стратегию имеет смысл выбирать, если человек не планирует возвращаться на родину или, например, состоит в браке с представителем иной культуры. По сравнению с другими группами те, кто смогли ассимилироваться, быстрее адаптируются к местному этикету, легче справляются с неудачами и заводят знакомства с людьми, обладающими более высоким статусом.

Я человек-хамелеон — быстро подстраиваюсь под среду. Начинаю одеваться и вести себя как окружающие, с удовольствием и интересом знакомлюсь с новыми людьми, изучаю обычаи и традиции страны, стараюсь их не нарушать. В Израиле у меня живут близкие родственники, а у них, конечно, есть друзья, которые стали и моими приятелями. Также мне помогли с работой — скорее, для поддержания штанов, но всё же.

Однако самая важная социализация случилась у меня в гей-сообществе. Я познакомился в интернете с парнем, и он сказал, что существует общественная организация Aguda. Она которая поддерживает ЛГБТ в Израиле, и в ней есть русскоговорящая группа. Я тут же попал на их встречу — это была фантастика!

Я не думал, что в 35 лет круг моих друзей расширится. Но в тот вечер на группу пришло восемь-девять человек, и с пятью из них я поддерживаю связь до сих пор. Моя ориентация очень помогла мне быстро интегрироваться в новое общество, без малейших проблем. Уверен, будь я натуралом, процесс был бы более долгим и трудным.

Макс, бизнесмен, 45 лет

3. Сепарация: человек остается верен родным традициям, отказывается интегрироваться в новую культуру и уходит в изоляцию.

По результатам исследования, такую стратегию выбирают 87% турок, проживающих в Нидерландах. Именно они в большей мере подвержены клинической депрессии (20 против 2 из числа тех, кто предпочел интеграцию) и тревожному расстройству.

Я не строила радужных иллюзий насчет эмиграции, потому что точно знала, как тяжело и болезненно бывает приживаться к новому месту. Самое сложное в адаптации: во-первых, языковой барьер, а во-вторых — новые пространства, в которых приходится осваиваться. Помню, зашла в торговый центр Gallery на Руставели, и меня охватила паника — он раз в пять меньше, чем "Метрополис" рядом с моим домом в Москве.

Я не чувствую себя интегрированной, потому что не ставила такой задачи. Мне хотелось пожить, отогреться и хотя бы какое-то время не болеть из-за рухнувшего иммунитета на фоне очередного стресса. Немногим удается интегрироваться в местный социум, для этого требуются титанические усилия: выучить язык на уровне носителя, знать культуру и правила, постоянно общаться.

Если человек не готов каждый день впахивать, он вмерзает в то время, когда эмигрировал, и окукливается в русском гетто. Есть даже армянская поговорка: "В каком году эмигрировал — в том и остался". В любви я выбираю партнеров из моей культуры с похожим бэкграундом. Мне бы своих понять, куда уж там чужих.

Ануш, писательница, 27 лет

4. Маргинализация: человек не хочет следовать традициям своей культуры и не отождествляет себя с новой, он остается вне этих парадигм. Такой механизм аккультурации характеризуется высоким уровнем тревожности, чувством отчуждения и потерей контакта с обеими группами.

Чем более маргинализированы эмигранты в новом обществе, тем выше риск для их психологического здоровья. По мнению многих исследователей, такие люди постоянно испытывают чувство нестабильности, пребывают в состоянии хронического нервного напряжения, у них регулярно случаются перепады настроения. Они сомневаются в своем месте в социальной структуре, боятся быть отвергнутыми, их терзают двойственные переживания. Маргинальный человек чувствует себя ненужным, одиноким и отстраненным.

Я живу в Амстердаме уже девять лет и понимаю, что полностью интегрироваться невозможно. Нет ощущения, что ты принадлежишь к какой-то нации. Я уже давно не украинец и никогда не стану голландцем. Но в таком состоянии находятся миллионы людей. Это становится нормой.

Гриша, архитектор, 30 лет

В случае когнитивного диссонанса человек, как правило, активно избегает ситуаций, которые могут усугубить его состояние. Это свойство психики заставляет многих избрать путь сепарации или маргинализации, в том числе языковой, культурной и даже пищевой. По мнению Берри, такая стратегия лишь обостряет внутренний конфликт.

Аккультурационные сложности часто вынуждают эмигрантов прибегнуть к психологическому или психиатрическому лечению.

После переезда в Барселону у меня, как и у многих, случился конфликт двух культур — но не родной и местной, а испанской и каталонской. Я оказалась не в Испании, как планировала, а в Каталонии. Мой мозг напрочь отказывался принимать два новых языка и две новые культуры. Я никак не могла понять, чему уделять время. Изучать каталонскую культуру на испанском? Или заняться каталанским и забить на Испанию? В итоге сдалась и смирилась с тем, что я экспат и останусь им.

Нужно было зарабатывать на жизнь, но и с этим возникли сложности: на родине есть язык, корочка об образовании, связи — после переезда все опции обнулились.

Тяготило само существование, а оставшиеся в России родственники и друзья не понимали, что такое переезд в другую страну. Им казалось, что из дождливой Москвы мы переселились на курорт. А значит, должны: а) весело (и только весело!) рассказывать о том, как нам тут живется, б) принимать в гости всех и одновременно, потому что наверняка по ним соскучились, в) гулять с приехавшими с утра до вечера ("Тут же море, ну чего вы сидите дома, какая работа!").

Вместо поддержки я часто сталкивалась с тем, что люди пытались меня использовать. В большинстве случаев они ехали не для того, чтобы повидаться со мной, а в Барселону. В какой-то момент я закрылась в комнате и перестала выходить — настолько все достали. Муж носил мне еду в постель несколько недель.

Мы искали квартиру: у нас закончился контракт на аренду предыдущей, и хозяева сильно подняли цену. Круг поиска очень сужали мои требования к жилью. К тому же нам много где отказывали из-за документов — наши студенческие визы были на продлении.

Два месяца мы кочевали по пустым квартирам друзей, непрерывно просматривая объявления в поисках подходящего варианта. У меня началась паника: вдруг нам придется вселиться в убогую конуру, или мы потратим все деньги, или случится что-то еще? Мне казалось, что это будет длиться вечно. И когда мы всё же сняли квартиру, я просто "закончилась". Мне поставили диагноз "клиническая депрессия".

Марина, режиссер, 32 года

Лечение за рубежом

Когнитивный диссонанс не всегда выступает только как барьер социокультурной интеграции — иногда поиск причин дисгармонии, наоборот, приводит к пониманию, сближению и эмпатии. В процессе выстраивания межкультурной коммуникации, как правило, человек постигает и культурные различия.

Ощущение "неправильности" происходящего сопровождает любого — не важно, находится ли он в родной стране или в эмиграции. Но в последнем случае из-за различия культур такое чувство возникает чаще и проявляется с большей силой.

Адаптация была очень трудной, если не сказать жестокой. Самым сложным оказалось выучить язык, понять устройство социальной системы, смириться с медленным ритмом жизни, с тем, что всё нужно делать заранее. Плюс полный вакуум, никаких друзей, минимум связей, ребенок с утра до вечера со мной. Эмоционально было очень тяжело. После активной и насыщенной московской жизни вдруг — абсолютная пустота. Да, сейчас я удовлетворена переездом, но до этого пришлось пролить немало крови, пота и слёз. Любая эмиграция и интеграция — болезненный процесс, и пережить такой опыт еще раз я ни за что не соглашусь.

Снижана, инструктор по йоге, 35 лет

В системе здравоохранения стран, куда направлены основные мигрантские потоки, давно предусмотрена специализированная психологическая и психиатрическая поддержка как для приезжих, переживших травмирующие события, так и для тех, кто испытывает проблемы с самоидентификацией и не может найти свое место.

Если адаптация сопровождается возникшими из ниоткуда недомоганиями, вроде головной боли, сдавленности в груди, ощущения нехватки воздуха, учащенного пульса, чувством нереальности происходящего, одиночества, изолированности, беспричинной тревожности, — вероятно, человека тяготят многочисленные несоответствия между старой жизнью и новой и он не может с этим справиться. Эмиграция сводит его с ума.

