Возможно, в скором времени эта ностальгическая песня приобретет особую популярность на Украине. Президент В. А. Зеленский ломит со страшной силой, стремясь не мытьем, так катаньем продавить через парламент реформу поземельной собственности, снимающей ограничения с купли-продажи земли сельскохозяйственного назначения. Сельская общественность протестует. К зданию Верховной рады явились хлеборобы и свинари (или изображающие из себя таковых) с гробом, в котором покоилась убиенная свинья. Манифестанты планировали произвести торжественное погребение сельскохозяйственной живности на площади Конституции в центре Киева. Предводитель поселян пояснил, что реформы приведут к массовому забою скота: "Чтобы собрать деньги и конкурировать с крупными агрохолдингами, которых не интересует жизнь селян, им важен только заработок. А нам нужно, чтобы люди жили, процветало село, строились сады, школы, чтобы молодые семьи оставались на Украине". Оппозиционная платформа в Раде, хотя свиней и не хоронит, тоже предвидит от аграрной реформы крупные неприятности. Но есть, конечно, и более оптимистические мнения. Кандидат политических наук из Днепропетровска, депутат от президентской партии "Слуга народа" Н. Р. Потураев взывал: "Сегодня Украина окончательно похоронит коммунизм. Мы наконец сведем счеты с этим маньяком Лениным и людоедом Сталиным, которые сделали все, чтобы лишить украинский народ главного богатства — земли. Мы вернем украинцам землю раз и навсегда. И я хочу, чтобы сейчас вся страна посмотрела на наследников Ягоды, Ежова, Берии, кровавых палачей украинского народа. Эти люди — потомки тех, кто устраивал голодомор, кто убил миллионы украинцев, лишив их земли. Вот они! Миньоны России, которая..." Далее наша страна обвинялась в том, что она устроила голодомор и хотела убить всех украинцев. Право на свободный оборот земли предполагает также и ее продажу, а продавший уже не обладает этим главным богатством ни раз, ни навсегда. Да и Ежов с Берией при всей своей многогрешности вопросами поземельной собственности мало занимались: до них это сделали другие. Но, должно быть, у кандидата политических наук такой органчик, поминающий Ежова и голодомор, кстати и некстати. Бывает. Но дело не в том, кого символически хоронить в Киеве — свинью, Ленина или Сталина, — это как будет угодно. Дело в отчаянной отваге В. А. Зеленского, намеренного рассудку вопреки, наперекор стихиям продавить аграрную реформу. Притом что мирная аграрная реформа — это оксюморон. Бывает, что без аграрной реформы нельзя, она оказывается жестокой платой за, например, промышленную революцию. Или внутренним источником первоначального накопления капитала. См. огораживания в тюдоровской Англии или "Кто в колхозы нам путь проторил, Кто в колхозы нам путь указал? Это Сталин нам путь проторил, Это Сталин нам путь указал!" Приятного тут мало, так ведь индустриализация — вещь вообще жестокая. Но если нет совсем уж властного императива провести индустриализацию любой ценой — ибо иначе сомнут, — то и решимость в аграрной реформе пробуксовывает. Украинской незалежности двадцать восемь лет, до Зеленского были суверенные президенты Кравчук, Кучма, Ющенко, Янукович и Порошенко — довольно, в общем-то, разные. Но всех их единообразно клинило на подступах к поземельной реформе. Такое "завтра, завтра, не сегодня" объяснялось осознанием больших рисков. Причем точно такая же картина была и в России. Реформаторы 90-х вроде бы отличались большой безоглядностью, но в делах аграрных их тоже намертво клинило. Причина и там и там была сходная. Возможно, интересам нового правящего класса и соответствовал бы передел земельного рынка с образованием крупных латифундий. Ведь латифундистские хозяйства и более производительны, и собирать налоги с них легче, нежели с мужичка, который в случае чего окуклится, перейдет в режим самосева, а государству останется кукиш. Все так, но цена этого — пауперизация крестьянства и образование сельского пролетариата, у которого ни кола, ни двора, и что делать с этим пролетариатом — непонятно. Постсоветские колхозы оказались страховым социальным механизмом на селе (неважным, но хоть каким-то), и разрушать его было уж очень боязно. Тем более что стройки пятилеток, а равно фабрики, на которых производились сукна г-на Смита или иголки г-на Джаксона и которые могли бы дать работу безземельному крестьянству, в условиях стремительной деиндустриализации отсутствовали, а немногие оставшиеся — закрывались. В условиях Украины к тому добавляется еще и культурный фактор. А именно "рагули", "селюки" и даже "черти" — так просвещенные жители украинской столицы именовали поселян, нахлынувших в города постсоветской Украины и принесших с собой простодушный (но с хитрецой) сельский образ мысли, который пропитал весь украинский политикум. И сельский взгляд на поземельный вопрос — "Никакой этой панской сволочной реформы не нужно, а нужна та вечная, чаемая мужицкая реформа: — каждому по 100 десятин; — чтобы никаких помещиков и духу не было; — и чтобы на каждые эти 100 десятин верная гербовая бумага с печатью — во владение вечное, наследственное, от деда к отцу, от отца к сыну, к внуку и так далее; — чтобы никакая шпана из Города не приезжала требовать хлеб. Хлеб — мужицкий, никому его не дадим, что сами не съедим, закопаем в землю; — чтобы из Города привозили керосин" — оказывался даже более широким, относясь и к дипломатии, и к долговым проблемам (хоть с Россией, хоть с МВФ), и переговорам по газу, etc. Рагуль — он довольно цельная личность Максим Соколов | 
