Евросоюз отстраняется от решения проблем русскоязычного населения в Прибалтике. Все органы, которые существуют в ЕС, с огромной неохотой обращают внимание на притеснение такой прессы в Латвии, Литве и Эстонии. Об этом в интервью «Известиям» на ПМЭФ заявил руководитель Россотрудничества Евгений Примаков. Он отметил, что некоторые жители этих стран опасаются посещать русские центры из-за повышенного внимания к ним со стороны прибалтийских спецслужб. При этом Евгений Примаков подчеркнул, что вакцина «Спутник V» благоприятно повлияла на образ России за рубежом, хотя некоторые государства и пытались представить препарат в качестве политического инструмента Москвы.

«Американские американцы проявляют интерес переселиться в Россию»

— Вы пришли в Россотрудничество с намерением реформировать структуру. Как продвигается работа в этом направлении?

— Вы знаете, старое есть выражение, что есть у революции начало, нет у революции конца. Это процесс. Одна из репутационных проблем агентства раньше была в том, что его часто упрекали в высокой коррупционной составляющей. С этим мы успешно справляемся.

От какого-то количества практик мы отказались. Мы сейчас выводим человека из цепочки принятия решения в системе набора студентов за границей. Чтобы не было в принципе ни у кого из наших сотрудников или партнеров какого-то искушения. Это вызвало обиды в некоторых странах, где мы присутствуем. Не все наши партнеры из местных землячеств, в том числе диаспоры, понимают, почему мы это делаем. Но этот шаг был неизбежен, потому что ребята должны иметь равные шансы, вне зависимости от оплаты или еще чего-то.

Если мы говорим о работе с заграничной аудиторией, то это не значит, что мы просто должны прививать любовь к березкам, великой русской культуре (что, безусловно, необходимо), важно заинтересовать их. Заинтересовать профессионально, образованием.

Тогда мы берем не просто группу, чтобы они посмотрели Эрмитаж, а группу айтишников, группу докторов, которых везем в какие-то центры, которые разрабатывают вакцину от COVID-19, борются с вирусом сейчас. Они потом вернутся, расскажут об этих практиках у себя, мы их снова соберем, устроим семинары с нашими специалистами.

У нас есть технологические заделы очень сильные. Поэтому мы все-таки пытаемся обновить имидж нашей страны, которая пока исключительно про великую культуру и, так скажем прямо, живет своим прошлым. Мы стараемся показать страну настоящую, великую страну с потрясающим будущим.

— Сейчас многие говорят как раз о важности развития так называемой мягкой силы. При этом многие кивают на США, которым удалось создать образ привлекательной Америки. Нет ли у вас ощущения, что Россия уступает американским партнерам в области мягкой силы?

— Сам термин «мягкая сила» — он уже предусматривает, что мы что-то кому-то навязываем. Это не то, о чем можно говорить с партнерами. Я имею в виду, что мы можем что-то для себя внутри решать, уметь, думать о чем-то и планировать, но это не то, что мы должны предлагать. Нельзя приходить к людям и говорить: сейчас мы вам проведем прием по мягкой силе, с удержанием. Как в дзюдо. Это так не работает. Мне ближе термин «гуманитарная политика».

Что касается США — да, тут давно выстроенная система, сейчас они называют не Soft Power («мягкая сила»), а Smart Power («умная сила», или «умная власть»). Сочетание методов гуманитарных, политических и прочих.

Наши ресурсы несопоставимы. В том числе в интернет-пространстве. Зато у нас есть определенные адекватные консервативные ценности, которые привлекают внимание к России. Мы видим возрастающий интерес к нашему государству. У нас, например, есть несколько кейсов в Россотрудничестве, когда даже не соотечественники, а прямо вот иностранные иностранцы, американские американцы проявляют интерес переселиться в Россию. Их не так много, но это очень красивый пример того, что мы все-таки привлекательны. И не надо думать о себе как о «стране — Бабе-яге». Это не так. Так что я думаю, у нас есть задел для того, чтобы посостязаться. И у нас есть что предложить.

— А в какие регионы переселяются американцы?

— Это в очень ранней стадии сейчас находится. Их интересуют и центральные регионы, и Дальний Восток. Есть наши староверы, кстати, из Латинской Америки, которые хотят вернуться, и эта программа действует. Многие уже переехали в Россию, им выдают наделы земли. Этим занимается не Россотрудничество. Мы, так сказать, проводим работу на внешнем периметре, на дальних рубежах.

— Можно ли сказать, что российская вакцинная программа — это тоже часть гуманитарной политики? Как она изменила образ России за рубежом?

— Ну, смотрите: это как раз то, в чем нас упрекают. Страну, я имею в виду, не агентство. Нам говорят: вот эта вакцина, ваш этот «Спутник V» — это не лекарство, это вы лезете в социальные и политические расклады в тех странах, куда вы хотите протолкнуть (свое видение). Это не так. Это гуманитарный шаг, который может спасти огромное количество жизней. И спасает огромное количество жизней. Поэтому мы как раз не очень понимаем, почему нам всё время пытаются предъявить «Спутник V» как некий инструмент гуманитарной политики.

