26 июля 2013

Если, как ожидается, президент России Владимир Путин в августе предпримет поездку в Тегеран, визит будет богат на символику – даже если придётся отказаться от плана путешествия через Каспийское море на борту корабля с целью достичь иранского берега. Общность интересов двух региональных держав, давних соседей, никогда не вызывала сомнений.

Но с другой стороны, в этом году также, по странному совпадению, состоится 70-летие Тегеранской конференции 1943 года, которая была пикантным событием в роскошном гобелене истории российско-иранских отношений, вышитом кровью и предательством.

История российско-иранских отношений ошеломляет. Путин станет единственным российским лидером, посетившим Тегеран после большевистской революции 1917 года. И всё же, обе страны – древние игроки на геополитической арене.

Возвращение Путина в Тегеран почти через семь лет после чрезвычайно успешного первого визита 2007 года похоже на аллегорическую драму в стиле моралите. Внешняя политика России описала полный круг. Путин надеется навести порядок в авгиевых конюшнях, в буквальном смысле убрав мусор, накопившийся за годы его отсутствия в Кремле.

Преуспеет ли он? Безусловно, Путин для иранцев – харизматическая фигура. И всё же, как принимающая сторона оценит намерения Москвы? Второй вопрос делает миссию Путина многообещающей – и рискованной.

"Сдержанность", которая вкралась в российско-иранские отношения, нужно рассматривать как наследие президентства Дмитрия Медведева (2008-2012), периода, в течение которого Москва была озабочена изучением смысла "перезагрузки" с Соединёнными Штатами, преподнесённой на блюдечке президентом США Бараком Обамой. "Вестернизаторы", которые заняли Кремль в те годы, посматривали на Иран с отвращением и презрением.

В списке российских приоритетов Иран отошёл на задний план и стратегическое взаимопонимание, которое выковал Путин в ходе своего исторического визита, начало ослабевать. Россия в знак уважения к демаршам США продолжала затягивать ввод в эксплуатацию Бушерской АЭС.

Кремль не стал сопротивляться, когда США ввели иранский ядерный вопрос, как вектор сотрудничества России и США в рамки "перезагрузки". Для того, чтобы и дальше затягивать гайки Ирану и вводить собственный режим удушающих санкций, на который большинство стран (таких как Индия и Япония) признали неохотно, сотрудничество с Россией, постоянным членом Совета Безопасности Организации Объединённых Наций, для администрации Обамы было жизненно важным.

Тем не менее, в Москве всё время понимали, что ядерная проблема Ирана затрагивает ряд фундаментальных вопросов международного права и Устава ООН, и имеет далеко идущие последствия для функционирования международной системы.

Вместе с тем Москве недоставало понимания, что реальные проблемы Запада с Ираном были выше его идеологии справедливости и сопротивления, и не имели ничего общего с безъядерным Ближним Востоком.

В высшей степени недружественным шагом стало то, что Медведев интерпретировал санкции ООН как обязательство со стороны России отказаться от заключённой в 2007 году оружейной сделки по продаже и поставке С-300, на которые Тегеран рассчитывал как на решающее средство для защиты от США и / или налёта израильской авиации.

Медведев под давлением США принял "окончательное решение" пересмотреть соглашение, и Кремль отверг преобладающее в московском истеблишменте представление, что Россия всё ещё может выполнить контрактные обязательства перед Ираном.

Тогдашний глава международного комитета Государственной Думы России Константин Косачёв заявлял: "В список (ООН) вооружений, попадающих под санкции, были добавлены восемь пунктов. Тем не менее, в этом списке нет оборонительных систем, подобных С-300. Резолюция (ООН) не имеет прямого отношения к России".

Если оглянуться назад, "Жэньминь жибао" была недалека от истины, когда в то время с оттенком сухой иронии отметила в комментарии, что "в намерениях Москвы в отношении Ирана много противоречий". Действительно, без серьёзной поддержки России США никогда бы не смогли передать документы по Ирану в ООН.

Сегодняшний баланс "перезагрузки" говорит сам за себя. Организация Договора о коллективной безопасности в Афганистане по-прежнему остаётся парией в военных действиях Организации Североатлантического договора. Была торжественно отпразднована независимость Косово.

НАТО раскинула свою сеть на постсоветском пространстве и продолжает продвигаться к границам России, и, возможно, добилась успеха на Кавказе. США поклялись ликвидировать московский проект Евразийского Союза. Несомненно, Россия не смогла предотвратить "смену режима" в Ливии, а её возражения против американской системы ПРО игнорируются.

Достаточно сказать, что последняя инициатива России наладить отношения с Ираном разворачивается на сложном фоне. Флирт России с "перезагрузкой" серьёзно повредил Ирану в тот момент, когда ему требовалась все дружеские отношения, на которые он мог рассчитывать, чтобы защититься от неумолимого давления со стороны США. Но, в конце концов, Иран выстоял.

Военный удар по Ирану уже немыслим, кроме как ценой огромных расходов и громадных рисков регионального масштаба, и высока вероятность того, что противостояние между США и Ираном зашедшее в тупик, закончится переговорами.

Прямые американо-иранские переговоры вполне возможны. Поэтому Россия поступает правильно, "ловя момент". Визит Путина станет первым визитом главы государства в правление Роухани.

С другой стороны, взаимопонимание с Россией и её поддержка могла бы помочь Ирану создать пространство для оптимального ведения переговоров с США. Для перспектив Ирана современная уверенность в себе России как члена Совета Безопасности ООН и обладателя права вето – обнадёживающий знак. Недавний твёрдый отказ России утвердить доклад ООН, критикующий иранские ракетные испытания, практически исключил всякое расширение режима санкций.

