Даже если так, как мы хотим, нам уже обустроили и заасфальтировали?

Т. Б.: Да! У нас может меняться мнение. «Спасибо, но сегодня мы хотим иначе». Самое главное – сохранение свободы. Не случайно выдающийся британский историк российского происхождения Доминик Ливен сказал: «Россия на протяжении более 500 лет борется с Западом за свое уникальное место в мировых делах». Уникальное – место, которое определяется только нами и никем другим. Которое является не частью чужого шаблона, а нашего – ну, скажем так, своеволия.

«Народ закаляется в жизни с соседями», – пишете вы. А как именно, если говорить конкретно о русском народе и его внешнеполитической культуре?

Т. Б.: Россия – это уникальная страна, у которой никогда не было вечных, исторически сложившихся соседей, с которыми она не могла бы ничего поделать. Возьмем XIII–XV века – тот период, который я рассматриваю как формирующий для российской политической культуры. Все, с кем мы общались тогда – исчезли. Представьте, что для англичан навсегда исчезли бы французы. Грозные геополитические противники, с которыми – при всех политических различиях, изменениях в статусе и в контексте – взаимодействие идет уже восьмой век. А для французов – немцы. А для китайцев – японцы и наоборот…

Никто более в мире такого – подобного российскому – опыта не переживал. Орда исчезла. Великое княжество Литовское исчезло. А мы закалились. ... Ливонский орден исчез. Даже Османская империя исчезла, с которой мы в описываемый период только начинали отношения. Самые наши грозные противники тех времен – исчезли. Четверть тысячелетия они были грозными, опасными, значимыми оппонентами – и их нет… Соответственно, можно прийти к выводу, что ничто не вечно под Луной. Кроме России.

Любой наш сосед – сколь бы могущественным он ни был, что бы из себя ни представлял, – на уровне нашей внешнеполитической культуры вечным в своей нынешней конфигурации может считаться едва ли.

У России нет представления о топографической неизменности границ, поскольку они никогда не являлись для нас окончательно определенными. Во-первых, они меняются с той стороны из-за процессов, которые происходят в пределах наших соседей, появляющихся и исчезающих.

Во-вторых, у нас нет географической определенности границ – в том смысле, в котором она существовала для европейцев. Рейн. Пиренеи. Ла-Манш. У китайцев на севере – огромная пустыня Гоби, отделяющая их от Степного мира. Для других – моря. У нас ничего подобного не было и нет. Поэтому нам, как народу, трудно понять концепцию границы как политического явления – поскольку она, с нашей точки зрения, определяется лишь политической волей.

Главное для нас, подчеркну еще раз, отсутствие понимания справедливости границ. Того, что политические границы – что-то естественное и незыблемое.

Любые границы для России – результат политической воли, но не естественных причин. При этом, если сосед хороший, мы можем с ним договориться: вот здесь пролегают наши границы. Если сосед ведет себя прилично по отношению к нам.

Кстати, сколько лет нашей независимости? Историки спорят…

Т. Б.: Если считать от стояния на реке Угре, то 544 года. Но некоторые историки – да, полагают, что считать надо от полного завершения выплат [Золотой Орде], а это на восемь лет раньше!

Дух народа – это не шаманство?

Т. Б.: Никто не говорит про дух. Но лишь про внешнеполитическую культуру. Про систему привычек, про способы думать о себе среди соседей – и вести себя среди них.

Что же в нас нынешних определено еще тогда, с XIII по XV век?

Т. Б.: В первую очередь – глубинное осознание того, что никакая победа и никакое поражение не являются окончательными. Способность к продолжению борьбы при осознании собственной слабости – если говорить о духе.

Отношения с Золотой Ордой тому пример. У наших балканских братьев-славян этого не оказалось, поэтому их от османского владычества освободила Россия. А мы освободили себя сами, нам никто не помогал. Испанцам – помогали, со всей Европы рыцари ехали туда воевать с арабами, на протяжении всей Реконкисты, полтысячи лет с IX и до конца XV века.

Нам не всегда целенаправленно мешали, но активно не помогали. Отсюда еще одно важное свойство русской внешнеполитической культуры, которое, к сожалению, сейчас не пользуется пониманием на уровне публицистики. Нет понимания, что для России совершенно естественно всегда полагаться лишь на свои собственные силы. И это является неотъемлемым свойством русской внешнеполитической культуры.

Просто мы никогда не ставили свое выживание в зависимость от отношений с кем-либо. От того, поддержит ли нас кто-то или нет. ...Ставить себя в зависимость от союзнических отношений с кем-либо – извините.

Мы умеем быть постоянными союзниками. Мы очень надежные союзники. И в наполеоновские войны, и в Первую, и во Вторую мировую мы подтвердили, что мы – фантастические союзники. Намного более надежные, чем наши европейские соседи.

Но мы не говорим «если нам не помогут, то мы загнемся». Нет, конечно, не загнемся.