В августе 1930 г. видный польский консерватор Роман Дмовский (1864-1939) завершил большой очерк, посвященный украинскому вопросу. Текст писался на злобу дня и был вызван очередным обострением геополитической ситуации вокруг СССР и в Восточной Европе. В тогдашней межвоенной Польше украинцы были не только самым многочисленным национальным меньшинством, но и меньшинством самым проблемным: в 1929 г. в Вене уже появилась на свет Организация украинских националистов (ОУН) (экстремистская организация, запрещенная в РФ). Но аналитические способности Дмовского позволили выйти за рамки текущих политических страстей настолько широко, что, когда в 2013 г. в архиве польского МВД обнаружился один из вариантов давнего очерка(1), его публикация была воспринята как новый свежий взгляд, весьма актуальный в условиях тогдашнего украинского кризиса.

За плечами у автора очерка была богатая и яркая биография. Сын мелкого шляхтича с варшавской окраины, вынужденного заработка ради заниматься укладкой булыжных мостовых, получил качественное образование на русском языке во 2-й варшавской гимназии и Императорском Варшавском университете, где написал выпускную работу о ресничных инфузориях. Прекрасное знание русского языка, необходимое биологу, сочеталось у Дмовского с глубоким погружением в польскую политику. Он стал лидером национальных демократов (эндеков) и в этом качестве с 1907 по начало 1909 г. возглавлял польскую фракцию в российской Государственной думе. Главным политическим противником Дмовского был будущий маршал Польши Юзеф Пилсудский. И не только политическим - оба добивались руки эффектной разведенной красавицы из Вильно Марии Юшкевич, которая в итоге предпочла Пилсудского, а Дмовский так никогда и не связал себя узами брака. В 1904-м с началом русско-японской войны оба политика оказались в Токио: Дмовскому удалось убедить японцев не давать больших денег Пилсудскому на антироссийскую работу.

С началом Первой мировой войны бывший думский депутат решительно поддержал Россию и Антанту, а затем на Западе в качестве главы Польского национального комитета активно способствовал восстановлению польской государственности. Но в межвоенной Польше Дмовский так и не сделал большой карьеры, промелькнув на полтора месяца с октября по декабрь 1923 г. на посту министра иностранных дел. После государственного переворота, совершенного Пилсудским в мае 1926 г., политические перспективы лидера эндеков были утрачены напрочь, но его аналитические тексты на темы текущей политики по-прежнему были востребованы.

Национальные проблемы всегда были в центре внимания публицистики Дмовского. Считая главным врагом Польши и поляков Германию и немцев(2), он внимательно и чутко изучал украинские дела(3). Особенной прозорливостью отличается заключительная часть очерка "Украинский вопрос", перевод которой предлагается вниманию читателей "Родины". 92 года назад Дмовский очень метко предсказал и геополитические последствия создания независимой Украины, и облик ее властей, и роль западных стран в использовании украинского вопроса в противостоянии с Россией, и, наконец, действия самой России в случае угрозы потери Украины.

[...]. В последние годы благодаря углю и чугуну Донбасса и кавказской нефти Украина стала предметом живого интереса представителей европейского и американского капитала и заняла место в их планах экономического и политического управления миром на ближайшее будущее [...].

Благодаря этому и благодаря еще ряду причин поменьше, таких как интересы прежних кредиторов России и тех, чья промышленная и аграрная собственность осталась на территории нынешней советской Украины, наконец, надежды определенных католических кругов на введение церковной унии на Украине, об украинском вопросе нельзя сказать, чтобы он страдал от отсутствия симпатий в мире.

Также, если бы дело дошло до отрыва Украины от России, могущественные круги наверняка бы приложили все свои влияния и средства для того, чтобы все не закончилось созданием какой-то относительно небольшой державки. Только большая, по возможности наибольшая Украина могла бы привести к разрешению тех проблем, которые придали украинскому вопросу такое масштабное значение.

Украина, оторванная от России, сделала бы большую карьеру. Но сделали ли бы ее украинцы?...

Молодые, пробуждающиеся к исторической роли национальности, вследствие скудного запаса тех традиций, понятий, чувств и инстинктов, которые создают из человеческой общности нацию, а также вследствие отсутствия политического опыта и навыков управления собственной страной, приходя к самостоятельному государственному существованию, лицом к лицу сталкиваются с трудностями, с которыми не всегда умеют справляться. Даже мы, не перестававшие быть большой исторической нацией, вследствие относительно короткого перерыва в нашем государственном существовании(4), после восстановления государства проявили значительное отсутствие опыта и большую неумелость в том, чтобы справиться с задачами, которые на нас навалились. К счастью, такие национальности, обычно немногочисленные и занимающие небольшую территорию, создают маленькие державки, в которых должны разрешить проблемы меньшего калибра.

