Беседовала Наталья Пашкевич Предсказания второй волны глобального кризиса зазвучали еще тогда, когда мир не успел выкарабкаться из первой его волны. Особенно часто подобные прогнозы стали раздаваться на пороге осени 2012 года: мол, уж тут-то нас точно не минует чаша сия! Но вот осень наступила, всеобщего кризиса пока, слава богу, не видно, хотя отдельные экономические потрясения регулярно случаются то там, то тут. О вероятности нового экономического кризиса мы беседуем с членом правления Российского союза промышленников и предпринимателей, кандидатом философских наук В.С. Бирюковым. – Виктор Степанович, не правда ли, нынешняя ситуация очень похожа на ту, в которой разгорался кризис 2008 года? – Не вижу ничего общего – ну абсолютно ничего. И заодно поправлю вас терминологически: ни о какой второй волне кризиса речь вообще не идет. Корректно можно рассуждать о возможности второй рецессии, поскольку начавшийся четыре года назад кризис никуда не исчез, и мы продолжаем жить в его условиях. В рамках этого кризиса могут произойти несколько всемирных рецессионных волн (а могут и вовсе не произойти). Поэтому мы вправе спрашивать себя: будет ли вторая глобальная рецессия и если да, то когда именно? – Как вы отвечаете сегодня на этот двуединый вопрос: будет ли и когда? – Даже если всеобщей рецессии суждено случиться, то нынешней осенью этого наверняка не произойдет. – Почему же? Четыре года назад все также случилось вдруг, неожиданно... – Сегодня на близость всемирной рецессии не указывает ни один индикатор. Ну, возьмем такой принципиальный для России показатель, как мировая цена нефти. В 2008 году нефть рухнула в одночасье – сначала вдвое, а затем еще и еще, со $140 за баррель аж до $36, почти в четыре раза. Это свидетельствует не только о том, что человечество вдруг утратило нужду в топливе. Почему-то все привыкли считать нефть лишь энергоносителем. А между тем она служит основным сырьем химической промышленности. Оглянитесь по сторонам: все пластмассы, всевозможные изделия из искусственной шерсти и многое другое выработаны из нефти. – И что из этого следует? – Если обвально рушится цена нефти, это говорит о том, что по всему миру останавливается большая химия. Вот это уже не шутки, а рецессия, если не стагнация. Понимаете, в качестве энергоносителя нефть еще можно на десятки процентов заменить с помощью АЭС, ГЭС, угольных станций, еще на несколько процентов – сланцевым газом, биотопливом, битумами, даже ветрогенераторами и солнечными батареями. Но как сырье для химпрома нефть куда более уникальна. Скажем, дешевое электричество из атомной энергии получают с успехом, но из нее невозможно синтезировать ни одного химического соединения; кстати, то же относится и к природному газу. И если в 2012 году нефть упорно держится на отметке в районе $100 за баррель, всеобщего экономического краха в ближайшее время ждать не следует. – А что касается других индикаторов, помимо нефтяных цен? – Нужно отличать реальные индикаторы от эфемерных, надуманных. Года полтора назад я участвовал в работе VII Международной Кондратьевской конференции в Институте экономики Российской академии наук, где стал свидетелем удивительного пари. Иностранный член РАН, экс-президент Киргизии, известный физик Аскар Акаев предрек, что новая рецессионная волна накроет планету в июле 2011 года – после того, как цена золота пробьет потолок в $1700 за тройскую унцию. Акаеву оппонировал директор Института экономики РАН Руслан Гринберг (в свое время он выступил с основным докладом на одном из круглых столов по модернизации российской экономики, серию которых мы с коллегами провели в Москве в 2009–11 годах). Он выразил уверенность, что золото не подорожает выше $1450. К радости участников Кондратьевской конференции, ученые завершили спор заключением дружеского пари на $10. И что же в итоге? Проиграли оба: золото стоит дороже $1700, но никакой рецессии, слава богу, не произошло. – Тогда давайте вернемся к серьезным, реальным индикаторам... – Очень важным является поведение банковской системы. Спад производства означает, что у многих предприятий возникнут проблемы с возвратом кредитов. Это закономерно вынуждает банки настораживаться, и выдача новых кредитов обставляется рядом дополнительных условий, включая резкое повышение процентной ставки и требование к не менее резкому увеличению минимальной величины залога. Иными словами, опасение выдать токсичный кредит оборачивается ужесточением правил и для самых добросовестных заемщиков. – Обжегшись на молоке, банкиры дуют на воду? – Ну, я бы так не упрощал, на банкирах лежит громадная ответственность. Представьте банк, который щедро кредитовал неких, мягко говоря, маргиналов. В трудные времена ни одно коллекторское агентство не поможет вернуть эти долги. А между тем в трудные времена именно добросовестные заемщики вправе претендовать на своевременное кредитование. Впрочем, сейчас, к счастью, и экономика, и население кредитуются в обычном режиме: банковский сектор спокоен. Тревогу бьют лишь завзятые алармисты – что ж, такова их планида! Подчеркну еще раз: банкиры очень чутко "нюхают воздух", уж кто-кто, а они ранних признаков рецессии не проспят. – Какой главный вывод сделали монетарные власти (не только в России) из анализа причин первой рецессии? – Ее первая волна была спровоцирована обвалом финансовых пирамид, который начался с грандиозного ипотечного кризиса в Америке в 2007 году. Если помните, в погоне за процентами ипотечные агентства США выдавали эти кредиты кому попало, людям заведомо неплатежеспособным, даже безработным. Без первоначального взноса, без проверки