Autistic boy ‘kicked out of taxi’ because he couldn’t fasten his belt - https://metro.co.uk/2019/01/17/autistic-boy-kicked-taxi-couldnt-fasten-belt-8353910/

Оптимисты считают, что мы живем в лучшем из миров.
Пессимисты опасаются, что так оно и есть.
Д. Кейбелл

Одна из основных задач этой части книги – помочь вам сделать правильный выбор. Принять решение, о котором вам не пришлось бы потом жалеть. Вы подумываете об эмиграции, взвешиваете все "за" и "против". Очень может быть, что при этом что-то не учитываете, какие-то важные факторы недооцениваете, или наоборот, перецениваете. Попросту из-за недостатка информации. В последующих главах я бегло обрисую вам несколько тем для размышления, которые нелишне было бы обдумать перед тем, как подавать документы в посольство. Почитайте, примерьте все изложенное на себя. Я ни в коем случае не хочу пытаться доказать вам нужность или ненужность эмиграции, тем более не зная вашей конкретной ситуации. Я лишь даю вам более полную информацию и задаю некоторые вопросы, которые вы сами можете себе и не задать. Надеюсь, это поможет вам принять правильное решение.

Вот просматриваю я ранее написанное и вижу, что на протяжении всей книги занимаюсь одним и тем же – разрушаю иллюзии, придуманные русскими по поводу жизни на Западе. Сам не ожидал, что книга получится именно такой, но начал писать – и как в старом анекдоте: все детали вроде бы вынесены с тракторного завода, а как ни собирай – все равно танк получается. Ну что ж, продолжим и далее в том же ключе. Одна из последних еще не разобранных иллюзий – это русское представление о невероятном благосостоянии жителей Запада, об их зажратости. Данная иллюзия является одним из основных стимулов нашей эмиграции. Ну так давайте, вместо того, чтобы строить воздушные замки, спокойно сопоставим цифры.

Начнем с США – страны, которая, из всех стран Запада, наиболее, пожалуй, благоприятна для зарабатывания денег. Это предельный случай, лучше не будет. Европу тоже обсудим, но несколько позже. В качестве примера возьму ситуацию, мне наиболее близкую – кандидат наук, решивший поработать в западном университете. Случай для нашей эмиграции типичный, та самая "утечка мозгов". Приехавший в американский университет молодой кандидат наук получает там ставку, называемую "постдок". Это временная ставка, обычно на два года. Научная карьера на Западе, как правило, включает в себя два-три постдока в разных университетах (то есть лет пять работы в этой должности), после чего, годам к тридцати-тридцати пяти, вы можно претендовать на более длительные и несколько более высокооплачиваемые контракты. Постоянных научных ставок в большинстве стран Запада не существует. Франция – одно из редких исключений.

Итак, молодым талантливым мозгам надоело жить в России и они утекли в США. Посмотрим, что они там имеют. Вот, например, Беркли – один из ведущих американских университетов, русских там огромное количество пасется. Постдок в Беркли получает около 2500 долларов. Или 2200 за вычетом налогов, но иностранцам налоги обычно возвращают. Подразуме­ва­ет­ся, что мы их у себя платим. Постдоки в особых государственных лабораториях, например, у военных, получают несколько больше. Но таких мест мало, да и иностранцы там не приветствуются.

Стоимость жилья сильно зависит от того, где вы живете. В Беркли оно дорогое, квартира стоит около тысячи в месяц, комната – 400-500. В глухой провинции дешевле, но там и зарплаты поменьше. Поэтому народ селится в пригородах, тратя все свободное время на дорогу. Или живет табором, снимая квартиру на несколько человек. На еду тратится долларов 200-300. Медицинскую страховку обычно оплачивает университет, так что сами вы доплачиваете лишь несколько десятков долларов. Еще долларов 50 уходит на телефон и коммунальные расходы. Добавьте сюда машину, она в Штатах очень нужна, общественный транспорт там развит плохо. Если вам повезет, и в вашем районе будет транспорт, учтите расходы на него – долларов восемьдесят-сто в месяц. Добавьте одежду. Не забывайте, что вы – не робот, которому нужны только еда, одежда, жилье и транспорт. Для нормальной жизни вам еще много чего понадобится, от пива до телевизора. Сигареты по четыре-пять долларов за пачку. В итоге, даже экономя на жилье, откладывать вы будете долларов пятьсот в месяц, не больше. А если жить нормально, в отдельной квартире и не в двух часах езды от работы – уходит вся зарплата. "Два года уже здесь работаю, но вот денег мне скопить так и не удается", – пишет мне одна знакомая украинка. Если уж прижимистым хохлам не удается, значит это действительно затруднительно.

В негосударственном секторе, в крупных корпорациях, зарплаты раза в два – два с половиной выше, чем в университетах, и расти вы там будете быстрее. Но кто вас туда пустит? Это кормушка, добраться до которой не так просто. Спрашивал я у тех же русских из США, реально ли уйти в корпорацию, скажем, после первого постдока. Не реально. Если вы лучший из лучших, один на несколько сотен такой, если к тридцати годам вы опубликовали уже десяток серьезных статей в ведущих научных журналах по вашей тематике – можно попробовать. А так вряд ли. Даже для коренного американца это очень большой успех. А вам гораздо труднее, слишком уж много с вами допол­нительных проблем. В частности, нанять иностранца в университет не сложно, а вот в негосударственном секторе компания должна выбивать для вас специ­альную рабочую визу. Дают их иностранцам крайне неохотно. Приходится доказывать, что вы действительно очень нужны компании, и что среди американцев подходящих кандидатов нет. В общем, это правило почти без исключений: утекают наши мозги в университеты, в том числе те, кому в принципе все равно, чем заниматься, чистой наукой в университете или чем-нибудь прикладным на фирме. А таких, как я давно заметил, большинство.

Вот и рассмотрим это большинство. Сравним с Москвой? Тот же молодой кандидат наук не поехал в Штаты, "ну их нафиг!". Вместо этого он, не особо мудрствуя и не строя далеко идущих карьерных планов, попросту устроился, к примеру, сисадмином на штуку баксов. Четыреста у него уходит на квартиру. Коммунальные расходы и телефон входят в эту сумму. Если экономит – двести на комнату, хотя у нас жить в таких условиях считается уже чуть ли не неприличным. В отличие от якобы богатых Штатов, где подавляющее большинство молодежи снимает именно комнаты, и не жалуется на бедность. Сто долларов на еду – "больше ему не съесть, он у меня еще маленький". Никак не больше полтинника в месяц на медицинские расходы – зубы там полечить, или за какой-нибудь хронической болезнью приглядывать. Остается у него 450 / 650 (квартира/комната) на: одежду (как и еда, в два-три раза дешевле, чем в Штатах), транспорт (если очень хочется, можно машину купить, но вообще-то в Москве она не слишком нужна) и прочие расходы (пиво, сигареты, телевизор, гулянки, вообще, все необходимое для жизни). Ситуация не только не хуже, чем если бы он сидел в западном университете, она лучше. Посчитайте, сколько вы будете тратить на одежду, транспорт и прочие расходы – и вы увидите, что деньги девать некуда, они остаются. Молодой человек, зарабатывающий в Москве тысячу долларов и живущий без семьи, всю тысячу обычно не тратит. Живя не хуже, чем его собрат с США, он при этом еще и что-то откладывает. Кроме того, он может быстро расти, а в американском университете куда ему расти в ближайшие годы? Сиди себе в лаборатории и будь доволен своей участью.

Можно посчитать проще – цены на основные необходимые для жизни продукты (жилье, еда, одежда и т.п.) в Москве ориентировочно в три раза ниже, чем в США и в некоторых особо дорогих странах Западной Европы (таких, как Швейцария, Норвегия), и в два раза ниже, чем в основных европейских странах. Что бы там не говорили западные экономисты и социологи, какими-то хитрым способом высчитавшие, что Москва якобы является одним из самых дорогих городов мира. Оставим это дурацкое заявление на их совести. Примерная раскладка основных расходов молодого представителя среднего класса в Штатах и в Москве приведена выше, вот по ней и посмотрите. В некоторых областях возможны флуктуации, как в плюс, так и в минус. К примеру, у нас неоправданно дороги машины, ноутбуки, рестораны. Зато невероятно дешевы, например, хлеб, сигареты, такси. Если взглянуть на прожиточный минимум – в Москве на второй квартал 2004 года для трудоспособного населения он составляет 4165 руб ($150), в США на 2003 год – не менее $400. Это минимальная цифра, для работающих и в крупных городах она, конечно же, выше. Лень мне забивать книгу множеством цифр, если вам интересно – сами поищите. В целом же при грубых оценках надо ориентироваться на коэффициенты 3 и 2 для США и Европы соответственно, сильно не ошибетесь. В последнее время, правда, различия в ценах между Европой и Штатами все больше сглаживаются из-за падения курса доллара.

