"Если компания терпит банкротство, то кредиторам приходится смириться с тем, что они теряют часть своих денег. То же самое должно происходить при банкротстве государств", — заявление министра финансов ФРГ Вольфганга Шойбле, сделанное им незадолго до визита в Брюссель на встречу министров финансов стран Евросоюза, стало очевидным началом европейского наступления немецкого кабинета министров. Европейские страны должны разработать единую для всех процедуру банкротства, в том числе принудительного, — такая позиция немецких чиновников стала серьезной заявкой Германии перед брюссельской встречей, на которой должны были обсуждаться пути стабилизации европейской экономики. К тому же она прозвучала на самом высшем уровне — в том или ином виде этот тезис повторили пресс-службы министерства финансов и администрации канцлера ФРГ.

Все чаще и чаще немецкие экономисты повторяют, что банкротство государства — это естественный, а иногда даже желательный механизм стабилизации мировой экономики. "Процесс банкротства государств не может происходить в безвоздушном пространстве. Он всегда является лишь последней ступенью в продуманном и действенном антикризисном механизме. В рамках такого механизма подобный процесс может иметь огромный потенциал и способствовать тому, что кризисные государства будут заранее заинтересованы в том, чтобы завоевать доверие инвесторов своей надежной бюджетной политикой. Процесс банкротства государств усиливает доверие инвесторов. Они знают правила игры и могут заранее просчитать убытки от банкротства. Потому это помогает и самой затронутой кризисом стране", — сказал "Эксперту" аналитик Deutsche Bank Research Николаус Хайнен.

С ним согласен и эксперт Центра европейских экономических исследований (ZEW) Михаэль Шрёдер. "В банкротстве европейских государств нет ничего необычного, ведь страны Европы — Германия, Италия, Греция — переживали банкротства в прошлом. Скорее наоборот, исключением стал недолгий период последнего времени, когда банкротства европейских стран казались немыслимыми", — говорит г-н Шрёдер.

Банкротства государств действительно не являются чем-то исключительным. Речь идет не только о недавних событиях вроде российского дефолта 1998 года или аргентинского 2002 года. Всего чуть больше полувека назад, в 1949 году, самостоятельный британский доминион Ньюфаундленд пережил мощный долговой кризис. В итоге Ньюфаундленд был вынужден расстаться со своей независимостью и перейти под управление соседнего доминиона — Канады — на правах десятой провинции (основной объем долга Ньюфаундленда приходился на два канадских банка).

А раньше даже великие державы спокойно продавали части своей территории, чтобы рассчитаться с долгами. Одной из самых крупных таких сделок была продажа Францией в 1803 году за 60 млн франков своей американской провинции Луизианы — гигантской территории, охватывающей 14 современных штатов США. Хотя история полна и других подобных примеров.

Основное же отличие исторических банкротств от последней кризисной волны состоит в том, что сегодня мы имеем дело с угрозой банкротства одного из государств мощного валютного союза, объединяющего крупнейшие экономики мира. Причем одна из главных целей существования этого союза — поддержание экономической стабильности. Именно сохранение стабильности евро традиционно приводилось в качестве главного аргумента, оправдывающего экономическую помощь кризисным государствам Европы, и именно этот аргумент сегодня подвергается самой жесткой критике со стороны экономистов. "То, что Греция была спасена, равно как и перспектива спасения других стран, не поддерживает, а ослабляет евро. Евро превращается в слабую валюту, а греческая проблема размазывается по всему Евросоюзу на ближайшие десять лет. А ведь то, что инвесторы ошибаются и теряют деньги, — абсолютно нормальное явление. К сожалению, политики путают спасение страны со спасением банков, держащих облигации данной страны. При этом забывается, что после банкротства страна может восстановиться", — говорит Михаэль Шрёдер из ZEW.

Впрочем, взгляды политиков радикально меняются на наших глазах. Это особенно отчетливо видно по резкому заявлению министра Шойбле. Речь Вольфганга Шойбле — это первый случай, когда высокопоставленный немецкий политик (и ближайший соратник канцлера Ангелы Меркель, полностью разделяющий ее взгляды на европейскую политическую и финансовую архитектуру) во всеуслышание объявил, что банкротство европейских государств ничем по своей сути не отличается от банкротства компаний. Еще совсем недавно такие мысли были для немецких политиков табу.