А ведь Украина это не какая-нибудь Ковенская Литва(5) с двумя с половиной миллиона жителей, в которой самые сложные проблемы заключаются в ее финансах и способны разрешиться пока что заблаговременной продажей участков под вырубку леса.

Украина изначально встала бы перед лицом больших проблем большого государства. Прежде всего это отношение к России. Россияне были бы самой неповоротливой на свете нацией, чтобы легко согласиться с утратой огромной территории, на которой находятся их самые урожайные земли, их уголь и чугун, которая определяет их владение нефтью и их доступ к Черному морю. Далее следует использование этих угля и чугуна со всеми его последствиями для государственного устройства и экономической жизни страны. Большую проблему представляет собой черноморское побережье, этнически не являющееся украинским, отношение к донским землям, к неукраинскому Крыму и даже к Кавказу. Русская нация со своими историческими традициями, с выдающимися государственными инстинктами постепенно справлялась с этими проблемами и решала их на свой манер. Новая украинская нация вынуждена была бы изначально находить способы справляться со всеми этими проблемами и, несомненно, убедилась бы, что это выше ее сил.

Что правда, нашлись бы и такие, которые бы занялись этим, но именно здесь и начинается трагедия.

Нет человеческой силы, способной воспрепятствовать тому, чтобы оторванная от России и превращенная в независимое государство Украина сделалась прибежищем аферистов со всего света, которым нынче очень тесно в собственных странах, капиталистов и искателей капитала, организаторов промышленности, техников и торговцев, спекулянтов и интриганов, бандитов и организаторов разного сорта проституции: немцам, французам, бельгийцам, итальянцам, англичанам и американцам поспешили бы на помощь местные или окрестные русские, поляки, армяне, греки, наконец, [...] евреи. Собралась бы здесь своеобразная Лига наций...

Все эти элементы при участии самых ловких, более проворных по части предприимчивости украинцев сформировали бы руководящую прослойку, элиту страны. Это, однако же, была бы особенная элита, ибо ни одна страна, пожалуй, не могла бы похвастаться столь богатой коллекцией интернациональной сволочи.

Украина стала бы язвой на теле Европы; а люди, мечтавшие о создании культурной, здоровой и сильной украинской нации, созревающей в собственном государстве, убедились бы, что вместо собственного государства они имеют международное предприятие, а вместо здорового развития - быстрое нарастание разложения и загнивания.

Тот, кто допускает, что при географическом положении Украины и ее размерах, при состоянии, в котором находится украинский элемент, при его духовных и материальных ресурсах, наконец, при той роли, которую занимает украинский вопрос в нынешнем экономическом и политическом положении мира, могло бы быть иначе - у того нет воображения ни на грош.

Украинский вопрос имеет разнообразных ходатаев как на самой Украине, так и за ее пределами. Среди последних особенно много таких, которые хорошо знают, к чему идут. Есть, впрочем, и такие, которые разрешение этого вопроса путем отрыва Украины от России представляют себе весьма идиллически. Эти наивные поступили бы лучше, держась от этого вопроса подальше.

Из того, что здесь сказано об украинском вопросе, не следует, что украинский простой народ и все, что из него выходит, стремились бы к отрыву от России.

В отношении народа нужно сказать, что при уровне культуры, на котором находится население этой части Европы, почти единственной его заботой являются экономические проблемы, а отношение к государству зависит от способа решения этих проблем государственной властью. Впрочем, даже в наиболее цивилизованных странах политические стремления нации являются прежде всего стремлениями его образованных слоев.

Когда речь идет об интеллигенции, происходящей из малороссийского народа на юге России, то немалая ее часть попросту считает себя русскими: она не только удовлетворяет на русском языке свои культурные потребности, но и имеет российскую политическую идеологию: на малороссийский же язык она смотрит как на наречие русского языка. Другие - и число таких нынче быстро растет - считают себя украинцами, стремятся к развитию украинского литературного языка и защищают его официальные права, но в большинстве своем считают Украину неотъемлемой частью российского государства. Отношение к нынешней России зависит от того, кто является большевиком, а кто им быть не хочет, либо ему туда дорога закрыта.