Отсюда получаем, что в переводе на московские цены постдок в Штатах зарабатывает баксов восемьсот. Не много. При этом не забывайте, что сил на работу он там тратит минимум вдвое больше, чем в Москве, а поначалу и втрое. Осознайте еще раз: трудно жить в чужой стране, интегрироваться в чужую культуру, говорить и писать на чужом языке. Даже простенькую административную бумажку написать – и то в первые годы очень много времени отнимает. При этом жизнь на Западе обычно тоскливая, часто даже поговорить не с кем. Ну и зачем все это? Единственной разумной причиной подобного переезда может быть желание заниматься именно наукой, при отсутствии у московских лабораторий грантов под интересующую тему. А разбогатеть не получится, скорее наоборот, в коммуналке жить будете. Экономически эмиграция попросту неоправданна. Переехать можно в Москву из отдаленной провинции, где ваши знания и таланты мало кому нужны, но ехать куда-то дальше смысла обычно не имеет.

В Европе дополнительные трудности. Там социализм, причем нарастающий. На французском ТВ, к примеру, пропагандируют, что в "правильно" устроенном обществе разница между доходами десяти самых бедных процентов населения и десяти самых богатых должна быть не большей, чем один к трем. Такого социализма, который они хотят построить, даже в СССР не было. Ну не буду я напрягаться, если потолок моей зарплаты будет равен трем пособиям по безработице, то есть трем прожиточным минимумам. За такие деньги сами работайте.

На данный момент до этого, конечно, еще не дошло, народ только готовят к восприятию подобных идей. Но социализм брежневского типа там давно процветает. Прежде всего, много денег вам в Европе зарабатывать никто не даст. Это в США теоретически можно прыгнуть выше головы, с нуля открыть собственный успешный бизнес и стать хоть Биллом Гейтсом. Но только не в Европе, там задавят налогами и трудовым законодательством. Даже десять тысяч евро в месяц вы здесь зарабатывать не будете никогда. Знаю я, к примеру, одну француженку, которая ведет курсы йоги в рамках собственного небольшого предприятия. Ее любимая тема разговора – ну что у нас за страна, я хочу работать гораздо больше, а меня налогами давят так, что много работать мне попросту невыгодно. И так везде в Европе.

Помимо этого, не забывайте и о присущей застойному социализму минимальной скорости карьерного роста и сопутствующего ему увеличения доходов. Самые быстрые карьеры делаются у нас. В США помедленнее, но тоже при очень большом желании можно рывок сделать. А вот в Европе зарплата обычно тупо растет с возрастом, почти независимо от ваших заслуг. И растет крайне медленно. На то он и социализм.

Средняя зарплата молодого (до 35 лет) ученого во Франции составляет примерно 1500 евро. Из них еще и налоги надо заплатить. В переводе на московские цены, с использованием коэффициента 2, получаем что-то в районе 750, минус налоги. Вполне реалистичная цифра. Жить можно, но не разгуляешься. К концу жизни вы дорастете до тысячи с небольшим и будете считать, что жизнь удалась.

Российская провинция живет в среднем беднее Москвы, они часто с завистью смотрят в сторону Запада. Но опять же разумно надо подходить к вопросу. В провинции и жизнь существенно дешевле. Молодой человек, зарабатывающий там $400-600, живет не намного беднее, чем москвич на тысячу. Конечно, с тамошними зарплатами трудно купить машину и даже компьютер, ведь на подобные товары цены везде примерно одинаковые. Зато какое жилье дешевое! Однокомнатную квартиру снять – 100-150 баксов. У того же рассматриваемого нами гипотетического молодого кандидата наук, зарабатывающего 500 в каком-нибудь Нижнем Новгороде, конечно, от жадности руки затрясутся, если его позовут в Калифорнию на 2500. А ведь в реальности, если вдумчиво разобраться, намного лучше жить он там не будет. (Пятьсот, говорите, в Нижнем Новгороде зарабатывают только самые энергичные и пробивные? Так ведь и в Штаты не кто попало уезжает! Все те же энергичные и пробивные, о них-то здесь речь и идет прежде всего).

В конце концов, можно и в Москву переехать, здесь толковая молодежь живет уж точно не хуже, чем на Западе, пожалуй даже лучше. А главное, Москва – это все-таки не Европа и не Штаты, здесь вы в своей стране, в своей культуре, говорите на родном языке. Здесь у вас, в конце концов, в душе относительный порядок. Представляете, на сколько более продуктивной является ваша работа в таких благоприятных условиях? Насколько быстрее вы станете высококвалифицированным и высокооплачиваемым профессионалом в своей области, если ничто постороннее вам мешать не будет? Нет, наверное все-таки не представляете. Чтобы это понять, надо несколько лет на работе по-французски поговорить, вот тогда в ветреной молодой голове и начинают появляться зачатки разума.

В заключение вот вам как резюме всей этой главы, нашел на anekdot.ru:

Программист Сеня променял красивое московское метро, собственную ободранную московскую квартиру и дающих ему московских девок на ободранное нью-йоркское метро, съемную ободранную нью-йоркскую квартиру и не дающих ему нью-йоркских девок. В остальном его быт не изменился: работает, пьет "Русскую", ест пельмени.

Русские вечно всем недовольны. Что там экономика, у нас даже качеством секса крайне недовольны. Опрос, в котором принимали участие 150 тысяч человек из всех стран мира ( ww.newsru.com/ world/23sep2003 /sex.html), показал, что наименее удовлетворены своей сексуальной жизнью... угадайте с трех раз, кто? Ну конечно же русские! Как удивились бы этим данным французы и американцы, те из них, кто видел наших девушек!

Конечно, социологические опросы в России – дело ненадежное. Есть байка о том, как западные ученые гадали, почему, по данным одного из проведенных ими опросов, русские оказались самым несчастным народом в мире, а по данным другого – самым счастливым. Приглашенный из России специалист легко объяснил им этот парадокс – первый опрос проводился с утра, а второй вечером.

Шутки шутками, но ситуация действительно странная – широко распространенные среди нашего населения ни на чем не основанные пораженческие настроения являются одним из основных стимулов современной русской эмиграции. Про это можно было бы написать целую книгу – о нашем российском пораженчестве, по-моему, самом опасном недуге нашего общества, по сравнению с которым все остальное – так, мелкие неприятности. На войне за пропаганду пораженческих настроений расстреливают. Мы не на войне, но пораженчество не становится от этого менее вредоносным. Эта зараза распространяется у нас повсюду, в том числе весьма активно проталкивается через средства массовой информации, уже в течение двух десятков лет пытающихся убедить народ в том, что у нас все плохо.

Примеров тому множество. Включите телевизор или откройте любую газету, и вы поймете, откуда в Европе взялось такое количество русских иммигрантов. Вот в АиФ, №23 (2004), писатель и советник Президента России по вопросам помилования А. Приставкин:

"Я не убежал от своего народа. Живу среди него. Мне его жалко. Потому что он несчастен. Для меня было трагедией жизни сделать это "открытие" – до какой глубины несчастен наш народ. Если бы не Комиссия по помилованию, я бы и теперь не знал. А ведь многие, может быть, большинство – до сих пор не знают".

…Вот живем мы, и "многие, может быть, большинство", понятия не имеем, что несчастны. Так Приставкин нам это доходчиво объяснит.

А если серьезно, где критерии, с чем он сравнивает? Все относительно. Хоть одну страну, помимо России, знает ли этот мудрец? Знает ли по жизни, а не по телевизору и туристическим поездкам? Или говорит все это просто исходя из своих, только ему ведомых представлений о том, какой должна быть счастливая страна? Ведь мы счастливее европейцев. Другое дело, что любит некоторая часть нашего народа трагизм, драму и философские глубины, скучно им без этого. Если, к примеру, жизнь у кого-то бедная, вопрос часто ставится не "Где бы денег заработать?", а гораздо более масштабно, вроде "Тварь я дрожащая или право имею?" Но это не несчастье, это национальное хобби. Вот на Западе люди действительно несчастны, без позерства. И жрут они там в огромных количествах всякие транквилизаторы да антидепрессанты. Но нет, на это мы внимания не обращаем, это от нас далеко.