То, что сегодня эти резкие высказывания исходят именно от министра финансов Германии, чье ведомство непосредственно ответственно за участие страны в "защитном зонтике" европейского стабилизационного фонда объемом 750 млрд евро (120 млрд из которых — взнос Германии), лишь подчеркивает смену вектора немецкой европейской экономической политики. Когда призыв воспринять банкротства европейских стран как обычное дело исходит из уст главного казначея Германии (а не, допустим, вице-канцлера Гидо Вестервелле, играющего в правительстве роль анфан-террибля и экстравагантного неолиберала), это становится отчетливым сигналом: немцы действительно готовы закрутить для соседей по Европе вентили солидарного финансирования.

Степень серьезности немцев, которая выразилась в заявлении немецкого минфина о кардинальном реформировании европейской финансово-политической архитектуры, стала по-настоящему очевидна лишь в последний месяц. 18 июня на страницах авторитетнейшей немецкой газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung (FAZ) четверо именитых экономистов — глава мюнхенского экономического института Ifo Ханс-Вернер Зинн, глава Института Макса Планка по изучению общественных благ Мартин Хелльвег, председатель экспертного экономического совета федерального правительства Германии Вольфганг Франц, а также оксфордский профессор Клеменс Фюст — обратились к правительству ФРГ с открытым письмом. В нем они в самых резких выражениях потребовали пересмотреть подход к европейской экономической политике. По мнению экономистов, корнем проблем еврозоны стал доступ периферийных экономик к дешевым кредитам, оказавшийся возможным после их перехода на евро.

Если в 1995 году периферийные экономики размещали государственные облигации по ставкам, превышающим ставки по немецким бумагам на 2,6−6 процентных пунктов, то после введения евро эта разница практически исчезла. Периферийные экономики получили, таким образом, широкий доступ к незаслуженно дешевым кредитам. Поток денег, обрушившийся на эти страны, вызвал не столько экономический рост, сколько надувание пузырей, прежде всего на рынке недвижимости. Сегодня этот пузырь лопается, а усилия развитых экономик ЕС по спасению кризисных стран не дают рынку оздоровиться.

"Мы — убежденные европейцы и приветствуем дальнейшую интеграцию Евросоюза. Но мы твердо убеждены, что европейская модель потерпит неудачу, если мы не сможем повысить личную ответственность стран Европы, — написали экономисты в своем письме. — В ходе спасения европейскими странами Греции и, возможно, других европейских стран от банкротства была отменена норма Маастрихтского договора, запрещающая бейл-аут. До того момента, как пакеты помощи закончат свое действие, политики должны выработать работающую концепцию будущих фискально-политических правил для Европы. Эта концепция должна содержать два элемента: более жесткие политические ограничения долгов и прежде всего процедуру банкротства для государств. Процедура банкротства служит не только борьбе с будущими кризисами. Она способствует тому, чтобы государства-члены держали под контролем свою задолженность, а игроки финансовых рынков проявляли большую осторожность".

Угроза банкротства должна стать сдерживающим фактором как для правительств, так и для инвесторов. В качестве последнего средства против должников авторы письма к правительству ФРГ предлагают ввести процедуру исключения страны из еврозоны простым большинством голосов стран — участников валютного союза. По мнению подписавшихся экономистов, в случае отказа от реформы европейцев неминуемо ожидают новые финансовые, а затем и политические потрясения.

В первую очередь они будут связаны с главным на сегодняшний день экономическим и политическим актором Евросоюза — Германией. "Немецкое население не станет и дальше терпеть безграничную поддержку (своим правительством. — “Эксперт”) других стран. Режим, обязывающий Германию нести на себе долги других государств, закладывает взрывчатку под евро, если не под саму европейскую интеграцию", — констатировала четверка экономистов. То, что обычно крайне сдержанные аналитики посчитали возможным нарисовать самую пугающую из всех возможных перспектив, ранее рассматривавшуюся лишь маргинальными публицистами, показывает всю серьезность трансформации, происходящей в Германии и Европе в целом. Недовольное тяготами солидарности немецкое население ставит крест на евроинтеграции — к такому повороту событий объединенная Европа вплотную подошла этой весной.