Тем не менее, нарушение Россией обещания поставить С-300 – всё ещё раздражающий фактор. Иран подал в международный арбитражный суд в Женеве иск против России о возмещении ущерба на 4 миллиарда долларов США. У Ирана хорошие позиции, но настоящая проблема – политическая, состоящая в том, что в отношениях возник кризис доверия, после того, как Медведев 22 сентября 2010 года издал указ об отказе в одностороннем порядке от сделки по поставке С-300 и целого ряда других контрактов на поставку оружия в Иран, и, кроме того, указ запретил въезд и транзит через территорию России для иранских граждан, связанных с ядерной программой страны, и препятствовал тому, чтобы российские физические и юридические лица вступали в финансовые отношения с Ираном в областях, связанных с ядерной проблематикой.

Министр обороны Ирана генерал Ахмад Вахид практически незамедлительно критически прокомментировал указ Медведева язвительно заявив, что видно, "как мы уже понимаем, они (русские) не заслуживают доверия", и эмбарго было доказательством того, что Россия "не может действовать независимо, даже имея дело с таким простым вопросом".

Российская газета "Коммерсант" в среду на этой неделе со ссылкой на источники в Министерстве иностранных дел в Москве сообщила, что Путин предложит Тегерану альтернативную систему ПВО, Антей-2500, который может стать приемлемой заменой С-300.

Антей-2500 – грозная система вооружения, которая может поражать одновременно до 24 самолётов в пределах 200 километров или перехватывать до 16 баллистических ракет. Вполне возможно, что система, специально приспособленная для нужд сухопутных войск и способна удовлетворить потребности Ирана.

"Коммерсант" также сообщил, что Путин будет обсуждать программу расширения атомной электростанции в Бушере. По другим сведениям иранские атомщики возобновили учёбу в российских институтах. Неделю назад Россия провела с Ираном морские учения на Каспии, что случается не часто.

В ходе недавнего визита президента Ирана Махмуда Ахмадинежада в Москву в рамках встречи на высшем уровне стран-производителей газа состоялось обсуждение сотрудничества в области энергетики.

Россия и Иран – великие практики в дипломатии, но полностью цельнотянутый прагматизм в их команде всё равно нелёгкая задача, за решение которой взялся Путин, пытаясь возродить доверие в российско-иранских отношениях.

Дело в том, стратегическое взаимопонимание двух региональных держав становится необходимой основой для дальнейшего развития отношений. К примеру, мотивы и развитие политики Ирана в Сирии вытекают из его региональной политики на Ближнем Востоке и неясно, будет ли согласна, и до какой степени готова Москва согласиться с ней.

Надо отметить, что вновь избранный президент Хасан Роухани неоднократно подчёркивал, что отношения Ирана с другими государствами региона будут приоритетом его внешней политики. Некоторых существенных изменений можно ожидать в отношениях Ирана с государствами, входящими в Совет по сотрудничеству стран Персидского залива (GCC), особенно с Саудовской Аравией и Объединёнными Арабскими Эмиратами. Осторожный подход Тегерана к событиям в Египте подчёркивает мышление в этом направлении.

Равным образом, смещаются трафареты и в российско-американских отношениях. Несмотря на эффектный жест по делу Эдуарда Сноудена, срывающего покровы экс-контрактника ЦРУ, Москва остереглась разрывать сложившиеся отношения с администрацией Барака Обамы.

Последнее, чего хотел бы Иран, – быть "козырем в рукаве" в процессе разрядки американо-российских отношений. Роухани приписывают мнение, что при политике Ахмадинежада "Взгляд на Восток", "На международном уровне Иран должен был полагаться на двойную политику таких стран, как Россия, Китай и Индия". Вот точная цитата:

Тем не менее, российские эксперты реалистично относятся к Роухани и рассматривают его как "умеренного" члена правящей религиозной элиты в Иране – "готового пойти на компромисс с миром и понимающего, что непрерывное сражение с ветряными мельницами не имеет смысла", выражаясь словами выдающегося ученого Виталия Наумкина, директора Института востоковедения Российской Академии Наук.

Среди московских специалистов господствует осторожный оптимизм, сводящийся к тому, что "потепление" в отношениях Ирана с Западом не обязательно означает удар по интересам России. Существует мнение, что любое такое потепление само по себе будет ограниченным, и будет действовать по нарастающей, поскольку "иранский режим не в состоянии немедленно отказаться от всех своих основных ценностей, вызывающих недовольство на Западе", как отмечает Наумкин.

Помогает и то, что Иран не воспринимается Москвой как источник религиозного экстремизма и Россия не сталкивается с угрозой шиитского экстремизма. Следовательно, в принципе, нет никаких препятствий для российско-иранского сотрудничества. Задача заключается в построении взаимодополняемых интересов.

 Иранский средний класс и технократы предпочитают западные технологии – а у российских элит (в отличие от советских "ориенталистов") нет страстного увлечения Ираном. Между тем, Китай, как торговый партнёр и источник инвестиций для Ирана, остаётся вне конкуренции.

Если Иран откроется, как "последний рубеж" экспорта газа, это может даже вызвать у Москвы некоторую изжогу, поскольку этот экспорт в один прекрасный день достигнет европейского рынка и составит конкуренцию российским поставкам. Преимущество сотрудничества с Россией лежит в двух ключевых областях – военном сотрудничестве и ядерной энергетике.

Между тем, Россия также диверсифицирует отношения со странами региона, что означает, что привилегированное партнёрство с Ираном не может быть получено ценой её процветающих отношений с Турцией или Израилем. В целом две региональные державы нащупывают путь к отношениям в эпоху постмодерна, отличающихся от всех тех, что были между ними раньше.

Оригинал публикации: Russia and Iran: A postmodern dance