Что же знает средний обыватель о целях польской внешней политики? Подытожим вкратце. Польша хочет, чтобы Радослав Сикорский стал генеральным секретарём НАТО, хочет, чтобы Ежи Бузек стал председателем Европарламента, и хочет, чтобы Яцек Сариуш Вольский стал шефом комиссии по международным делам этого же самого парламента. Это не конец нашего списка пожеланий – мы ещё хотим, чтобы шефом комиссии по финансам и экономике стал Януш Левандовский. А секретарём Совета Европы – Влодзимеж Цимошевич. Кроме того, мы хотим, чтобы американцы разместили в Польше ПРО. Причина этой мечты не военная, так как ПРО не будет защищать нашу страну (а совсем наоборот), а только США. Речь, стало быть, идёт о вещах чисто психологических – с американской ПРО на своей земле мы будем чувствовать себя более важными для американцев (по крайней мере, нам так кажется) и разозлим русских. Мы также хотим, чтобы в НАТО были приняты Грузия и Украина, и чтобы это тоже – скажем честно – злило Россию. То есть мы хотим, чтобы НАТО поступало так, как мы хотим.

То же самое с Европейским Союзом – и здесь мы хотим, чтобы Евросоюз вмешивался в наши споры с Россией, и чтобы именно мы занимались восточной политикой Евросоюза. Отчего другие должны прислушиваться к нам в этих вопросах – на это никто предусмотрительно не даёт ответа. Кроме того, если речь идет о Евросоюзе, то не вполне ясно, какого Евросоюза мы бы для себя желали. Потому что, с одной стороны, премьер и его министр иностранных дел подчёркивают, что во время кризиса необходимо укрепление европейских связей, европейская солидарность. А с другой стороны президент Лех Качиньский не хочет подписать Лиссабонский договор, несмотря на то, что его ратификация уже прошла через парламент.

Ну да, ещё есть германский вопрос, где густой тенью ложится на наши взаимные отношения проблема Центра против выселений и Эрики Штейнбах. Победа над госпожой Штейнбах - это,  кажется, одна из приоритетных политических целей. Реальны ли эти цели? И серьёзны ли эти цели? Складываются ли они в какое-то логическое целое? Вытекают ли они из анализа международной ситуации? Из определения стратегических интересов Польши? Это риторические вопросы. Все эти "цели" польской политики объединяет одно: они отвечают потребностям нашей внутренней политики. Потребностям читателя желтой прессы. Мол,  вот ужо мы покажем русским. А немцы с нами не считаются. А мы крутые. А наши люди борются за важные должности (ведь это – суррогат пребывания в салонах, поражения же мы объясняем тем, что снова все против нас сговорились, а значит, нужно более решительно...). Дожили мы до таких времен, что польская внешняя политика, её образ кроится на потребу польского мещанина. И тратим время и средства на третьестепенные дела.

Миф и реальность

Польская публицистика любит хвалиться тем, какое окно на восток мы представляем собой для Евросоюза. Но это может служить только для улучшения собственного самочувствия – ведь не мы, а Германия стала европейским окном на восток, это она формирует восточную политику. Уж промолчим об особых отношениях между Владимиром Путиным и Герхардом Шрёдером – но не забудем, что благодаря им немецкие фирмы инвестировали в Россию миллиарды евро, и что в этой стране работают тысячи немецких менеджеров, инженеров, различных специалистов.

Немцы работают также на Украине и в Белоруссии. Их не смущает президент Лукашенко, с его администрацией они развивают политические контакты, недавно состоялась встреча министров иностранных дел обеих стран. А Польша во всей этой игре остаётся где-то на обочине. И вдобавок – с не самой лучшей репутацией государства, одержимого идеей ослабления России. Даже ценой собственной безопасности. Классическим примером стала недавняя дискуссия, посвященная антиракетному щиту, который должен был быть установлен в Польше. Известно, что ПРО не будет защищать территорию Польши, а только территорию Соединённых Штатов. Известно и то, что в ответ на эту установку Россия разместит вокруг Польши ракеты, нацеленные на нашу страну. И чем мы тогда ответим? В наших ли интересах выбрасывать деньги на очередные ракеты только затем, чтобы посоревноваться в этой области с Россией?  Тем временем этот сценарий – Польша как фронтовая страна, передовая линия возможной схватки – был с восторгом воспринят большинством польских публицистов.

Наверное, сейчас они будут проливать горькие слёзы – ведь шансы на то, что США решатся на реализацию этой программы, минимальны. У Америки на это нет денег. Парадоксально, Россия тоже не торопится играть мускулами. Когда нефть стоила 150 долларов за баррель, можно было планировать восстановление империи. Но когда она стоит 50 долларов, то есть меньше стоимости добычи, мир меняется.

Новый свет, примирение с которым даётся Польше с таким большим трудом – это уже не мир консервативной Америки, которая, как шериф, наводит порядок. А мы, как маленький помощник шерифа, можем на момент почувствовать себя важными. Сегодняшний мир – это территория, где Америка, Евросоюз и Россия ищут путей к кооперации - ведь трудности есть у всех. А это как раз идёт вразрез со всем тем, что делала Польша в последние годы. Когда мы трудолюбиво пытались делить Европу на "старую" и "новую", на Восток и Запад, и когда мы хотели быть антироссийским оплотом Запада.