Пессимистичный прогноз экономистов уже было начал осуществляться. 9 мая в самой густонаселенной федеральной земле Германии, Северном Рейне — Вестфалии, прошли выборы в местный парламент, по итогам которых власть в регионе перешла от консервативно-либеральной коалиции ХДС—СвДП к союзу социал-демократов и "зеленых". Таким образом, правящая на федеральном уровне коалиция ХДС/ХСС—СвДП, возглавляемая Ангелой Меркель, потеряла большинство в бундесрате — палате земель, критически важной для утверждения законов, принятых бундестагом. Более того, впервые в истории ФРГ вице-спикером парламента западной федеральной земли стала представительница партии "Левые" — радикальной партии, прямой наследницы и правопреемницы СЕПГ — правящей партии ГДР. Фактически стал сбываться октябрьский прогноз той же FAZ, предупреждавшей, что "в кризисы по Европе начинают бродить всякие призраки".

Очевидно, что такой результат выборов в Северном Рейне — Вестфалии стал возможен во многом потому, что всего за два дня до них немецкое правительство одобрило выделение Греции помощи объемом более 8 млрд евро. Избиратели восприняли такое решение правящей коалиции как настоящую пощечину. Ангелу Меркель, приехавшую в сильно затронутый экономическим кризисом город Вупперталь, дабы поддержать Юргена Рюттгерса — действующего премьера Северного Рейна — Вестфалии, — собравшиеся на площади избиратели просто освистали, чуть не заставив ее сойти с трибуны. Немецкие телеканалы показывали, как любая попытка Меркель сказать хоть слово немедленно прерывалась криками и свистом собравшихся. А на лице канцлера играли желваки, и выражение беспомощности сменялось гримасой ярости.

Сегодня, спустя два с половиной месяца, очевидно, что исход выборов в Северном Рейне — Вестфалии, определенный не только в Берлине, но и в Афинах, вполне может стать лишь прологом для еще более напряженного внутринемецкого конфликта.

Оплеуха, полученная честолюбивой Ангелой Меркель от возмущенных избирателей Северного Рейна — Вестфалии, очевидно, оказалась последним аргументом, убедившим ее в необходимости пересмотреть взгляды на экономические взаимоотношения стран Евросоюза. Неудивительно, что тезисы, предложенные на страницах FAZ именитыми экономистами, нашли горячую поддержку у канцлера и ее правительства. Итогом этой смены европейской парадигмы Меркель стал разработанный минфином документ, предполагающий создание для государств еврозоны двухступенчатого сценария банкротства.

В случае, если некое европейское государство начинает испытывать проблемы с обслуживанием своего долга, в действие вступает первая, мягкая, ступень плана. Она предусматривает так называемую стрижку — в рамках процедуры держатели долговых бумаг кризисной страны отказываются от части стоимости этих бумаг, облегчая таким образом долговое бремя государства. В концепции, текст которой еще в начале недели попал в руки журналистов Spiegel, особо подчеркивается, что "частный сектор должен быть включен в процесс (проведения банкротства. — “Эксперт”), чтобы финансовое бремя не ложилось на одних лишь налогоплательщиков", — очевидный реверанс в сторону избирателей из Вупперталя.

Размеры "стрижки", от которой пострадают инвесторы, устанавливаются заранее и едины для бумаг любых европейских стран — таким образом, инвесторы могут оценить свои риски еще на этапе покупки бумаг. Если обслуживание долга невозможно и после "стрижки", начинается вторая фаза плана. Для ее реализации предлагается создать независимую организацию — в планах немецкого минфина она фигурирует под названием Берлинский клуб.

