Станкостроению я посвятил всю жизнь. От токаря-универсала прошел путь до министра СССР. Еще директором Ленинградского станкостроительного завода имени Ильича немало поездил по миру. Увиденное анализировал, сравнивал с тем, что было у нас. Возглавив отрасль, внедрял в жизнь элементы рыночного хозяйствования. В январе 1991 года на базе министерства было создано государственное АО «Станкоинструмент», объединившее 85 процентов заводов. Это позволило спасти отрасль. Написал, а сам думаю: подходит ли это слово? Спасена ли? Надо ли было ее спасать, да и вообще спасать какую-либо производственную отрасль России, когда в сознание общества намертво вбиты представления о нашем тотальном техническом отставании от передового Запада?

Имело ли оно место? Посмотрим. На долю машиностроения в развитых странах приходится до половины промышленного производства. В СССР она равнялась около трети. Шестимиллионный станочный парк, безусловно, нуждался в модернизации, поскольку отставал по части электроники и автоматизации, но наряду с этим мы имели и технологическое оборудование с системами программного управления, тяжелые и уникальные станки, пользующиеся успехом за рубежом. А главное — отрасль развивалась опережающими темпами, что крайне беспокоило Запад. Мы не уступали ему по квалификации конструкторов, инженеров, токарей, сборщиков.

Что бы там ни болтал Горбачев о застое, факты таковы, что к излету советского периода мы вышли на мировой рынок. В 1991 году выпускалось 28 тысяч станков с ЧПУ (сегодня чуть более сотни). Тогда же на международной выставке в Париже мы продемонстрировали 49 машин и станков, которые были проданы прямо со стендов! На предприятиях такой машиностроительной державы, как ФРГ, к моменту развала СССР работали приобретенные расчетливыми немцами 36 тысяч советских станков. Покупала их и Япония.

В Швейцарии во время посещения фирмы-производителя тяжелых высокоточных станков мне решили показать святая святых — делительную машину по выпуску эталонов измерения. Как же я изумился, а еще больше (причем неприятно!) атташе швейцарского посольства в Москве, когда мы обнаружили, что она была изготовлена в Советском Союзе. Не упустив возможности, я заметил: «Смотрите, ваша эталонная продукция славится во всем мире, но точность-то обеспечивается русской техникой». Славу швейцарской промышленности ковали и автоматические линии московского завода им. Орджоникидзе.

Я ожидал, что переход на новые экономические отношения облегчит решение задачи модернизации отрасли. Но власть лихих завлабов не собиралась прислушиваться к мнению профессионалов, посвятивших себя развитию технологической базы машиностроения. Когда я с большим трудом проник на прием в 1992 году к и. о. премьера Егору Гайдару с отработанным планом сохранения и дальнейшего развития российского станкостроения, то получил форменный отлуп. Аудиенция заняла не более минуты. Совершенно не сведущий в вопросах управления кабинетный теоретик отрезал: «Ваши станки — дерьмо, никому не нужны, что надо — будем скупать за границей». Этой фразой он поставил крест на отечественной промышленности и предначертал трансформацию страны-производителя в страну — покупателя техники.

Что мы имеем сегодня? Катастрофическую ситуацию в машиностроении, особенно фондообразующем секторе — станкостроении. Основные производственные фонды морально и физически устарели. Более 2/3 оборудования отработало по два срока и требует немедленной замены. При нынешних темпах обновления станочного парка на это уйдет свыше 300 лет.

Чиновники говорят о закупке импортных станков. Это нереально, так как 90 процентов производственных мощностей укомплектованы отечественным оборудованием. Да и запреты на ввоз в Россию прогрессивных машин и ноу-хау не сняты. Никто не собирается продавать нам передовые машиностроительные технологии. То, что в последние годы импортируется, малоэффективно. И часто закупается вдвое-втрое дороже, чем могло бы быть произведено внутри страны. Это еще одно свидетельство отсутствия политики по защите национальных интересов. Во всех государствах, кроме нашего, существует строгая система госэкспертизы, при которой разрешение на закупку иностранного станочного оборудования выдается только в случае невозможности производства отечественным машиностроением. Заведенные Гайдаром порядки продолжают, увы, действовать. Неужели наши реформаторы и Правительство не понимают, что отсутствие реальной промышленной политики не оставляет в перспективе России возможности даже защитить свою сырьевую базу?