Если речь идет о россиянах, то за исключением, пожалуй, самоубийственных доктринеров, среди них нету таких, которые признавали бы за Украиной право отрыва от России и создания собственного, независимого от нее государства. Одни считают малороссийское население такими же россиянами, как и они; другие благосклонно смотрят на культивирование им своего литературного языка; третьи, в конце концов, признают его право на тот или иной уровень политической обособленности, но все считают Украину частью российского государства, навсегда связанную с ним.

Это не означает, что украинский вопрос при всех факторах, которые его создают и поддерживают, не был бы для России серьезным и опасным вопросом.

Украина как наиважнейшая с экономической точки зрения часть российского государства является землей, от которой зависит все его развитие в будущем. Не меньшее значение имеет владение ею во время войны.

Нынешняя советская Россия, равно как и прежняя царская Россия, является наиболее милитаризованным государством на свете. На ее армию часто смотрят как на Красную Армию, предназначенную для взаимодействия с мировой революцией. Кажется, что само советское правительство любит, чтобы так смотрели на его милитаризм. Между тем, если мы ближе присмотримся к действительности, будем вынуждены отметить, что это прежде всего российская армия, существование и размеры которой вызваны необходимостью сохранения целостности государства и защиты его границ.

В различных своих частях России угрожают восстания. Недавно мы видели восстание в Азербайджане(6), крае с собственно турецким населением. Это было не первое и не последнее восстание. Азербайджан - это Баку, а Баку - это нефть; нефть же нынче, поскольку она не находится в английских либо в американских руках, приобретает значение могущественного политического фактора. Все чаще вслед за ней на поверхности земли оказывается другая удивительная жидкость - кровь.

Между прочим, кроме американцев и англичан есть и другие нации и прежде всего немцы, которые считают, что они могли бы управиться с нефтью.

С этими своеобразными свойствами нефти встречаемся и мы в нашем Прикарпатье, где политическое брожение весьма сильно в отношении количества нефти(7).

Военной силы России было бы недостаточно для ведения успешной войны одновременно на двух фронтах, и сильный напор на нее с Запада в случае ее войны на Дальнем Востоке, которая возможна даже в ближайшем будущем, должен был бы окончиться для нее роковым образом. Тогда украинская программа могла бы воплотиться в реальность.

К тому же, впрочем, чтобы стало возможным занятие Украины неприятелем, этим неприятелем должны быть Польша и Румыния. Чтобы сильные мира сего захотели оторвать Украину от России и готовы были многим для этого пожертвовать, их желания останутся лишь благими намерениями, если основными исполнителями их воли не будут поляки и румыны или по крайней мере одни поляки.

Именно здесь проявляется вся сложность реализации украинской программы.

Румыны хорошо понимают, что за строительство украинского государства они заплатили бы как минимум Бессарабией. Они хорошо знают, что всяческие аппетиты на Бессарабию, которые время от времени проявляются со стороны Советов, имеют свои источники не в Москве, а в Харькове(8) и Киеве. Если бы не московский противовес, ситуация в этом вопросе была бы намного острее. Для Румынии безопаснее иметь соседом большое государство, политика которого вынужденно переносит свой центр тяжести все более в Азию, чем государство поменьше, которое сосредотачивает свои интересы у Черного моря. Поэтому пробуждение в Румынии интереса к отрыву Украины от России не является легким делом.

Еще важнее в этом вопросе ситуация, не будем говорить политика, Польши. Ведь одно из самых больших несчастий Польши заключается в том, что десятилетия, которое минуло с момента ее восстановления, было недостаточно для формирования четкой, последовательной программы государственной политики, соответствующей ее положению и ее интересам. Ее политическое раздвоение, которое столь ярко проявилось во время мировой войны, еще не закончилось, хотя оно быстрыми шагами приближается к концу. Политический абсурд, который заключался в том, что связались с Центральными державами(9) и склонили всю программу польской политики к их интересам, не исчез сразу. Лагерь, который воплощал этот абсурд, связал с собой на почве внутренней политики разнородные элементы, которые оказали ему поддержку в вопросах внешней политики, не понимая их или считая их менее важными. Это придало ему силы для навязывания стране своей внешней политики, в которой неизвестно, что было осознанной программой, а что попросту привычкой из прежних времен, от которой не смогла освободиться неповоротливая мысль.