В отличие от Парижского клуба, сосредоточенного на решении проблем внешнего госдолга самых разных стран мира и взаимосвязи долговой проблемы с развитием, Берлинский клуб должен заниматься вопросами финансовой стабильности в Европе. Клуб будет включать в себя страны ЕС, а возможно, еще и представителей "большой двадцатки". Его бюджет должен формироваться из взносов европейских государств-участников, а также финансовых игроков. Именно за счет этих денег Берлинский клуб возьмет на себя выплаты части госдолга, оставшейся после "стрижки".

В обмен на помощь по погашению долга Берлинский клуб делегирует в банкротящееся государство кризисного менеджера или группу менеджеров, "знакомых с региональными особенностями", — фактически переведет страну под внешнее экономическое управление.

Именно последние два элемента немецкого плана — создание новой организации, претендующей на звание независимого европейского арбитра, но при этом четко привязанной уже одним своим названием к немецкой столице, а также возможность назначения этой организацией внешнего управляющего в любую страну — вызвали наибольшее отторжение со стороны государств, отчетливо примеряющих на себя роль скорого объекта разрабатываемой в Берлине процедуры банкротства.

Неудивительно, что в Брюсселе немецкий проект встретил жесткое противодействие соседей по Европе. Председатель рабочей группы и президент Европейского совета Херман ван Ромпей добился, что рассмотрение плана реформы было отложено как минимум до октября. И с явным намерением обсуждать осенью не радикальный немецкий план, а более мягкие варианты. Не увенчалась успехом и попытка немецкой делегации провести хотя бы часть своих предложений по ужесточению мер в отношении стран, грубо нарушающих Маастрихтский договор. Например, лишать страны-должники голоса в совете министров или ввести систему автоматических штрафов за нарушение бюджетной дисциплины (пока что для каждого такого штрафа нужно отдельное решение европейских властей).

Между тем нынешнее тактическое поражение немцев вряд ли означает, что финансовая архитектура Евросоюза сохранится в прежнем виде. Идея реформирования отношений внутри ЕС прочно захватила умы не только немецкой элиты. Необходимость реформ витает в воздухе. Уже в сентябре Евросоюзу предстоит осуществить второй стабилизационный транш поддержки экономики Греции. Параллельно вполне может возникнуть необходимость поддерживать и другие страны, например Португалию, чей рейтинг агентство Moody’s понизило в начале недели сразу на два пункта.

Если расходы на спасение кризисных экономик будут расти, то правительство Германии, до сих пор являющееся главным спонсором программ поддержки кризисных государств, может получить мощный аргумент для защиты своей позиции. "Пока кризисная страна не просит помощи, она может делать, что считает нужным. Но как только она заявляет, что ей нужно помочь деньгами, тут уже кредиторы должны иметь право ставить условия. Такой организацией, диктующей условия, может стать валютный фонд или еще какой-то независимый фонд, но условия должны ставиться", — сказал в разговоре с "Экспертом" аналитик Института мировой экономики университета Киля (IfW) Хеннинг Клодт. По его мнению, "валютный союз находится на пороге трансформации. Европейский центробанк уже нарушил правила, продолжая выкупать ненадежные гособлигации. Правила еврозоны оказались правилами для хорошей погоды. Они развалились при первом шторме. Теперь нужно создать новые. Нам нужны правила, четко описывающие процедуру банкротства страны, являющейся членом валютного союза. Процедура банкротства страны еврозоны необходима в первую очередь для защиты других стран, стран со здоровой экономикой, а не для защиты страны-банкрота".

Новое немецкое видение европейской экономики фактически означает создание куда более жесткой и прагматичной европейской экономической модели. Разделение евроэкономики на лидеров и аутсайдеров, давно произошедшее в реальности, может быть впервые закреплено формально. Как и любая реформа, это изменение статус-кво одновременно и придаст европейскому развитию новые импульсы, и поставит крест на ряде сторон европейской интеграции — в первую очередь на идее европейского равенства. Очевидно одно: нынешний расклад сил, нестабильный и вызывающий неудобство для большинства европейских лидеров, будет изменен. По немецкому или по иному сценарию.