До чего же любят у нас, ругая наши недостатки, делать из этого безосновательные глобальные выводы, "космического масштаба и космической же глупости". Совершенно не понимая при этом, что у других плохо что-то другое. То, что у нас настолько хорошо, что мы и представить себе не можем, как у кого-то с этим может быть плохо. Вот так и складывается образ несчастной страны. А потом толпы народа бегут за границу.

Под воздействием этого массового психоза люди нередко эмигрируют просто из-за того, что их достали чуть ли не до нервного срыва какие-нибудь обыденные неприятные мелочи. Опять горячую воду отключили, опять газету из почтового ящика украли, опять сантехники пьяные и так далее. Вплоть до того, что опять президент сказал по телевизору что-то, что вам не понравилось. Как будто на Западе ничего подобного не происходит. Человек накручивает себя, мелочи становятся вопросами первостепенной важности, провоцируют к глобальным, безапелляционным и абсолютно необоснованным выводам, вроде "они мне всю жизнь испортили" или "вся молодость в этом дерьме прошла". Тогда и возникает убеждение, что "валить отсюда надо", убеждение иррациональное, не позволяющее реально оценить плюсы и минусы жизни в России и на Западе. Просто "достали", поэтому "валить". "Единственный выход из российского кризиса – Шереметьево-2". Никто, почему-то, не думает (а обычно действительно не располагает достаточной информацией), что в эмиграции неудобных мелочей будет не меньше, а больше. Больше уже хотя бы в силу того, что это не ваш мир, вы к нему не адаптированы. К тому же, если у вас психика построена так, что даже на родине вы склонны периодически впадать в невротичное настроение "достали", в эмиграции вы будете находиться в нем постоянно, уверяю вас. "Америка была бы прекрасной страной, если бы там не было американцев". "Франция – страна глупых мужчин и некрасивых женщин". И так далее. Пообщайтесь в чатах с эмигрантами, сами все увидите. Поверьте, состояние "все достало" – это проблема внутренняя, а не внешняя. Это лечится отдыхом, психотерапией, переосмыслением своей жизни, но отнюдь не эмиграцией (которая, среди прочего, всегда подразумевает многократное усиление нагрузки на вашу и без того истрепанную психику).

Лето на юге Франции. За сигаретами приходится ездить в центр города – продаются они только в специальных табачных ларьках, а в августе все ларьки в округе закрыты, как и вообще все закрыто – отпуска. Комната на южную сторону, дополнительно нагреваемая холодильником. Днем в ней +50. На улице попрохладней, всего +42. В городе забастовка мусорщиков. Окно не открыть – вонь от помойки ужасная. По всему городу гниет на сорокагра­дусной жаре неубранный мусор. Жарко мусорщикам, вот и не хотят они работать. Непрекращающиеся вопли африканцев на улице, изводящие даже через закрытое окно. Весь день и часов до трех ночи. Господи, когда же кончится эта жара, эта забастовка, эта тоска, эта Франция. Доделать работу и свалить! На север, в Россию!

Эта зарисовка – для всех наших любителей покричать, что "только в этой стране" и что "валить отсюда надо, только тогда нормальная жизнь начнется". Ведь крики эти вызваны, как правило, именно такими бытовыми мелочами, доставшими до уровня глобальности. Ну почему француз, сталкиваясь, к примеру, с пробуксовкой французской административной системы, с абсурдными требованиями вроде "предъявить справку о том, что вам не нужна справка", не впадает в депрессию и не кричит, что "валить надо из этой страны"? Почему, если бы такой француз и нашелся, никто не позволил бы ему кричать эти глупости на всю страну в каком-нибудь ток-шоу? Откуда такая невротичная злость по отношению к собственной стране, к своему дому?

В частности, от незнания других стран, где все, в общем-то, также. Почему-то многие до сих пор думают, что хуже, чем в России, не бывает. Бывает. На Западе хорошо отлажено только то (и то не всегда), что помещается в ограниченном западном сознании. А это – не так уж и много. Все остальное там очень плохо. И даже если здесь, в России, вы зарабатываете меньше, чем может быть могли бы зарабатывать на Западе, не забывайте, что здесь у вас есть все остальное: друзья, девушка, родная страна.

Помимо всего вышеописанного, у нас неоправданно много внимания обращают на статистику, да и вообще на окружающий мир в целом, не имеющий прямого отношения к жизни отдельного конкретного индивидуума. Пытаются на основе среднего оценить страну в целом и собственные перспективы в ней. Что само по себе обычно бессмысленно. Мы – не стадо одинаковых манекенов, у нас пиковая структура общества, большая часть статистических данных непосредственно к вашей жизни никакого отношения не имеет. Прочитали, к примеру, в газете: в России такой-то процент алкоголиков. Ой, какой ужас, ни в одной нормальной стране такого нет! Надо срочно уезжать! В реальности же никакого ужаса. Во-первых, алкоголиков везде в Северной Европе много. А во-вторых, много алкоголиков, ну и что? Вас-то лично как это затрагивает? Вы живете и горя не знаете, что вам до алкашей, веселящихся в соседнем дворе? Это другой мир. Россия – это не одна страна, а десятки параллельных миров, сосуществующих в одном и том же пространстве в одно и то же время. Поэтому, не надо себя попусту накручивать из-за ерунды, которая вас не касается. В процессе принятия решения об эмиграции смотрите на вещи реалистичнее, учитывайте лишь те факторы, которые непосредственно влияют на вашу жизнь. Вот тогда и получится, что живете вы очень даже неплохо и стоит сто раз подумать, прежде чем столь круто все менять. Ведь уезжают, как правило, не те, кому плохо – у них нет на это ресурсов и воли. Уезжают те, кому хорошо, мотивируя свое решение состоянием тех, кому плохо.

Поясню подробнее на примере. Вот один мой знакомый из Питера, дизайнер. Работает он, как сам с гордостью мне похвастался, всего по два часа в день. Больше не хочет, лень. Да и клиентскую базу расширять – тоже дополнительная возня, неохота. Зарабатывает и так достаточную на жизнь сумму – долларов пятьсот в месяц. Гуляет, радуется жизни, книжки читает, пиво пьет. Все бы хорошо, но вот микроб в голове у него завелся – "надо на Запад валить". Зачем?!! – говорю, – что тебе в России-матушке не живется? Да ты посмотри на все это! – широким жестом обводит он панораму типичного питерского двора-колодца: грязь, битые бутылки, поломанные скамейки, надписи нелитературные на стенах. Внутри, за стенами, угадываются плесневелые коммуналки, а в них – алкаши. Ощущение действительно угнетающее. Появляются мысли о судьбах родины: какие дети растут у живущих в этой клоаке людей. В общем, дерессивно. Все так. Но! К твоей ленивой дизайнерской жизни какое все это имеет отношение? У тебя очень даже неплохо получается жить в России, гораздо лучше, чем получалось бы на Западе. И ты хочешь уехать отсюда только потому, что у кого-то получается не так хорошо, как у тебя? Ну да, давайте все, кто может, отсюда разбежимся, чтобы в России действительно одни алкаши и наркоманы остались.

И уж тем более крайне не рекомендую принимать решение об эмиграции в ответ на кризис в вашей собственной жизни, в карьере или межличностных взаимоотношениях. В состоянии стресса вообще не следует принимать решений, а столь важных – и подавно. Подождите пару месяцев (а кто-то – и пару лет), пусть всплеск эмоций пройдет, а уж потом решайте.

Однако не все руководствуются разумом. Существует немалый процент эмигрантов, переехавших на Запад совсем уж бездумно, без оценки плюсов и минусов такого шага. Дело в том, что многим нашим "западникам" нравится не Запад как таковой, которого они конечно же попросту не знают, а их собственное представление о нем. Это как у Сент-Экзюпери: "Вот тебе ящик. А в нем сидит такой барашек, какого тебе хочется". Соответственно, появляется какая-то ни на чем не основанная убежденность, желание жить на Западе во что бы то ни стало. Это упертость, против которой разум бессилен. Если человек уперт, то для него любой уехавший из-под носа автобус – яркое доказательство того, что "валить надо из этой страны", ибо "только в России такое возможно". Эмиграция часто воспринимается подобными людьми как универсальный способ решения всех обыденных жизненных проблем. Однако, постарайтесь понять, что даже если часть своих проблем вы таким образом и решите (что само по себе совершенно не очевидно), столь радикальный способ их решения похож на гильотину в качестве универсального средства от перхоти. Вместе с жизненными проблемами часто обрубается и жизнь как таковая.