Опровергать обвинения в неконкурентоспособности отечественной продукции вообще не имеет смысла. Станкостроению помогать не надо, мы не просим никаких льгот. Нужны нормальные условия для всех товаропроизводителей, нормальная кредитно-финансовая политика, нормальные налоги и защита внутреннего рынка от необоснованного импорта.

За пятнадцать лет мы с третьего места в мире по выпуску металлообрабатывающего оборудования опустились на 23-е (из 34 государств). Производство металлорежущих станков упало до 5,4 тысячи против 74,2 тысячи единиц и продолжает снижаться, кузнечно-прессовых машин — в 20 раз. Россия изготовляет станков в 60 раз меньше Японии и Германии, потребляет на душу населения в 15 раз меньше, чем развитые страны (а была на второй позиции по этому показателю).

Станкостроение — это сердцевина, фондообразующая часть металлообработки, более того, экономикообразующая отрасль. Без станков и «инструменталки» нет машиностроения, а именно здесь достигается наивысшая степень переработки исходных материалов и создается максимальная добавленная стоимость. Она напрямую зависит от применения современных технологий. Доля этой базовой отрасли в объеме промышленного производства в России снизилась до 19 процентов. Это вдвое с лишним меньше, чем в развитых странах, где оно продолжает расти. В прошлом году, например, рост продукции станкостроения в Японии составил 33 процента, Англии — 32, Китае — 34, Тайване — 37 процентов. В России — 3 процента, а в Индии, кстати, 52.

Ни одна отрасль промышленности не может развиваться без машиностроения. Нет спроса у металлообработчиков на технологии, значит, и сама обработка металлов приказала долго жить. Раньше львиную долю заказов обеспечивали автопром, ОПК (в основном авиапром) и сельхозмашиностроение, которые сегодня находятся в разобранном состоянии. Платежеспособный спрос на нашу продукцию сократился почти в десяток раз.

Все это говорит об отсутствии в нашей стране какой-либо промышленно-технической политики и полном непонимании российским Правительством угрозы надвигающейся катастрофы. Лучше, считает оно, мы будем обеспечивать энергоресурсами и металлом Европу, даже Азию и США, гарантируя их промышленное развитие, занятость населения и реализацию социальных программ. За годы реформ ни Правительство своими мерами, ни парламент законодательными инициативами не создали условий для развития производства в перерабатывающих отраслях. Существующая фискальная система, кредитно-финансовая и непосильная тарифная политика монополий приводят к банкротству предприятий и не благоприятствуют развитию малого и среднего бизнеса в реальном секторе экономики. Действующее законодательство не побуждает собственников заниматься производством. Не видя сиюминутной прибыли, они закрывают его, а приобретенные площади и территории используют в коммерческих целях.

В результате очередного передела собственности десятки предприятий вообще прекратили выпуск продукции и превратились в складские помещения, торговые и развлекательные центры. В Москве такая участь постигла заводы им. Орджоникидзе, шлифовальных станков, «Фрезер». В Санкт-Петербурге ликвидирован станкостроительный им. Свердлова, завод станков-автоматов, систем программного управления, абразивный им. Ильича, прецизионного станкостроения. Доживает последние дни знаменитый Сестрорецкий инструментальный.

Демонтаж промышленности выкинул на улицу несколько сот тысяч квалифицированнейших специалистов. Уходит молодежь, просто беда с рабочими.

