Что является главной проблемой мировой экономики? Американо-китайская торговая война и рост протекционизма? Замедление германской промышленности? Или, быть может, новое надувание пузыря на рынке недвижимости США? Аналитик рейтингового агентства Moodys Марк Занди считает, что причиной нового мирового кризиса могут стать не перечисленные факторы, а корпоративный долг. Прежде всего — китайский, который давно уже зашкалил за все разумные пределы. Подобности — в материале "Известий".

Проблему китайского корпоративного долга в последние месяцы поднимали сразу несколько рейтинговых агентств. Скажем, на минувшей неделе Fitch отметило, что китайские компании установили рекорд по числу дефолтов по облигациям, номинированным в юанях. Доля эмитентов, объявивших о неспособности выплачивать долги, составила 4,9%, что на 0,6% больше предыдущего максимума — показателя 2014 года. Немного ранее, в октябрьском отчете, агентство указало, что рост количества дефолтов объясняется ужесточением денежно-кредитной политики правительства, что привело к снижению доступности кредита и, соответственно, возможности рефинансировать долги.

В свою очередь, Марк Занди из Moodys обратил внимание на тот факт, что бремя задолженности сейчас висит на малых и больших компаниях в самых разных экономиках мира, в том числе и в США. По словам Занди, фирмы, которые и так в долгах как в шелках, привлекают еще больше заемных средств. Всё это делает их крайне уязвимыми к ситуации экономического спада или даже просто замедления темпов роста. При этом, отмечает он, в Америке острота проблемы пока не дошла до такого опасного уровня, как в КНР.

Чтобы понять, откуда взялась проблема китайских долгов, нужно вернуться в недалекое прошлое. В 1990–2000-е годы стремительно растущая экономика КНР сравнительно мало зависела от заемных средств. С одной стороны, доходы и денежный поток успешных компаний росли необыкновенно высокими темпами, чтобы полагаться на стороннее финансирование, а с другой — ставки Народного банка Китая и, соответственно, коммерческих банков, были слишком жесткими для того, чтобы брать кредит по любому поводу.

В 2008 году грянул глобальный кредитный кризис. Экономика Китая в целом пострадала от него чуть меньше, чем в других странах: рост замедлился всего на 2–3 процентных пункта, причем частично это замедление было скорее естественным процессом, связанным с исчерпанием возможностей перекачки дешевой рабочей силы из деревни в город. Тем не менее резкое снижение экспорта привело к многомиллиардным убыткам у многих компаний и обвалило быстрорастущий фондовый рынок. Для поддержки экономики руководство государства, как и во многих других странах мира, прибегло к мерам финансового стимулирования. В экономику было влито около $600 млрд (примерно 13% от тогдашнего ВВП). Деньги разошлись через банки госсектора, и размазать их ровным тонким слоем по всей стране не получилось — различные регионы и отрасли получили разные объемы поддержки.

Одновременно правительство нацелилось на постепенный отход от экспортной модели развития экономики, вместо этого сконцентрировавшись на развитии внутреннего спроса. Понять это желание нетрудно: в Китае живет без малого 1,4 млрд человек, и, чтобы обеспечить благосостояние чисто за счет экспорта, китайцам нужно, как говорится, найти другой глобус. Долгое время правительство смотрело сквозь пальцы на бурный рост внутреннего кредитования, считая его ступенькой на пути к экономическому процветанию. Тем более что и все 2010-е годы ВВП продолжал расти темпами, завидными для любой экономики с сопоставимым уровнем развития — и во многом за счет роста именно национального потребления.

Однако результатом стал стремительный рост внутреннего долга. К концу 2017 года суммарный уровень задолженности (государства, граждан и компаний) достиг 250% от ВВП. Это существенно больше чем, скажем, в Германии, и примерно на том же уровне, что в США и Великобритании. Однако то, что является нормой или почти нормой для развитой страны, для развивающейся может стать колоссальной проблемой.

В последние годы китайское правительство стало предпринимать все возможные шаги для приостановки бесконтрольного роста кредитования. В особенности жесткому воздействию подвергся разросшийся полулегальный рынок p2p("из-рук-в-руки")-финансирования, на котором обращаются триллионы юаней. Регуляторы дают соответствующим организациям и частным лицам два года, чтобы перейти в полностью управляемое законом поле. Строго ограничивается и банковское финансирование, особенно популярные в Китае схемы кредитования местных властей под залог земли.

Однако пока все эти усилия дают довольно скромный эффект. К середине 2019 года суммарный долг КНР пересек отметку в 300% ВВП, добавив около 50 процентных пунктов всего за полтора года. Хотя от мирового лидера по объему закредитованности — Японии — Китай все еще отстает, этот разрыв уменьшается стремительно.

При этом структура китайской задолженности сильно отличается от той, что наличествует в развитых странах. Скажем, в США долги компаний, домохозяйств и государства по своим объемам примерно одинаковы. То же самое можно сказать и о Великобритании, а вот в Японии на долю государства приходится более половины всей задолженности, причем значительную часть этой суммы оно должно самому себе в лице Банка Японии. В Китае принципиально другая ситуация: госдолг и задолженность граждан сравнительно невелики в сравнении с ВВП и вместе составляют менее половины корпоративного долга.

В каком-то смысле такой перекос наблюдается и в России, где на корпорации приходится львиная доля задолженности, однако существуют и два ключевых отличия: во-первых, общая закредитованность экономики в России в разы меньше, чем в Китае, а во-вторых, большая часть российского корпоративного долга является внешним. Этот последний фактор мог бы в перспективе создать проблемы, однако золотовалютные резервы РФ достаточно адекватны, чтобы при необходимости подстраховаться. Китайские же компании по большей части должны китайским же кредиторам — но это значит, что при волне дефолтов главный урон понесет в первую очередь финансовая система КНР.

В принципе даже нынешние уровни задолженности такой мощной экономике, как китайская, гасить по силам, пусть даже и стоимость обслуживания долга в частном секторе уже достигла около 20% от доходов (для сравнения, в США — 14%). Опаснее здесь скорее темпы прироста, которые, судя по-всему, выходят из-под контроля. А еще одной проблемой является неэффективность размещения капитала — во время кредитного бума долги набрали далеко не только лучшие компании на рынке. Более трети корпораций в КНР страдают от избыточного производства, а прибавочная стоимость у одних и тех же компаний год от года сокращается.

Сейчас китайское правительство находится в сложной ситуации. С одной стороны, как предупреждает Fitch, попытка искусственно сдержать рост корпоративного долга приведет к существенному замедлению темпов роста, которые и так стабильно снижаются год от года, находясь на минимумах с начала 1990-х годов. Однако если ничего не предпринимать, пузырь может раздуться еще сильнее и лопнуть бесконтрольно — именно так и произошло с американским финансовым сектором в конце 2000-х годов.

На данный момент доля Китая в мировом ВВП уже становится сопоставимой с американской и по итогам 2018 года составила 15%. Если второй по значимости мировой рынок окажется в глубоком кризисе, то глобальную экономику ждет не меньший шок, чем в 2008 году. А с учетом того что практически все крупные государства мира сейчас страдают от различных экономических дисбалансов, ударная волна по своей разрушительности может превзойти ту, что возникла 11 лет назад после краха инвестбанка Lehman Brothers.