В дополнение к иррационально убежденным западникам, существует еще и некоторое количество авантюрных взбалмошных личностей, которых привлекает просто запрет. "Что, в Европу без визы не пускают? Так я назло всем приеду и буду там жить!" Есть про такое у Высоцкого: "Добрый молодец Иван решил попасть туда, – Мол, видали мы Кащея, так-разтак! Он все время, где чего – так сразу шасть туда! Он по-своему несчастный был – дурак". Что тут сказать? Это проходит только с возрастом, и то не у всех.

И, наконец, романтики. О них поподробней. Классический пример: "АиФ в Европе", №9, 2003, письмо русской эмигрантки из Италии:

"Я с детства "болела" Италией. Любимая книжка была "Пиноккио", потом, в школе, увлекалась и музыкой, и живописью – только итальянской. Мне так нравился этот протяжный певучий язык неаполитанских песен".

Вот так они и уезжают. Думая, что дух Европы тридцати-, пятидесяти- или двухсотлетней давности, знакомый им по книгам, музыке и живописи – это именно то, во что они окунутся, как только выйдут из самолета. Увлекаются, блаженные, историей и культурой давно умершего мира, но попадают не в сказку, а в реальную современную Европу, в мир миллионов совершенно одинаковых биороботов без мыслей и чувств. Пройдет еще лет двадцать – и большинство европейцев даже внешне не будут похожи на тех французов, немцев и итальянцев, про которых вы читали в детстве у Дюма или Ремарка. Пожелтеет Европа.

Посмотрим, что было дальше. Собралась девушка замуж за итальянца:

"В аэропорту меня встретил немолодой мужчина пренеприятной наружности. Да еще, пожалуй, немного придурковатый. (…) Остановились у его мамы. Из дома не выпускали. "В деревне много неженатых мужчин" – таков был аргумент".

Ну, вот и реальная Италия. Нравится? Какой резкий контраст с детскими мечтами!

"В течение 2-х месяцев я не мылась. Горячая вода у них – роскошь. "Газ дорогой – из России", – говорили они мне. (…) Я не выдержала, сама стала греть воду в ведре на плите – перекрыли газ. Тарелки мыла на всех в ледяной воде. Впрочем, итальянки в той местности тоже так мучаются – и от этого у многих уже изуродованные руки, скрюченные пальцы. Отопления там тоже нет. Согреться невозможно даже под несколькими одеялами".

Ну и так далее, все цитировать нет смысла. Это юг Италии. Не самый богатый в Западной Европе регион, в Германии или во Франции вы такого не увидите. Но что показательно – ведь это Запад, а отнюдь не "эта страна", на которую вы привыкли ежедневно ворчать. Впрочем, разговор сейчас не об этом. Нам важно увидеть именно романтические настроения как основную мотивацию отъезда. А описание сопутствующих бытовых и материальных трудностей требуется лишь чтобы показать вам силу и устойчивость этой мотивации.

Сбежала она от мужа, уехала в Россию. Но шило в ж... не утаишь:

"В следующий раз я приехала в Италию по рабочей визе. На север. (…) По 8 часов в день я красила стены. В закрытом помещении без вентиляции: хозяин на улучшение условий труда тратиться совершенно не собирался. 5 минут перерыва до обеда и во второй половине дня. И эти 10 минут надо отработать: придти раньше до начала рабочего дня. На утро, с тошнотой и головной болью, я с трудом поднималась с постели. Платили 1000 евро в месяц, но я продержалась на этой каторге не долго. Правда, из Италии не уехала…"

Ну что тут скажешь. Какая к черту экономика, социология, психология и просто логика. Если у человека мозги набекрень, как у большинства наших уезжающих, так это ничем не лечится.

И вот, хэппи энд. По прошествии какого-то времени девушка адаптировалась в стране и ситуация стабилизировалась:

"Сейчас я замужем за итальянцем – по любви, был бурный роман. Живем вместе с его родителями, всё те же трудности с отоплением и горячей водой, до автобуса 4 километра пешком. Работать приходится обоим, так как денег не хватает".

Зачем все это? Зачем так себя мучить, чтобы, в итоге, жить также, как живут бедные в России, только при этом еще и иммигранткой в чужой стране? А вот зачем:

"Многое в местной жизни мое сердце не принимает. Но Италия для меня так и останется страной моря и кипарисов, карнавала и больших бирюзовых звезд. Несмотря на все трудности. Страной моей детской мечты. (Курсив мой – С.З.) Прекрасной. И, если посмотреть с другой стороны, – дикой".

Вот они, романтики – история очень типична. Повторяю еще раз, это важно. Вы, эдак 90% уезжающих, едете даже не за улучшением вашего материального положения (достижение которого путем эмиграции – уже, как правило, весьма сомнительная затея). Обычно вы этого не осознаете, но едете вы не за деньгами, а за детскими мечтами, за химерами, за миражами, навеянными книгами, кино и вашим собственным воображением. Подумайте, стоят ли они того, чтобы ради них так себя мучить.

Кстати, давно замечено, мною и многими другими русскими в Европе, что наиболее толковые специалисты по стране – переводчики, дипломаты, разведчики, торговые представители, да кто угодно, даже просто эмигранты – получаются именно из тех, у кого не витают в голове разные "кипарисовые миражи". Освоение новой страны – это прагматика, тут думать надо и работать, а не в облаках витать, не затуманивать свой рассудок разной ерундой, не имеющей никакого отношения к окружающей действительности. Романтики не нужны – от них одни проблемы. А старая книжная Европа давно умерла, поймите вы это, наконец.

С романтиками вроде бы всё. Зато вот вспомнил еще об одной нередко встречающейся мотивации. Это понты. Перед окружающими и перед самим собою. Ложное повышение социального статуса. Чтобы друзья и знакомые в родном Урюпинске удивились: "Ого, он теперь в Париже живет! Во как, в люди вышел! Кто бы мог подумать раньше?! Тут у нас любого про него спроси – каждый скажет: дурак дураком".

Жванецкий говорил, что ни один советский актер брежневских времен не мог обыденным деловым тоном произнести фразу "Мне в Париж по делу срочно". На смех пробивало, настолько это казалось нереальным. Где-то у Лимонова, кстати, было о том, что Париж – это в русском восприятии не просто Париж, это ПАРИЖ. Принимая решение об отъезде в эмиграцию, постарайтесь это убрать. Если не на уровне чувств, так хотя бы на уровне логики. Ибо это самостоятельная ценность, влияющая на принимаемое решение. Но в ней нет ничего, пустышка. Через год это ощущение исчезнет, а вы останетесь с искаженным решением. Париж – это все-таки просто Париж, а поживете там подольше – он станет еще и "гребаным Парижем".

У тех, кто провел на Западе достаточное количества времени, этот "ПАРИЖ" проходит полностью и навсегда. Скорее наоборот, Европа воспринимается как некая отдаленная дыра, сравнимая с Дальним Востоком или Средней Азией. Многим читателям это покажется странным, но это так. Как опять же у Высоцкого, хоть он и не это имел в виду: "Открыли самый дальний закуток, в который не заманят и награды. Открыт закрытый порт Владивосток. Париж открыт, но мне туда не надо". Именно так и чувствуется настоящий Париж – самый дальний уголок, в который не заманят и награды – в отличие от того фантастического образа, который живет в сознании большинства русских, являясь благодатной почвой для взращивания мешающих жизни иллюзий. Помните приводившийся ранее в книге коэффициент одинаковости 100, используемый для оценки скучности, однообразия и монотонности жизни в западноевропейских городах? Коэффициент, отражающий стандартизированность населяющих их аборигенов. Население парижской агломерации – эдак 10 млн. чел. Поделите на сто – и получите результат. В Париже (не в туристической поездке, а при жизни там в течение многих лет) вам будет так же скучно, как если бы вы переехали в провинциальный городок с населением в 100 тыс. жителей.