Еще хуже дела в отраслевой науке, где лакомыми кусочками оказались НИИ и КБ. Из 14 научно-исследовательских институтов пока еще работают пять. До сих пор Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом придерживало их пакеты акций в госсобственности. Но судя по тому как окружили эти учреждения страждущие «ускорить» научно-технический прогресс претенденты, какая ведется нечистоплотная возня по скупке акций, судьба и этих институтов предрешена. Их, вероятно, ждет удел коллектива московского «НИИизмерения», собственник которого выставил на улицу более ста научных сотрудников и продал здание очередному владельцу (РАО «ЕЭС России»). Новые технологии появляются не в производстве, а в криминальной сфере. Сотни рейдерских организаций чисто бандитскими методами захватывают предприятия и институты. Сейчас такой экспансии подвергся московский завод «Красный пролетарий». Арбитражный суд Санкт-Петербурга по подложным документам принял решение об аресте его имущества и активов. Только вмешательство Генпрокуратуры РФ приостановило (но не сняло проблему) действия поглотителей.

Суть государственной промышленной политики проста и сводится к ответу на вопрос: быть ли России индустриальной державой или сырьевым придатком Запада?

Наше отставание от Японии, Германии, США, КНР (ныне мирового лидера по объемам потребления станков) усиливается с каждым годом. Каждое предприятие работает в режиме выживания. Нет средств для обновления технологий, для зарплаты людям. Частично выручают экспорт и конверсия, то есть выпуск непрофильной продукции.

Для перелома ситуации необходимо изменить отношение к реальному сектору экономики. С учетом экстренности коренного обновления парка металлообрабатывающего оборудования станкостроение должно развиваться более быстрыми темпами, чем машиностроение в целом. Производительность заменяющего оборудования в идеале должна в 8—10 раз превосходить заменяемое. Мы ждем принятия законов «О промышленной политике России» и «О технологическом развитии российской промышленности», правового урегулирования проблемы недружественного поглощения предприятий машиностроительных отраслей. Целесообразно утвердить на 2007—2011 годы федеральную программу по станкостроению. Задействование отрасли во всех национальных проектах — а лучше, если бы состоялся отдельный президентский проект — дало бы импульс к созданию новых рабочих мест и обновлению основных фондов.

До сих пор все наши обращения в правительственные и государственные органы оказывались тщетны. Принимаются «целевые программы», «основные направления», но эти важнейшие государственные документы игнорируются самими же правительственными органами. Последнюю точку в разгроме машиностроения поставит — в случае его утверждения — разработанный Минэкономразвития порядок выкупа земли под предприятиями. Правда, Президент В. Путин на двух последних съездах Российского союза промышленников и предпринимателей заявил, что занимаемая промышленными корпусами и постройками земля не может дважды приватизироваться. Но жалует царь, да не жалует псарь-чиновник.

Мы не сдаемся. Наша Ассоциация, куда входит 124 предприятия и организации, борется за отрасль. Из-за плачевного состояния «своей» науки сделан упор на вузовскую. Заключены соглашения о сотрудничестве с 15 ведущими технологическими университетами. Договорными отношениями мы связаны с двумя десятками регионов. По нашей инициативе сформированы экспертные советы при профильном Комитете Госдумы. Направление главного удара сегодня — это прекращение дележа собственности и переспециализации предприятий и учреждений, а также реанимация отраслевой науки.

Еще Минпромнауки, затем Минпромэнерго и, наконец, Правительство РФ в рамках одобренной Концепции развития станкостроения до 2010 года приняли решение о создании Федерального центра технологического развития на базе ОАО «ВНИИинструмент» и двух НИИ-могикан. Он бы позволил консолидировать оставшиеся научные кадры и обеспечить научно-техническое обслуживание производств. И что же? Проблема в том, что Ассоциации нужно выкупить у государства пакеты акций «ВНИИинструмента» по рыночной цене, к чему мы пока не готовы. А во-вторых, дело тормозит возня вокруг вопроса о руководстве института и создаваемого Центра. Нашей кадровой позиции, согласованной с Минпромэнерго и Федеральным агентством по промышленности, противостоит позиция Агентства по управлению федеральным имуществом и ряда лиц из Госдумы. Это дает основания предполагать о начале запуска технологии по поглощению «ВНИИинструмента», как и всех его предшественников. Ответом на мои обращения по этому поводу к г-дам Фрадкову, Грефу, Назарову — гробовая тишина. А может, это репетиция того действительно гробового молчания, которое наступит в России с остановкой ее последнего работающего станка?

Статья из журнала "Российская Федерация сегодня" №1/2006