Да, конечно, он сказывается на более положительном отношении к России. Со многих точек зрения. Во-первых, эта вакцина спасает людей, спасает жизни. Во-вторых, это хороший пример того, что мы не дремучи, у нас есть классные высокие технологии. В том числе и биотехнологии, и медицина, и так далее.

— Одним из направлений работы Россотрудничества остается продвижение русского языка за рубежом. Президент РФ недавно призвал уделять должное внимание этому. Почему, по вашему мнению, русский язык постепенно исчезает в некоторых странах, особенно среди молодого поколения?

— Какое-то время количество людей, которые учили русский язык, снижалось. Но сейчас мы видим рост, не в академическом изучении русского языка, а на низовом уровне — это курсы, классы, семинары, которые открываются на районе, при местных школах, в частном порядке и так далее. Потому что русский язык снова становится востребованным. С Россией интересно торговать. С Россией интересно иметь дело. В Россию интересно ехать учиться. В Россию интересно ехать переселяться даже. Мы же знаем, как популярна тема миграции в Россию на пространстве бывшего Советского Союза. Так что тут я такой, вы знаете, осторожный оптимист.

Мы даже видим рост интереса к России в США. Там же за постсоветский период эта старая школа советологов, которые имели дело с Советским Союзом, исчезла. И не стало специалистов по России современной, поскольку казалось, что она либо уже идет, так сказать, в хвосте, либо ничего из себя не представляет — региональная держава-бензоколонка, как нас тогда Барак Обама называл. Оказалось, что это не так.

И они пытаются восстановить школу, которая изучала бы Россию. Поэтому при всей антироссийской риторике, русофобской отчасти, необходимость изучения русского языка постепенно возвращается.

— Наши сограждане и русскоязычные жители Эстонии, Латвии и Литвы очень часто задают вопрос, почему в этих странах нет центров Россотрудничества. Как ваше агентство работает с Прибалтикой?

— Это очень хороший вопрос. Дело в том, что мы агентство федеральное, подведомственное МИДу. Будь мы НКО или фондом, мы бы, соблюдая местное законодательство, пришли туда и открыли представительство, Русский дом.

Но в нынешней структуре мы можем это сделать, только если есть межправительственное соглашение. Или хотя бы обмен нотами между внешнеполитическими ведомствами. Мы можем с вами в текущих внешнеполитических условиях представить, чтобы такое соглашение было заключено с Эстонией?

Тем не менее у нас есть Русский дом в Хельсинки, в Финляндии, который закрывает работу по Прибалтике. И многие обращаются туда, ездят.

Конечно, учитывая особое внимание прибалтийских спецслужб во всех трех этих замечательных странах к людям, которые так или иначе связывают себя с Россией, для многих это проблема. То есть есть люди, которые, ну, реально опасаются ехать в Хельсинки, общаться с Русским домом, обращаться даже в посольство. Потому что они знают, что потом к ним придет местная спецслужба и будет задавать им вопросы.

Пусть наши соотечественники продемонстрируют интерес тоже. Пусть они откроют какие-нибудь свои неправительственные организации, свои фонды, свои НКО, пусть назовут их Русскими домами. И мы готовы это поддерживать. И мы сделаем это абсолютно в соответствии с местным законодательством. Мы не нарушим ничего. И не создадим никаких проблем с местной безопасностью и так далее. То есть абсолютно открытая история, легальная, явная и прозрачная.

Мы понимаем, что для наших соотечественников, которые живут в Прибалтике, правозащитная тематика одна из важнейших. Мы видим чудовищные действия местных властей по отношению к нашим с вами коллегам, журналистам. На агентство «Спутник» они же давят.

Мы видим, как к журналистам приходят те же самые местные кэгэбэшники. С этим надо что-то делать. Нанимать адвокатов, искать каких-то экспертов, которые смогут сделать свои заключения по поводу того, какие нормы, в том числе европейского законодательства, нарушаются местными властями.

— По вашему мнению, Евросоюз должен предпринимать некие шаги, чтобы остановить эту тенденцию в Прибалтике?

— Безусловно. Просто Евросоюз от этого отстраняется. Все те органы, которые существуют в ЕС, ОБСЕ, и евросоюзовские комиссии, и так далее, они с огромной неохотой обращают внимание на притеснение русскоязычной прессы или вообще независимой прессы в Прибалтике. Это не секрет.

Если эти государства входят в европейское пространство, то они входят и в правовое пространство ЕС. А учитывая те декларируемые правозащитные идеалы, которые есть в Евросоюзе, необходимо, чтобы и русскоязычное меньшинство — хотя оно там огромное, до 40% доходит число русскоязычных в прибалтийских республиках — чтобы их права были защищены. Этого не происходит.