Кстати, постарайтесь до конца осознать, насколько глубоко изменит вашу жизнь подобная ситуация. Ведь скука эта, это ощущение глубинки, определяется не только тем, с кем вы пиво будете пить по вечерам. Это пронизывает всю вашу жизнь. Вот живу я сейчас в Москве, и даже из дома последнее время почти не выхожу – книгу заканчиваю. Но мне интересно писать эту книгу, отсюда ощущение полноты жизни. А на Западе я ничего подобного бы не написал – там умные и интересные книги никому не нужны. Сидел бы себе на работе, какой-нибудь рутиной занимался бы. И так во всем. Это трудно поначалу себе представить, но это так – на Западе скучно именно как "в самом дальнем уголке, в который не заманят и награды".

Краткие выводы из всего вышесказанного. Основные разумные причины эмиграции таковы:

1. Эмигрировать можно ради достижения какой-то большой и важной для вас цели. К примеру, в советские времена диссидент эмигрировал, чтобы издать на Западе книгу, которую не издают в СССР. В наше время можно эмигрировать, если вы, например, очень хотите заниматься физикой элементарных частиц, если это для вас дело всей жизни, а в России под такие проекты не дают достаточного финансирования. В случаях типа указанных возможность реализовать значимую для вас идею с лихвой компенсирует все неудобства эмиграции.

2. Вполне можно съездить на Запад, чтобы поучиться или постажироваться, а также просто расширить свой кругозор. На год-два – обычно достаточно. Заодно и родину любить научитесь.

3. Возможен также и случай, когда в России вам никак не удается заработать денег, работая по специальности, при этом ничего другого вы толком делать не умеете. А какая-нибудь западная страна с удовольствием готова дать вам работу. Ситуация значительно более худшая, чем две вышеописанные. Деньги часто не окупают возникающие в связи с эмиграцией проблемы, для жизни за границей желательно все-таки наличие какого-нибудь более существенного стимула. Чтобы просто денег заработать, проще новую профессию освоить. Сил на это у вас уйдет меньше, чем на адаптацию в западном обществе. Но, если уж очень хочется денег прямо сейчас, можно и попробовать уехать. Тут хоть какая-то логика есть. Та самая простая житейская логика, которая напрочь отсутствует во всех ранее описанных в этой главе случаях.

4. Наконец, создание семьи по большой любви. Если вы действительно вдруг нашли там свою вторую половину. Я лично склонен считать, что так не бывает. Какая там большая любовь, если мы друг для друга – инопланетяне. А эмигрировать для создания семьи по расчету не рекомендую – просчитаетесь.

Ну вот, вроде все разумные причины эмиграции перечислены. Все остальное – по-моему, не от большого ума. Не ломайте себе жизнь и не позорьте свою страну.

Тремя основными факторами, определяющими способность русского эмигранта адаптироваться в западном обществе являются:
а) умение быстро обучаться и оперативно обрабатывать большие объемы информации
б) подходящая профессия
в) стандартизированность личности, отсутствие нехарактерных для представителей западного общества потребностей.

Кратко рассмотрим эти факторы.

Итак, прежде всего: если вы плохо переносите переутомление, перегрузку психики событиями и информацией, любите жить спокойно и неторопливо – не следует ехать на Запад делать карьеру. Первые несколько лет эмиграции будут очень тяжелыми. Изучение языка, адаптация в совершенно чужой культуре – это нагрузка, сравнимая с той, которую накладывает на вас ваша работа. Или даже большая. Знаете, к примеру, как утомляет устный перевод? Два-три часа такой работы – и все, хочется лечь на диван и ни о чем не думать. Особенно с непривычки. Разговор на иностранном языке – задача попроще, но тоже поначалу утомительно. А ведь придется не только язык изучать и страну осваивать. Надо еще и работать, причем не хуже, чем ваши местные коллеги. Если вы к этому не готовы, если вы не обладаете достаточной выносливостью и работоспособностью, а также достаточной устойчивостью психики – не пытайтесь прыгнуть выше головы. Исходите из ваших реальных возможностей. "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме". Тем более, что у многих уезжающих на Запад эмигрантов есть все шансы стать там не вторыми, а последними. Типичной является ситуация, когда крепкие профессионалы с многолетним стажем работы из-за неспособности выучить до приемлемого уровня новый языка и адаптироваться к особенностям местной культуры становятся в эмиграции никем, люмпенизированными спивающимися безработными.

Многое зависит и от вашей профессии. В целом ряде профессий делать карьеру на Западе с нуля, сразу после приезда, крайне трудно, а часто и попросту невозможно. Слишком многого вы не знаете в плане языка, культуры, быта, административной системы, да и тамошние профессиональные технологии нередко весьма отличаются от российских. Уж не говоря о том, что часто место получить сложно, особенно если в стране избыток своих специалистов. В таких случаях лучше для начала съездить в Европу поучиться. Например, диссертацию сделать. Денег, конечно, много не заработаете, но зато не придется в первый год работать по четырнадцать часов в сутки, пытаясь давать производительность хотя бы на уровне остальных сотрудников. В аспирантуре низкую эффективность вашей работы первое время потерпят. За время аспирантуры обживетесь в стране и найдете приличную работу.

Исключение – чистая наука, постдоки и более высокие уровни. А также программирование. Тут тоже трудно, но не критично. Процесс более-менее налажен – приедете, с вами кое-как объяснятся по-английски, и будете сидеть в лаборатории или за компьютером, занимаясь тем же, чем вы привыкли заниматься в России. Всякая бумажная работа, конечно, будет отнимать у вас гораздо больше времени, чем дома, но, повторяю, ситуация не критическая, работать можно. А вот как собирается с нуля работать, к примеру, эмигрирующий в Канаду врач-психиатр – этого я не могу себе представить. Реально – никак, какие бы иллюзии он не питал на этот счет. На пособие сядет. И сам пойдет к местным психиатрам лечить вызванную этим фактом эмоциональную фрустрацию.

Мир живущих на пособие – это отдельная тема, мало мною изученная. Приведу лишь выжимку из разговора с неким казахским немцем дядей Васей, трактористом, переселившимся в Германию, и, конечно же, севшим на пособие – а кому он нужен, пятидесятилетний иммигрант, знающий две сотни слов по-немецки, при общем-то перепроизводстве сельхозпродукции в Европе. А даже если и нашелся бы добрый человек, готовый взять его на работу, требуется действительный в Германии аттестат о профессиональной подготовке, без которого нельзя даже на простой трактор человека посадить. "Я о земле мечтаю, в поле хочу. Всю жизнь трактористом был. Сижу дома и вспоминаю, как весной земля пахнет, вороны кричат. Тоска!" Конечно, немецкая социальная служба может оплатить ему курсы переподготовки, и получит он бумажку о том, что не верблюд. Только для курсов надо хоть как-то немецкий язык выучить, а в пятьдесят лет это уже сложно, особенно если всю жизнь был трактористом и сроду никакие языки не учил. В принципе, все решаемо, только для этого воля нужна. Воля к преодолению множества препятствий, возникающих в процессе адаптации в чужой стране. И минимум способностей. Этой воли и не хватает многим, сидящим на пособии. Что, в общем, нормально. Не всем же быть Штирлицами, кому-то хочется просто землю пахать. Вот только вот в ситуации, где нужны именно Штирлицы, простые пахари будут годами сидеть на пособии, тосковать и спиваться. Эх, дядя Вася, чего же тебя на старости лет в Германию понесло? А просто не думал дядя Вася ни о чем, когда уезжал. Все ехали – и он поехал. Можно и немецкий выучить, и на курсах трактористов заново поучиться. Но нет у него ни воли к преодолению препятствий, ни способностей, чтобы их преодолевать. У многих эмигрантов этой категории ситуация попросту зацикливается: нет работы – нет языка, а нет языка – нет работы. Описанная ситуация типична для тех, кто приехал в новую страну наобум, без долгих предварительных размышлений о том, чем и как они будут там заниматься.

Оглянитесь вокруг. Если среди ваших коллег есть люди (не один и не два человека, а именно люди), временно или постоянно работающие на Западе, значит и у вас в принципе получится, можно съездить. А вот если вы не знаете никого из представителей вашей профессии, кто бы там работал, или прочитали в газете об одном-двух таких, доросших предварительно до статуса мировой знаменитости – похоже, что и вам не следует питать ложных иллюзий. Если уж очень хочется на Запад, придется идти обходным путем – сначала там поучиться. И помните, что уехать не сложно, сложнее устроиться по приезду. Ехать в незнакомую страну с мыслью "найти там работу" – это детский сад. Современный мир – не Америка времен Джорджа Вашингтона, и вы – не наемный сельхозрабочий тех времен.