Сегодня мы расплачиваемся по счетам за все эти скандалы. Братья Качиньские охотно рассказывают, что при них Польша играла жёстко и была уважаема. Только вот эффект этой "жёсткой игры" был нулевой. Ничего Польша не добилась, зато создала себе репутацию дикой и непредсказуемой страны. Особенно в общественном мнении западных стран.

Сегодня правительство, видя надвигающийся кризис, декларирует, что хочет защищать единство Европы, не хочет допустить, чтобы она разделилась на богатых и бедных, много говорит о европейской солидарности. Это всё правильные слова – только имеют ли они значение, когда произносятся от имени страны, которая не ратифицировала Лиссабонский договор, и важный представитель которой кричал о немецко-российском сотрудничестве, что это пакт Риббентропа-Молотова? Увы, ценность их невелика. Конечно, можно было бы их усилить – но это потребовало бы критического взгляда на недавнее прошлое и публичной верификации ранее провозглашённых тезисов. По силам ли это нынешнему правительству?

Кресломания

В этом можно усомниться– команда Дональда Туска лавирует между реальностью и "правой" политкорректностью. Примером может служить ПРО (прошу прощения, что снова к ней возвращаюсь, но это не моя навязчивая идея, а "правых" сил) – справедливости ради стоило бы признать, что это был плохой замысел, что реализовывать его нельзя, и что мы от него отказываемся – и американцы, и мы. Впрочем, американцы об этом уже говорят. А мы? Вот сообщение, что в Европу приезжает президент Обама.  Нет, не в Польшу, эта страна в списке Демократов находится где-то в конце, а в Прагу. И там с ним при случае встретится Дональд Туск. На четверть часа, на 20 минут. И какие темы затронет наш премьер? Да, он будет говорить о ПРО! Потому что он огорчается, что ПРО не будет размещена в Польше. Представим себе эту беседу. Не случится ли так, что в её ходе Обама начнёт смотреть на Туска как на марсианина?

Можно смело биться об заклад, что такое же удивление должен был в последнее время вызывать шеф польского МИДа Радослав Сикорский. Средства массовой информации сообщали о том, что он добивается поста генерального секретаря НАТО, и что его шансы крайне невелики. Сам он говорил, что не выставляет свою кандидатуру, а пресс-секретарь его министерства сообщал, что консультации и меры по этому вопросу предпринимаются. Как это всё объяснить? Наиболее разумным было бы такое объяснение: вся эта акция с выдвижением Сикорского - ловкий пиар, целью которого было формирование его имиджа в глазах телезрителей, смотрящих информационные программы. Особенно менее развитых телезрителей. Только сдаётся, что Сикорский выдвигал свою кандидатуру на самом деле... А если так – то вся эта операция выглядит несерьёзно. Не видно, чтобы у нас в этом были какие-либо союзники, не видно какой-либо стратегии, кроме надежды, что эту должность нам обеспечат американцы. Так можно воспринять недавний визит министра Сикорского в США, незадолго перед саммитом ЕС. Может быть, он счел, что там решаются важнейшие для Польши вопросы, которые требуют нашего присутствия? Ответ на этот вопрос очевиден. Если только не смотреть на него с точки зрения кандидата на пост шефа НАТО. Для него большое значение имеет хорошая репутация в США. Но разыгрывается всё это неудачно. Польша не может добиваться одновременно нескольких важных должностей в европейских структурах и оглашать это публично, так как в результате становится несерьёзным партнером. Такие вещи решаются в тиши кабинетов, в составе каких-то пакетов. Если мы хотим занять все должности, то нас никто не поддержит, ведь это азбука. Значит, нужно заключать какие-то союзы, компромиссы. Только способны ли мы на них? Рассматривают ли другие европейские государства Польшу как нормальную страну, стёрлась ли память о временах премьера Качиньского, когда мы всегда говорили "нет" и применяли  splendid isolation? Этого не узнает самый внимательный зритель, смотрящий информационные программы. Польская публицистика не пытается даже поставить вопрос, почему мы оказались на европейской обочине. И почему у других получается, а у нас нет.

Недавно один из высших правительственных чиновников убеждал меня, что тактика старта на все возможные должности – отличная тактика, потому что таким образом мы заставим Евросоюз заметить нас и наши интересы. А при случае, чего-нибудь мы, в конце концов, добьёмся. Осмелюсь утверждать, что это – тактика отчаяния, ребёнка, который плачем старается обратить на себя внимание. А ведь мы должны стремиться к более важным целям, а не к тому, чтобы кто-то дал нам леденец.

Во время недавних дебатов в Сейме, посвященных внешней политике, министр Сикорский высказал много правильных замечаний и мнений. Он говорил об изменяющемся мире,  о кризисе, который будет обусловливать действия государств (в большей степени, чем терроризм), о том, что основным инструментом внешней политики является поиск консенсуса. "Мы перешли к формированию союза, избегая малоэффективного, но дающего иллюзию морального превосходства выражения наших требований", - говорил он. – "Мы открыты для диалога и для обмена аргументами не только с друзьями и союзниками" (...). "Компромисс – это хлеб насущный дипломатии, которая должна реагировать на вызовы, рождающиеся в мире проблем и угроз, имеющие все оттенки серого цвета. Так же, как отвагу нельзя путать со спесью и апломбом, так и компромисс не является доказательством слабости. В польских дебатах на темы внешней политики слишком часто звучат сильные слова о сервилизме. Тем временем внешняя политика не должна быть ни сильной, ни слабой, она должна быть эффективной".

Жалко, что настолько очевидные слова по-прежнему остаются на бумаге.