Поэтому в политике польского государства мы видим постоянное сопротивление тому, что напрашивалось, что вытекало из логики ситуации, постоянные попытки сбиться с курса, повернуть политику на пути, по которым она шла прежде в связке с Центральными державами. Это роковым образом отразилось на международных позициях польского государства и даже вызвало негативное влияние на политику нашего союзника Франции.

К счастью, опыт десяти лет и политическое созревание элементов, которые до недавних пор не имели впадин в мозгу для проблем внешней политики, приводят к тому, что польская мысль быстро унифицируется в этих проблемах; к счастью, говорим мы, ибо никакое государство долго не вынесет двух направлений внешней политики и рано или поздно вынуждено будет дорого заплатить за такую роскошь.

И в отношении украинского вопроса польское общественное мнение близко к полной унификации.

Наша ситуация в этом вопросе очень ясная. Даже если мы имели бы самое смутное понятие об украинских стремлениях, у нас ведь имеется письменный документ, являющийся официальной программой украинского государства. Им является Брестский договор(10). Конспирирующие с нашими конспираторами украинцы нынче могут искренне декларировать многие вещи, но здравомыслящая политика ведь не может опираться на декларации отдельных лиц, организаций или даже официальных представителей всей нации. Она должна смотреть прежде всего на то, что коренится в инстинктах, в стремлениях народов и в логике вещей. Каким бы ни было украинское государство, оно всегда вынуждено было бы стремиться к охватыванию всех земель, на которых звучит малороссийский язык. Оно вынуждено было бы стремиться не только потому, что таковы чаяния украинского движения, но также потому, что желая остаться рядом с Россией, которая никогда бы не смирилась с его существованием, оно вынуждено было бы стать как можно большим и обладать как можно большей армией.

Следовательно, Польша заплатила бы гораздо большую, нежели Румыния, цену за строительство украинского государства.

Это, впрочем, только лишь одна сторона дела.

Независимая Украина была бы государством, в котором доминировали бы германские влияния.

Германский интерес

Так было бы не только потому, что нынче украинские деятели конспирируют с Германией(11) и пользуются ее поддержкой; и не только потому, что об этом мечтает Германия и что она имеет на украинской территории немцев и евреев, которые были бы для нее опорой; но также и прежде всего потому, что полная реализация украинской программы за счет России, Польши и Румынии имеет естественного, самого верного покровителя в Германии и вынуждает украинцев связываться с ними. Польша при существовании украинского государства оказалась бы между Германией и сферой германских интересов, можно сказать, германским протекторатом. Нет нужды показывать, как бы она тогда выглядела.

Наконец, как мы уже сказали выше, построенная сегодня большая Украина не была бы в своих руководящих элементах столь уж украинской и не установила бы с внешним миром здравые отношения. Это была бы воистину язва на теле Европы, соседство с которой было бы для нас роковым.

Для нации, особенно для нации молодой, такой как наша, которая должна еще воспитаться для своих предназначений, лучше иметь соседом могущественное государство, пусть даже весьма чуждое и весьма враждебное, чем международный публичный дом.

По всем эти соображениям программа независимой Украины не может рассчитывать на то, чтобы Польша выступила за нее и тем более, чтобы она за нее проливала кровь. И это польское общественное мнение уже сегодня очень хорошо понимает.

Мы можем быть недовольны линией границы Рижского мира, но это не играет в нашей политике большой роли.

Мы можем жалеть и несомненно жалеем наших земляков, которые нынче живут, пусть даже в больших скоплениях, в границах советской Украины, и польское имущество, которое иные там оставили, но эти чувства не могут сбить нас с правильного пути, который нам диктует благо Польши в целом и ее будущего.

Мы можем даже посочувствовать французским кредиторам России, но мы им скажем, что возврат их собственности, пусть даже самый законный, не имеет ничего общего с великими целями не только Польши, но и Франции.

Представляется, что украинскому вопросу в нашей внешней политике уже нет места.

Тем самым, вследствие нашей позиции как соседа России и в особенности советской Украины, реализация украинской программы представляется более чем сомнительной.

Окончательное вычеркивание украинского вопроса из программы нашей внешней политики прежде всего повлечет за собой для нашего государства одно значительное последствие. Оно утвердит отношение к украинскому вопросу в польском государстве как к его внутреннему вопросу, и только лишь внутреннему(12). 

Исчезнет соблазн поджигать свой дом для того, чтобы от него загорелся дом соседа.