Теперь о психологической нестыковке с западным обществом. Об этом уже много говорилось на протяжении всей книги. Здесь я лишь добавлю несколько абзацев, которые помогут вам оценить, насколько выраженной эта нестыковка будет именно в вашем конкретном случае.

Прежде всего, ответьте себе на один вопрос. Какое место в вашей жизни занимают: пьянки с друзьями, девушки, философские разговоры за жизнь? На Западе будет ощущаться острый недостаток всего этого. Далее вспомните, чем вы отличаетесь от остальных, от среднего человека? Что есть особенного в вашей жизни, важного для вас? Может быть, к примеру, вы привыкли в России к определенному, очень специфическому кругу общения? Или каждые выходные каким-нибудь не слишком традиционным способом снимаете накопившееся за неделю напряжение? Допустим, приезжаете на дачу, напиваетесь там в хлам и стреляете из ружья по воронам? Подумайте, не будет ли на Западе затруднений со всем этим. Ибо там хорошо именно нормальному среднему человеку. А чем сильнее вы хоть в чем-нибудь отличаетесь от среднего, тем выше вероятность того, что в ориентированном исключительно на среднего человека обществе вы не приживетесь.

Проблема заключается даже не столько в ваших конкретных особенностях, увлечениях и идеях фикс. Если вы всю жизнь всего лишь фанатично коллекционируете марки – уже плохо. Дело тут не в самих марках, дело в складе характера, не слишком подходящим для жизни на Западе. Не уживаются в тамошней среде люди, которым вечно неймется, которым не достаточно просто жить спокойно и быть как все. Встречаются и русские, похожие на европейцев по складу характера. Стандартные интересы, формализованное общение, акцентированность на внешнем, небольшие запросы, повышенная завязанность на коллектив. И главное – ничего на заднем плане, вот он весь человек, здесь. Ходит по утрам на работу, вечером возвращается домой, ужинает, смотрит телевизор, ложится спать. И это все. Никакого рояля в кустах, никаких бесов в тихом омуте. Люди такого типа приживаются лучше, для них единственная проблема – адаптация в чужой культуре. Но если вы в детстве мечтали стать космонавтом или шпионом – Европа, скорее всего, не для вас. У вас неподходящий тип психики, вы резко не сойдетесь характерами с местным населением.

И в дополнение, небольшое наблюдение о степени приживаемости на Западе представителей различных российских регионов. Здесь, конечно, лишь самые общие, среднестатистические заключения, конкретно к вам это может не иметь никакого отношения. Но всё равно интересно. Так вот, лучше всего уживаются в Европе выходцы из Питера, чуть хуже представители провинциальных городов европейской части России, значительно хуже – москвичи, и совсем уж плохо – сибиряки. Питерцы, в отличие от москвичей, более вежливы, менее агрессивны, меньше требуют от себя и от окружающих. Они направлены скорее на мягкое обустройство жизни, чем на борьбу и достижение цели. Менее искренни, в том числе и сами перед собой. Готовы большим жертвовать ради достижения спокойствия и внешней гармонии. Более склонны жить как все, подстраиваясь под окружающее общество. Там, где у москвича и мысли не возникнет прогнуться и поискать компромисс – "еще эти французишки будут мне тут что-то вякать" (мне! со всей моей распальцовкой!) – там питерцу и в голову не придет быть чем-то недовольным. Он будет жить так, как живет общество вокруг него. "А как же иначе, хамить, что ли, людям?" С сибиряками же просто беда. Широкая и дикая, но в то же время детская и ранимая сибирская душа Запад, как правило, категорически не приемлет, но в то же время очень хочет с ним подружиться. А от такого дуализма сильно страдает и напрягается.

Вернемся к ранее описанному примеру. Вас вызывают в школу, где учится ваш ребенок. Сообщают, что он не улыбается. Требуют, чтобы улыбался. Москвич, скорее всего, сразу пошлет: "Не ваше дело! Вам деньги платят за то, чтобы вы его математике учили, а не улыбаться заставляли. И вообще, у меня работы завал, а вы меня по всякой ерунде дергаете. В будущем все претензии только в письменном виде, вот моя визитка". По итогам десятков таких случаев он останется крайне недоволен Францией, и, по окончании срока контракта, уедет в Москву. Выходец из Санкт-Петербурга проведет воспитательную беседу с ребенком, попросит его улыбаться, быть вежливым, вести себя культурно. И сам будет делать то же. В итоге, может быть, и приживется в стране. Ну а сибиряк живет на надрыве. Он будет долго извиняться за ребенка, потом придет домой и даст ребенку по шее, потому будет сомневаться и страдать, возненавидит школьную учительницу, поплачется друзьям за бутылкой, подерется с друзьями. В итоге, не вынеся такого стресса, бросит все и уедет домой до окончания контракта.

Повторяю, здесь все изложено очень упрощенно и гротескно. Есть и сибиряки, живущие на Западе десятилетиями, есть москвичи, из кожи вон лезущие, чтобы подстроиться под местное общество, есть и не прижившиеся питерцы. Все сказанное – лишь чтобы показать общие тенденции. А они именно такие.

В чужой монастырь со своим уставом: можно ли жить на Западе, оставаясь русским?

В России жить проще. Здесь, к примеру, шеф ваш прекрасно знает, что каждый понедельник вы страдаете сильным обезвоживанием организма, или что вы являетесь активным участником какой-нибудь языческой религиозной секты "Десница Перуна". Прелесть в том, что ему, шефу, если только он не полный дурак, на все эти ваши закидоны глубоко плевать. Лишь бы работали, лишь бы деньги приносили компании. На Западе же от вас потребуют не только работать, но и быть такими же, как местное население. Такая вот странная традиция. Как в СССР с его партсобраниями, товарищескими судами, субботниками, народными дружинами и всем прочим. Только на Западе это сделано изощренней, так, что тамошние аборигены искренне считают себя свободными. Давайте на каком-нибудь ярком примере это разберем.

Давно картошку на даче не сажали? Так западное общество обеспечит вас весьма похожей работой. Будете в свободное от работы время не Пелевина читать, а лужайку вокруг своего дома стричь. И жаловаться, что жить скучно. Не будете? А куда вы денетесь? От этого будет зависеть, что подумают про вас коллеги и начальство, проезжая мимо вашего дома или заходя в гости. А это уже на прямую влияет на вашу карьеру. Причем гораздо сильнее, чем в России, где достаточно при приходе в новый коллектив просто с коллегами водки выпить. Слово карьера звучит слишком абстрактно. Конкретно это будет означать, продлят ли вам рабочий контракт.

Любое общество в значительной степени влияет даже на самого независимого человека, от этого никуда не денешься. Но современное западное общество – особенно. Живя на Западе, вы постоянно будете находиться под сильнейшим давлением тамошнего социума, руководству­юще­гося системой ценностей, во многом вам чуждой и даже дикой с вашей точки зрения. Десятки и сотни подобных "лужаек" составляют общую сеть, общую картину того, как русский человек увязает в местной жизни. Запад искривляет его жизнь и психику под себя, заставляет жить так, как живут на Западе. В частности, почти не оставляя времени и сил на привычные вам радости жизни, будь то книжку почитать или с друзьями посидеть. Вот когда вы в этом увязните, тогда-то и начнете выть от тоски.

Где-то здесь и проходит та самая грань между туристом и эмигрантом. Турист не обязан стричь лужайки и поддерживать отношения с коллегами. Зато он будет восхищаться ухоженностью американского пригорода. Не продумывая ситуацию дальше, не примеряя ее на себя. Не понимая, что в эмиграции ему каждое воскресенье придется возиться с газонокосилкой, как когда-то он возился с лопатой на даче. А если вы еще и жениться надумаете на аборигенке, вам жена будет скандалы устраивать – почему газон не подстрижен (или "пора идти в церковь", или "сегодня мы со Смитами жарим сосиски, так что не вздумай куда-нибудь исчезнуть"). И аргументы вроде "не в настроении я сегодня дурью маяться, а эти твои Смиты – вообще козлы" будут восприняты лишь как проявление вашей крайней злобности, граничащей со стремлением разрушить западную цивилизацию. Впрочем, не волнуйтесь, ситуация обрисована весьма гипотетическая. При изначальном отсутствии желания стричь газоны, жарить сосиски, улыбаться всяким козлам и вообще, полностью раствориться в западном образе жизни, наличие туземной жены вам не грозит. Как не грозит вам и слишком долгая жизнь на Западе – не приживетесь.