кредитной истории! Неудивительно, что пузырь со страшным грохотом лопнул. Годом позже "посыпались" банковские пирамиды и в Старом свете – в Ирландии, Великобритании и так далее. Тогда же, однако, за дело не на шутку взялись финансовые регуляторы, которым, конечно, следовало "проснуться" гораздо раньше. Тем не менее, сейчас никакой особой "пирамидальной" активности не наблюдается, регуляторы действуют достаточно эффективно. В том числе, кстати, и у нас в России. – А как же постоянные сигналы о возможной экономической катастрофе, которые вот уже не один год несутся из Евросоюза? – Евросоюз – это не монолит, а конфедерация качественно очень разных стран. Так, Германия и Франция обладают мощными экономиками: интенсивное сельское хозяйство, индустрия высокого передела, передовой научный сектор, первоклассное образование и тому подобное. Совсем другое дело – Греция. После вступления в ЕЭС свыше тридцати лет назад она под диктатом Брюсселя фактически уничтожила свою обрабатывающую промышленность (то же самое во второй половине 2000-х послушно исполнили наши прибалтийские республики). Взамен из ЕЭС щедро потекли субсидии, Греция сделала ставку на развитие туризма, "эллины" привыкли жить не по средствам, а суверенный долг страны взлетел до заоблачных высот. – Но у нас многие видят в туризме панацею от экономических невзгод. Скажите, чем же плох туризм? – Я не говорю, что сам по себе туризм плох. Но время показало, что это – вспомогательная отрасль и не может выступать локомотивом экономики. Вот пример Испании, которая в последние десятилетия также делала ставку на обслуживание иностранцев. В итоге в стране резко упал престиж высшего образования. Ведь как еще недавно рассуждала испанская молодежь? Для чего годами прилежно учиться, если можно "отжигать" ди-джеями и данс-партнерами в ночных клубах? Вот это жизнь – сплошной праздник! Сейчас та же молодежь вопит о безработице. Но простите, ребята, а кому вы нужны-то без знаний в информационную эпоху? Тем более, что общечеловеческий объем знаний в наши дни полностью обновляется за 5–6 лет, в то время как лет сто назад этот период составлял лет 20–30. – Тем не менее, Европа заключает в себе немало рисков. В конце концов, проблемные страны там ждут финансовой помощи не с Луны или Марса, а от других членов ЕС – экономически более успешных. И подобная помощь – по крайней мере теоретически – вполне может подорвать финансовое могущество тех же Германии и Франции. – Полностью с вами согласен, Наталья. Главное оружие в борьбе с рисками – их диверсификация. Занимая срединное положение на евразийском пространстве, Россия исторически смотрит главным образом на Запад. А пора бы чаще переключать внимание на Восток. К примеру, в странах Азиатско-Тихоокеанского региона производится порядка 54% всемирного ВВП, причем производится весьма эффективно, так как здесь проживает менее 40% мирового населения. И здесь же осуществляется 44% всех торговых сделок планеты. Впечатляет? – Очень! Но каким образом нам "взойти на этот корабль"? – Давайте вместо ответа процитирую Владимира Путина. Подводя черту под недавним саммитом АТЭС, президент сказал: "По поводу переноса центра тяжести сотрудничества на Азиатско-Тихоокеанский регион. Здесь нам ничего не нужно делать искусственно – это происходит по факту. Сегодня объем торгового оборота России с Европой – 51%, свыше 50%, а с Азиатско-Тихоокеанским регионом – 24%. Но по мере роста потенциала Азиатско-Тихоокеанского региона, экономического роста, по факту объем российской торговли на этом направлении будет увеличиваться". – Иными словами, возвращаясь к теме нашей беседы, вы отвергаете саму возможность новой рецессии для России? – Ну, под таким прогнозом вам ни один экстрасенс не подпишется. Экономика – не арифметика, а наука куда более сложная. Тем более, что подобного глобального кризиса человечество не знало и в годы Великой депрессии. Тогда рынки были плотнее отгорожены друг от друга, а информационные технологии представляли собой главным образом телеграф, радио да телефон. – Поэтому, в отличие от нашей эпохи глобализации, 80 лет тому назад эффект домино был гораздо менее ощутим? – Конечно, он был слабее. Сейчас ведь в одном уголке планеты кто-то чихнет, и немедленно слышит весь мир. Видите, как мощно резонируют по Евросоюзу локальные рецессии в Греции, Испании, Португалии, Италии? Но в контексте нашего разговора важнее другое. Я убежден, что при первых же признаках рецессии в России (когда бы они ни проявились – в будущем году или позже) необходимые меры будут предприняты властями точнее и стремительнее, чем четыре года назад. Это позволит быстро купировать симптоматику (в частности, избежать роста безработицы и спада производства) и разобраться с причинами (в частности, быстрее развернуться от ЕС к странам АТЭС). – Почему вы так считаете? – Ответ ужасно прост: в 2008–09 годах разные ветви и уровни российской власти накопили бесценный опыт гашения рецессии непосредственно в "боевых" условиях. Поясню: капитан десятилетиями водит по океанам огромный теплоход, однако достаточно лишь раз вспыхнуть на борту пожару, и морской волк почувствует себя неуверенно. А капитан спасательного буксирчика будет действовать совершенно хладнокровно, хотя никогда не покидал пределов родной бухты. Тушение пожаров для капитана-спасателя – дело обыденное, ежедневное. Вот как раз-таки опыт такого спасателя мы и накопили несколько лет назад. Ну, и не забывайте, наконец, что наши золотовалютные резервы – "подушка безопасности" – восстановились до докризисного уровня, о чем также заявил во Владивостоке Владимир Путин. | 