Здесь, в России, вы говорите "нет" в первом приближении когда хотите и кому хотите. А там не получится. В ответ вам будет сказано, что вы очень плохо интегрируетесь в обществе, в котором живете. Видимо, в силу своей природной вредности. И что это повлечет за собой большие проблемы. Причем, так оно и будет. Ваша "плохая интегрированность" действительно вызовет множество проблем.

Так что подчиняться придется постоянно, изо дня в день. "Завтра у нас корпоративный пикник. Обязательно приходи!" Ну да, полдня цедить одну банку пива, болтая о погоде и о телевизионных сериалах. Вот только этого мне и не хватало. А придется!

Общество неуклонно будет пытаться сделать из вас американца или француза. И вы либо им станете, либо уедете. Либо научитесь маскироваться, тратя на это уйму сил и все равно незаметно превращаясь в аборигена. Остаться русским не удастся. Не "косить лужайки" можно только либо на очень низком социальном уровне (сидя на пособии), либо на очень высоком (будучи приглашенной мировой знаменитостью). Во всех остальных случаях никуда вы не денетесь.

Интересно, кстати, что французов в Москве никто не заставляет быть русскими. К национальным особенностям других народов у нас относятся положительно, во всех смыслах этого слова.

Теперь о том, что я называю "повторным решением". После нескольких лет жизни на Западе большинство наших эмигрантов вновь возвращается к вроде бы уже решенному вопросу. Прожили год-два – и снова задумались: все-таки, я остаюсь здесь на всю жизнь, на долгие десятилетия, или хватит экспериментировать и пора возвращаться? И вообще, зачем я здесь?

Приходят к этому все, даже те, кто уезжая, был абсолютно уверен, что данный вопрос ими решен раз и навсегда. Поначалу, сразу после перехода из одного общества в другое, многие русские, даже несмотря на возникающие перед ними многочисленные трудности, полны энтузиазма. Оно и понятно – открываются новые возможности и перспективы. На родине вот это и это было невозможно, а здесь всегда пожалуйста. Помимо этого, больше не действуют многие привычные дома рамки и ограничения. "Вот здесь-то мне не придется жить на сто баксов в месяц. И в Париже у меня никто не будет проверять регистрацию, это вам не Москва". А вот рамки и ограничения, накладываемые новым обществом, равно как и трудности адаптации в нем, поначалу многократно недооцениваются.

Однако постепенно, по мере освоения нового мира, вы приходите к адекватной оценке и трудностей адаптации, и налагаемых здесь на вас ограничений. Западный мир становится в вашем сознании тем, чем он действительно является. Энтузиазм уходит, аж самому странно – куда же он подевался? "Как хорошо было на родине в таком-то, таком-то и таком-то аспектах!" – такие мысли появляются у эмигранта все чаще, даже если он их старательно от себя отгоняет. Со временем каждый дозревает до возвращения к вопросу, который он уже решал однажды, перед отъездом: "Нужно ли все это?". Повторное обдумывание обычно происходит следующим образом: "Я, в отличие от всех вас, не привязан безальтернативно к вашему образу жизни. У меня есть запасной мир, где все совсем по-другому. Мне только билет на самолет купить, и уже завтра ни одна собака не будем меня спрашивать, how am I! Уже завтра я буду пить пиво с друзьями, рассказывать им неполиткорректные анекдоты, охмурять красивых девушек, ходить за бухлом в три часа ночи в любой ближайший ларек, ругать черных и демократию, да просто нарушать правила дорожного движения!" Так во второй раз появляется энтузиазм к переезду. Есть старый анекдот о том, как в Средиземном море встречаются два теплохода: один везет эмигрантов из Одессы в Израиль, другой назад – из Израиля в Одессу. Пассажиры обоих теплоходов удивленно смотрят друг на друга и крутят пальцами у виска.

Но существуют и мощные удерживающие факторы. В качестве примера приведу здесь интервью с Александром Журбиным, АиФ, №9, 2003. Один из самых популярных советских композиторов, его песни пели Пугачева, Пьеха, Кобзон. Все было у человека, но в 1990 он ни с того ни с сего уехал в Америку.

"А. Журбин: В Америке к тому времени уже бывал, мне казалось, что я понимаю эту страну. (Курсив мой – С.З.)
Корреспондент: Массовый отток туда сменился не менее массовым оттоком оттуда.
А.Журбин: К сожалению, возвратиться могут не все. Кто-то, как Шнитке, умер в эмиграции, другие слишком стары, чтобы еще раз менять свой образ жизни. Есть и такие, кто хотел бы вернуться, но не может из чувства ложно понятой гордости: боятся, что кто-нибудь им скажет, что они вернулись, потому что там ничего не добились. В Америке я встречал великое множество соотечественников. Видел в их глазах тоску и убежден, что многие из них рано или поздно вернутся".

Все так, но дело тут не только в гордости. Запад затягивает людей, искажает их системы ценностей, лишает способности здраво рассуждать. Многие эмигранты в той или иной мере все-таки впитывают особенности местного менталитета, искажающие их мировосприятие. Около половины русских этому подвержены, если не две трети. Вроде и жизнь не стала ни лучше, ни веселее, но уже ставшие отчасти американцами или французами люди боятся себе в этом признаться. Упорно продолжают жить в эмиграции. Страдают, но не устают верить в ни на чем не основанный миф о том, что они выбрались из дикой страны в цивилизованный мир, что это величайшая в их жизни удача, и что зачеркнуть это достижение было бы поступком совершенно сумасшедшим. Многие испытывают странное ощущение, что возвращаться нельзя ни в коем случае, а почему – лень думать, даже сама постановка вопроса о целесообразности дальнейшего пребывания на Западе кажется идиотской. Но стоит приехать в Россию, и понимаешь: боже, в какой тоске я живу!

Нередко подвержены этому зомбированию даже те, кто изначально эмигрировать не собирался. Вот русская девушка, приехала на полугодовую стажировку. Покрутившись здесь, всего через месяц вынесла итоговое заключение: "Русский человек на Западе жить не может, только существовать". И она же через полгода: "Назад не поеду, буду здесь жить и в университете учиться". Я так и удивился, выражаясь окультурено. Чего тебе дома не живется, с двумя востребованными высшими образованьями, тем более, что "здесь можно только существовать"? Да и денег ты там гораздо больше заработаешь, чем здесь тебе в качестве стипендии дадут. Если еще дадут, а так официанткой по вечерам работать будешь. Куда весь твой здравый смысл подевался?

Итак, когда вы дозреете до повторного возникновения вопроса о целесообразности жизни на Западе, постарайтесь не врать себе, а также не руководствоваться расхожими стереотипами. Реально оцените, какие перспективы есть у вас в России и на Западе. А главное, честно ответьте самому себе, хотите ли вы здесь жить, приятна ли вам здешняя обстановка. Если нет, пора уезжать. Не совершайте распространенную среди русских эмигрантов ошибку – не вкладывайте свои силы, время и деньги в мир, жить в котором вам не нравится. Не надо идти вперед с бараньим упорством. Не надо связывать свою жизнь с неподходящим для вас миром, не надо вязнуть в нем. Лучше уж сразу рвать, меньше ущерба будет. А то потом, еще лет через пять, когда жить на Западе станет уже совсем невмоготу, вы все равно вернетесь, но с гораздо большими потерями – в России вновь придется все начинать с нуля.

Многим русским жизнь в эмиграции быстро надоедает. С другой стороны, не хочется отказываться и от ряда преимуществ, которые она дает. Ученому, к примеру, хотелось бы заниматься своей наукой и зарабатывать этим сносные деньги. Вот только в Европе ему скучно. Бездельнику хотелось бы получать пособие по безработице, но большую часть времени при этом всё-таки проводить в России – там даже дурью маяться, и то интереснее. Болтаться посередине – хрустальная мечта многих наших эмигрантов. Преимущества такого положения очевидны. Вы как бы снимаете сливки с обоих миров, при этом не подпадая полностью под накладываемые каждым из них ограничения. На родине что-то было невозможно, а здесь – никаких проблем. А то, что невозможно здесь, возможно в России.

Однако, к сожалению, Россия и Запад обычно плохо со